Порно - Уэлш Ирвин. Страница 51

— Я бы пригласила тебя зайти, Урод, но у нас такой бардак. Бля, да разве в бардаке дело. Джун явно в полном раздрае.

Ее голос звучит так, будто ей действительно необходимо с кем-то поговорить. Я помню, что должен встретиться с Психом и Кузеном Доудом в пабе, но время у меня есть.

— Ну, бардаком меня не напугать, — говорю я, и Джун смотрит на меня так, словно раздумывает, из вежливости я это сказал или нет, а потом, надо думать, решает, что я произнес это искренне.

Вхожу в квартиру, там — свалка одежды и детских игрушек. Башни из грязной посуды в раковине — как будто ее там копили несколько лет. Я ищу место, куда можно поставить пакеты.

Джун трясет, и я предлагаю ей сигарету и даю ей прикурить. Она ставит чайник, но не может найти чистых чашек. Она пытается сполоснуть одну, пытается выдавить в чашку моющее средство, но пузырек пуст — только воздухом пукает. Она достает из пакета с покупками новый пузырек, но ей никак не удается открутить крышку, потому что у нее дрожат руки. Она вдруг начинает рыдать, что, в общем, понятно в таком состоянии.

— Извини, это все мои нервы, здесь все не так… посмотри на эту квартиру. Это разве квартира? А эти дети… я с ними с ума схожу… и мне никто не помогает, я имею в виду, Фрэнк вернулся, но он только раз пришел с ними увидеться, даже ни разу не забрал их к себе! Я себя чувствую как в тюрьме. Вырваться бы отсюда хотя бы на десять минут, надеть красивое платье… украшения… кольца… я уже не могу, Урод, не могу… Я смотрю на горы посуды.

— Ну, я вот что тебе скажу, я тебе помогу, давай хотя бы в кухне вместе уберемся. Тебе сразу же станет легче, я знаю, потому что когда все дерьмово, и сил нет вообще никаких, и ты видишь гору немытой посуды в раковине, это худшее, что может случиться, это совсем беда. Кажется, что вся жизнь вообще не задалась. Но если проблему с кем-нибудь разделить, то у тебя остается уже полпроблемы, а полпроблемы — это уже полегче, да, Джун?

— Да нет, все нормально…

— Эй! — Я надеваю фартук. — Давай тут устроим блицкриг! Джун пытается возражать, но я набрасываюсь на тарелки, а потом и Джун тоже, и мы уже близки к успеху, и все уже сделано, проблема решена, и все снова прекрасно и все возможно. Если в жизни бардак, надо только найти в себе силы начать, и ты его потихонечку разберешь. Понимаешь, брат? Надо просто найти в себе силы начать, и у тебя все получится.

Я помог Джун, и мне самому стало лучше. Нет, правда. Я был как будто под кайфом, словно спидом закинулся, самым крутейшим спидом. Да и Джун вроде стало полегче, ага.

Но когда я прихожу в паб, Псих с Кузеном уже сидят и трындят. Похоже, уже давненько сидят. Кузен Доуд оборачивается ко мне и смотрит.

34. Афера № 18742

Сижу в этом баре, который похож на пещеру, ну, вы знаете, на Бульваре, жду, когда придет этот мудацкий нарк и спасет меня от этого нудного Уиджи с преждевременно поседевшими волосами, тяжелыми чертами лица и глазами, в которых застыла бессмысленная агрессивность, как у козлов на ферме Джорджи. Добро пожаловать обратно в Шотландию, ага. У этого ебаря, Кузена Доуда, этого псевдосаксонца, североевропейца, толстозадого обывателя, недотраханного гуннского ничтожества, этого троглодита-мутанта из трущоб западного берега, еще хватает нахальства цитировать что-то там по-латыни, цитировать — мне, средиземноморскому Человеку Возрождения. Он делает глоток и поднимает свой стакан:

— Urbi et orbi.

— Твое здоровье, similia similibus curatur, — язвительно ухмыляюсь я.

Зрачки кузена Доуда вдруг расширяются, как черные дыры, засасывающие в себя все вокруг.

— Не знаю этого выражения, — говорит он с неподдельным, невъебенным, я бы даже сказал, восхищением. — А это что значит?

Я тоже не знаю, что это значит, но я никогда не признаюсь в этом Кузену Доуду, этому жирному мудаку.

— Вино для опохмелки, — подмигиваю я. — Очень даже подходит к случаю.

