Порно - Уэлш Ирвин. Страница 74

— Я скажу те, что правильно, а что неправильно, детка, — говорит он, показывая на деваху. Она сидит, тихо всхлипывает, потирает ушибленную грудь. — Грязные потаскушки, которым, блядь, необходимо помыться! Вот это неправильно, да. Так вот ей и помывка, нах!

И он ссыт ей на волосы, грязной и затхлой пивной мочой, брат. А она даже не двигается и вообще ничего такого, просто сидит на месте и плачет. Она такая трогательная и жалкая, даже как будто и не человек, а так, не пойми чего, и я типа думаю, уж не таким ли и я кажусь со стороны, когда я, ну, реально обдолбанный и все такое? Одинокий спортсмен, весь в белом, пробегает мимо нас, смотрит, потом быстренько разворачивается и убегает прочь, не сбиваясь с ритма. Слышно, как парни со стройки кричат друг на друга. Да, Чиззи — та еще скотина, все это знают. Любому, кто бы сделал то, что сделал он… но Чиззи в свое время постарался. Заплатил свои долги обществу и все такое. Но мне прямо стыдно становится, что я вот с ним вроде как вместе. Нашел, с кем затусоваться, бля.

Меня словно пыльным мешком прибило. Выходит, что и я тоже — мерзкий ублюдок и все такое. Вот только нету у меня злобы… ну, злорадства какого-то, чтобы совсем уже было по-скотски. Как и у большинства людей в этом мире, моя мерзостность — она такая, типа, пассивная, что-то вроде мерзостности по недомыслию, не из-за того, что я делаю, а из-за того, что я вообще ничего не делаю, потому что на самом деле мне на всех наплевать, чтобы вмешиваться во что-то, ну, кроме разве что тех людей, которых я хорошо знаю. Чиззи, ну, он опасный псих, чтобы с ним водиться, но он был моим товарищем в тюрьме, и он дал мне наводку на скачках, и это тоже считается… потому что я повезу Али и Энди в Диснейленд, и все у нас будет хорошо, и это все — только благодаря Чиззи.

Мы с Чиззи уходим, идем через парк к выходу на Эббей-хилл, и прямиком — в паб. Глупая телка сидит на месте, глотает сопли, и я оборачиваюсь, чтобы взглянуть на нее на прощание, потому что она уже там, где я сам когда-нибудь буду, брат, я это знаю, однажды Али меня бросит, и это будет конец… на самом деле она уже меня бросила, так что, может быть, вот оно… но нет, потому что у меня есть деньги, и я опять веду себя с ней, как надо, и у меня есть моя книга о Лейте, и мы собираемся в Диснейленд, брат…

Заходим в паб, и я типа говорю Чиззи, что он неправильно себя вел, а он отвечает:

— Не надо жалеть этих придурков. Вот в чем твоя проблема, Урод. Ты слишком добр к дуракам. Типы вроде тебя считают, что если каждый будет любить всех, блядь, несчастненьких и убогих, то все в результате будет хорошо, но так не бывает. И знаешь почему, детка? — Его лицо в нескольких дюймах от моего, но я все равно различаю с трудом. — Знаешь почему? Потому что они позволяют ссать себе на голову, вот почему. Запомни мои слова.

Меня чуток отпустило, и в кармане — солидная пачка бабла. Но что-то в лице Чиззи меня нервирует. На самом деле это никак не связано с тем, что он сказал или сделал с той женщиной, или еще с чем-то. Просто мне очень не нравится эта его манера, когда он вроде бы поднимает брови и пристально смотрит на тебя, а потом откидывает голову назад. И я уже знаю, что сейчас будет. Да и он тоже знает.

Я чиста с размаху бью его в морду и думаю, что промахнулся, потому что я ничего не почувствовал, но потом вижу, как у него кровь хлещет из носа, и слышу крики вокруг нас.

Чиззи закрывает лицо руками, потом поднимается, он стоит на ногах и берет в руки стакан, и пиво проливается. Я тоже встаю и все такое, и он замахивается на меня, но — мимо, и бармен орет на нас. Чиззи бросает стакан, но бармен визжит:

— ПОШЛИ ВОООН!

