Порно - Уэлш Ирвин. Страница 46

— Но мы по-прежнему будем новаторами, — настойчиво продолжает Саймон, — но нам нужно охватить все базовые аспекты, включая анальный секс. Это же не жизнь, Никки, это кино.

Нет. Это жизнь. Это должно смотреться как обычная жизнь. Ебля — это всегда ебля; это, может быть, единственное в нашей жизни, что всегда настоящее.

— Ну да, — говорит Рэб, невольно становясь на сторону Саймона, — мы должны помнить о том, что изображение секса и настоящий секс — это две разные вещи. Порнуха — это просто шоу уродов. Я вот о чем, много ты знаешь народу, который в жизни практикует тройное проникновение?

— Вообще-то немного. Только ты и твои дружки-пидоры в колледже, — говорит Терри.

Рэб игнорирует его реплику и продолжает говорить, он очень хочет, чтобы его поняли правильно:

— Давайте снимем реальную историю про обыкновенных живых людей, которые занимаются обыкновенным сексом. Анальный секс — это уже экстрим, и если девочки не хотят этим заниматься, так и не надо.

— Нет. — Псих качает головой. — Понимаешь, Рэб, все зависит от того, как мы относимся к собственным жопам. Мы полагаем, что если в нашем теле и присутствует бессмертная душа, то она расположена именно в жопе. Вот с чего все начинается. И в этом есть смысл. Именно поэтому в последнее время в нашем обществе и возник культ задницы, всякие шутки на анальные темы, анальный секс, анальные хобби… задница — не мозги, не космос, а именно задница — это наш последний оплот. Если мы революционеры, то только поэтому.

— Но я все равно не хочу, чтобы меня трахали в задницу. — Я смотрю на Урсулу и Мел в поисках поддержки. — Еще раз повторяю, мне это не нравится. Я уже пробовала. Мне такой секс кажется очень болезненным, долгим, нудным и неудобным. Мне нравится трахаться, а не сидеть враскоряку и думать, а сколько еще сантиметров члена поместится у меня в заднице.

— Может, тебе не хватает практики? Некоторые из девочек, которые достаточно долго трахаются в попку, становятся настоящими фанатками этого дела, — говорит Терри.

— Мне совершенно не хочется, чтобы моя задница стала похожа на тоннель под Ла-Маншем, Терри. Я не ханжа, — тут Терри мне подмигивает, — просто это не мое. Я ничего не имею против, но лично я анальным сексом заниматься не хочу, вот и все.

— Ну, что до меня, я не против, могу и в жопу потрахатца, просто не хочетца, чтобы люди об этом знали, — говорит Мелани. — Я вот о чем, есть какие-то фишки, которые не хочетца никому показывать. Типа нужна ж человеку какая-то частная жизнь.

— Ага-ага, я не такая, я жду трамвая, — ржет Терри.

— Ну, Терри, если для тебя это нормально, это твои проблемы. А у девушек все немного по-другому, если ты вдруг не знал.

— Какого черта по-другому, у нас же эра феминизма или хуйли? — Он поворачивается к Рэбу. — Или даже, пожалуй, постфеминизма. Слышь, Биррел, все-таки я иногда слушаю ту байду, которую ты нам паришь.

— Безумно рад это слышать. Саймон хлопает в ладоши:

— Давайте рассуждать так: в этом бизнесе никому не нужна кисейная барышня, которая поет: «Я настоящая леди». Мы хотим услышать: «Да, сэр, я могу и я хочу».

— Все это правильно, Саймон, — улыбаюсь я, — просто у каждого своя песня.

Он открывает бумажник.

— Вот наша песня. — Он показывает мне толстую пачку купюр. Потом демонстрирует афишку какого-то фильма. — И вот. Мы с вами — на передовой. Давайте подумаем. То есть попробуем разобраться, с чего вдруг началось все это анальное наваждение.

— Ну да. Идеальный образ того общества, в котором мы живем: эгоцентризм, люди не видят дальше собственной жопы, — говорю я.

— Нет, дорогуша, все началось с порно. Девочки, что снимаются в порнухе, — вот настоящие первопроходцы. Порнография рулит, поп-культура сосет. Людям нужен секс, насилие, жратва, домашние зверушки, а вечером — подрочить и забыться. Так давайте дадим им секса, много секса. Возьмем телевидение, там одно насилие и унижение, возьмем газеты и журналы, возьмем всю нашу классовую систему, всю зависть и горечь, что так и прут из нашей так называемой культуры: в Британии все хотят посмотреть, как будут ебать других, — говорит он, и сейчас он похож на пришельца из фильма «Близкие контакты с инопланетянами», вот так, в лучах солнца, что пробиваются сквозь жалюзи. — Ладно, все это мы обсудим позже.