Кузен Доуд наклоняет голову и внимательно смотрит на меня.

— Ты, я вижу, человек интеллигентный. Приятно встретить кого-то, кто с тобой на одной волне, — он трясет головой, и у него на лице появляется страдальческое выражение, — а самое грустное, я очень мало встречаю людей, которые со мной на одной волне.

— Как я тебя понимаю. — Я сочувственно киваю.

— Ну вот, скажем, этот твой приятель Урод, прикольный парень, но нет в нем остроты ума. А у тебя, у тебя это есть. — Он постукивает указательным пальцем по виску. — Да, Урод говорит, что ты типа фильмы снимаешь и все такое.

Странно, что Мерфи отрекомендовал меня так положительно. Не порнушка, а фильмы — не меньше. Меня это прикалывает и настраивает на несколько сентиментальный лад. Мне даже приходит в голову, что я был, наверное, слишком жесток к моему приятелю с липкими пальцами.

— Ну, мы пытаемся что-то сделать, Доуд. Как говорится: ars longa, vita brevis.

— Искусство вечно, время коротко, о, одно из моих любимых, — кивает он и улыбается по все тридцать два зуба.

И тут наконец подгребает Мерфи, и вид у него малость странный. Когда Доуд уходит отлить, я позволяю себе скорчить недовольную мину.

— Еб твою мать, где ты шлялся? У нас нету времени бегать до Типперери и обратно. Пришлось тут сидеть и выслушивать этого мудака. А он кого хочешь своей болтовней заебет!

Но он, похоже, чертовски доволен собой.

— Ну, я ниче не мог поделать, брат, я там Джун встретил. Помог ей убраться, так нада было, понимаешь?

— Ага, — понимающе киваю я. Вообще-то мне следовало догадаться. Этот Урод вообще не способен противиться никаким искушениям, он по жизни такой, а я тут типа в отчаянном положении, пока он там с Джун тусуется. Лично я бы о ней и не вспомнил, тем более у нее дети, и вид у нее слишком замотанный и поблекший, хотя, все-таки надо быть справедливым, при такой жизни кто угодно поблекнет.

— Ну, и как там Джун? — спрашиваю я, сам не знаю почему. Ну, в смысле, мне в общем-то наплевать.

Урод складывает губы в трубочку и выдыхает воздух с вульгарным и слишком громким звуком, как будто он пернул. Это, наверное, означает некоторое смущение.

— Выглядит она ужасно, если честно, брат, — говорит он, и тут Кузен Доуд возвращается из сортира и делает заказ по второму кругу.

— Да уж, готов поспорить, — киваю я, — и все мы знаем почему.

Доуд поднимает стакан лагера и чокается с Уродом.

— Здорово, Урод! Твое здоровье.

Потом он повторяет это упражнение со мной, и я изображаю фальшиво-дружелюбную ухмылочку.

Во мне растет раздражение насчет всей этой компашки, и я улыбаюсь молодой барменше своей лучезарной улыбкой, которая, будь я помоложе, конечно, заставила бы се бессознательно поправить волосы. А теперь все, что я получаю в ответ, — безразличное движение уголком рта.

Мы обходим еще несколько баров и направляемся в город, а там случайно заходим в знаменитое «Сити Кафе» на Блэйр-стрит, я там раньше всегда тусовался, в прежние времена. Я замечаю бильярдные столы, раньше их не было. А теперь вот поставили — привлекать простофиль. Меня уже окончательно задолбало жужжание Кузена Доуда, так что я просто счастлив увидеть Мики Форрестера, который подходит к нам с совершенно дебильной с виду, но весьма сексуальной блядюшкой на прицепе.

Я, наверное, получу почетное звание Мистер Сама Популярность в «Сити Кафе», я реально поднял им качество клиентской базы. У меня на буксире — самая что ни на есть наркоманская рожа из Лейта, Хан из Уиджи, а теперь еще и паршивый Форрестер, одетый в какие-то лохмотья с претензией на стиль. Мне вдруг кажется, что я стал героем какого-то дешевого сериала. В общем, к закрытию заведения бармена гарантированно хватит кондратий.

— Это Мики Форрестер, — говорю я Доуду. — У него доля в паре саун, так что он управляет конюшней весьма аппетитных лошадок, которые трудятся в поте лица. Он их подсаживает на героин, чтобы у них был стимул работать, в смысле, себе на дозу.

Доуд поворачивается и кивает, глядя на Мики с легким неодобрением и завистью пополам.