И я направляюсь на улицу, но останавливаюсь и думаю; я не собираюсь выходить вместе с Чиззи, ни за что, брат, без мазы, так что я останавливаюсь перед дверью и пропускаю его вперед. Когда он выходит, я захлопываю за ним дверь паба и закрываю ее на замок. Чиззи пинает дверь, рвется обратно, но уже подошли два бармена, и они открывают дверь и кричат, чтобы он убирался отсюда на хуй. Чиззи пытается прорваться внутрь, но один из барменов хватает его, и Чиззи дает ему в морду. Этот парень и Чиззи лупят друг друга, а другой парень хватает меня и вышвыривает вон. И вот уже вроде как мы с Чиззи вместе против парней из паба, что, типа, легко для этих молодцов, потому что Чиззи пьяный, а я пьяный и обдолбанный в ноль, так что я сейчас не в состоянии нормально драться. В общем, мы еще пару минут помахались, а потом бармены ушли внутрь, а мы с Чиззи остались расплющенными на тротуаре.

Мы поднимаемся и идем вдоль по улице, на некотором расстоянии друг от друга, но при этом кричим и материм друг друга на чем свет стоит. Потом мы типа миримся и пытаемся продолжить пить. Нас не обслуживают ни в одном пабе, кроме этого вшивого крысятника, куда любого пускают, будь ты хоть псих ненормальный, пьяный в жопу, избитый и весь в крови. На каком-то этапе я типа отрубаюсь, а когда прихожу в себя, я понимаю, что Чиззи уже рядом нет. Я встаю, иду к выходу — это где-то на Эббей-хилл, только я толком не понимаю где.

— АЛИСОН! А-ЛИ-СООООН… — слышу я чей-то крик, а маленькие дети, что играют на улице, смотрят на меня, ну, настороженно, и я поскальзываюсь, и падаю вниз с нескольких ступенек, и поднимаюсь, держась за перила. Крик доносится снова, и только тут до меня доходит, что это кричу я сам.

Я иду, шатаясь, вниз к Роззи Плейс, минуя большие красные дома на пути к улице Пасхи, и продолжаю кричать, как будто у меня два мозга: один думает, а другой кричит.

Две девчонки в топах с эмблемой «Хибсов» проходят мимо, и одна из них говорит:

— Заткнись, ты, придурок.

— Я собираюсь в Диснейленд, — говорю я им.

— Я думаю, ты уже там, дружок, — отвечает мне кто-то из них.

46. Афера № 18749

Никки — просто богиня. Я наблюдал за ней; она знает, как играть людьми, как заставить их чувствовать себя особенными. Например, она не спрашивает тебя, хочешь ли ты курить, она говорит, «Может быть, вместе покурим?» Или: «А не выпить ли нам вина?» И вино всегда красное, никогда не белое. Это и отличает шикарную птичку от ужасной манчестерской смеси Файфа и Эссекса [12] с их пошлым белым вином. «А не попить ли нам чаю? Я сейчас сделаю», или «Я бы хотела послушать „Биттлз“. Вместе с тобой. Норвежский лес. Это было бы су-упер», или «А почему бы нам обоим не переодеться во что-то новое?»

В нашей финансовой афере она продвигается лучше меня, а я уже, честно сказать, начинаю слегка беспокоиться. Прогресса пока не видно. Но съемки идут хорошо, хотя вчера я удостоился сомнительной чести снимать Мики Форрестера, которому Ванда делает минет в лифте на Мартелло Корт. Брайан Куллен, старый приятель из Лейта, работает охранником в самой высокой башне Эдинбурга, то есть в Мартелло Корт, я про нее говорю, а не про тощий член Мики. Тем не менее на так мы разделались с братом номер четыре.

В общем, я весь издергался из-за этой аферы, но, к счастью, мои молитвы были услышаны, и мне звонит Скрил.

— Все в порядке, мой мальчик, — говорит он, а я пытаюсь не чихнуть, чтобы не пропала даром большая дорожка кокаина, которую я только что втянул. В последнее время у меня перманентный насморк. Хрен чего в себе удержишь. Когда я продуваю свой клюв, на платке остается больше, чем попадает в легкие. Мой нос уже никуда не годится, мне нужна трубка.

— Скрил. Я только что о тебе думал, дружище. Говорил себе: Скрил, мой кореш из Глазго, вот это парень. Никогда меня не подводил. Есть какие-то новости, а?

— Чем ты там обдолбался, Псих?

— А что, это настолько заметно? — хихикаю я. — Кокаин это. Лучший кокс. Я, видишь ли, заодно с Сатаной в разрушительном, медленном и дорогом путешествии в ад.

— Ага-ага. В общем, так. Телку, которая тебе нужна, зовут Ширли Дункан. Это такая жирная маленькая цыпочка, живет с мамой в Гованхилл. Парня нет. Тихоня. Они с подружками регулярно выпивают по пятницам после работы в «Баре № 1». То есть сегодня она там будет.