Терри хитро смотрит на него и говорит:

— Знаешь, што я тебе скажу, возьми лучше Джину. Она ничего не имеет против того, чтобы ее трахали в жопу.

— Ни за что, Терри, для мальчишников она, может быть, и годится, но у нее совершенно не тот класс. В смысле чтобы сниматься в серьезном кино. Оставь кастинг мне. Я тут случайно встретился с одним парнем, Мики Форрестер его звать, мы с ним давно знакомы, так у него есть сауна. И там работают симпатичные девочки. Так что с актрисами проблем не будет. А Джина нам не нужна, — говорит он, чуть ли не морщась при одном только звуке ее имени.

Терри пожимает плечами:

— Дело твое, но она сказала, что она тебе глаз на жопу натянет, если ты ее не возьмешь, — сообщает он Психу с радостной улыбкой.

Мелани кивает и подтверждает его слова:

— Ага, я бы лично не стала с ней связыватца, круче нее только яйца, сам знаешь. Раз сказала натянет — значит, натянет.

Саймон, Псих, бьет себя по лбу:

— Великолепно. Мне угрожает какая-то старая манда, а мои ведущие актрисы не хотят заниматься анальным сексом. Ладно, можешь передать этой Невесте Бегби, чтобы она отъеблась от меня раз и навсегда.

— Сам ей скажи, — ухмыляется Терри. Я придвигаюсь к Саймону и говорю:

— По поводу кастинга… может, я тоже смогу помочь. Спрошу своих знакомых, может, они согласятся. Девочки, которые в курсе дела, так сказать.

Саймон медленно кивает.

— Мне пора идти, увидимся позже, — говорю я, потому что вижу, что Рэб ждет меня и взгляд у него явно ревнивый.

30. Посылочки

Я снова закинулся каким-то дерьмом, которое должен был отдать Охотнику. Али сказала, что если я снова сорвусь, могу вообще домой не возвращатца, чтобы Энди, типа, не видел папу в таком состоянии. Вообще-то это справедливо, так што я и не стал возвращаться. В последние дни творится всякая херня: Монни, мамаша и Парки, у которого, похоже, вообще чердак сорвало. И что самое голимое — один небольшой рецидивчик, и приходитца платить такую цену. И, главное, чувствуешь: все, ты завязал, совсем завязал, а потом все равно срываешься, когда тебя начинает конкретно ломать. Как будто старая система напоминает тебе обо всем, что ты сделал в прошлом, и говорит: «Извини, парень, но вот тебе еще».

Так что я таки вмазался, в первый раз за несколько дней. Энди в школе, Али, надеюсь, в ближайшие пару часов не вернетца. Так што хата пуста, как Сахара, я сижу в большом старом кресле, кручу свою кассету с «Алабамой-3» и подпеваю вслух. Вижу этого кренделя, Заппу, как наяву. Вот уж кто никогда меня не осудит, што бы я ни сделал. Просматриваю свои записи, ну, из библиотеки. Я ваще-то зашел туда только укрытцца от дождя, а все закончилось тем, что я начал читать книжки про Лейт и даже записи делать. Я так и думал, што Лейт от меня так просто не отцепится, и пришлось мне заниматца всей этой фигней. Включаю телик, вырубаю звук и поливаю цветы, надеясь, что Заппа не выкопал в очередной раз большой куст юкки.

Но день действительно не задался. Потому што раздается звонок в дверь, я иду открывать и буквально охуеваю.

Вот он, собственной персоной, стоит на пороге. А я и не знал, что он вышел, сердце в груди колотитца, как ненормальное, ни хера себе приколы, как сказал бы Псих. Я пару секунд тупо молчу, не знаю, что сказать, потом он улыбаетца, а я наконец нахожу нужные слова:

— Франко, рад тебя видеть, дружище. Когда ты вышел?

— Да уже две недели как, бля, — говорит он, проходя мимо меня в квартиру, а я замечаю, что его каблуки обдирают лак с паркета. Али будет в бешенстве, потому што домовладелец — та еще сварливая тварь. — Но я, бля, времени не терял, разбирался, што тут и как, якшался с одной девочкой. А ты съебался в Шотландию, а, пидор? — спрашивает он меня. — Какого хера ты тут делаешь? — продолжает он, и его лицо становитца совсем мрачным. — По-прежнему сидишь на герыче, мать твою, а?