Экстази - Уэлш Ирвин. Страница 46

— Да не может быть, чтобы ты был за таких парней. Ерунда это все.

— Нет, я и в самом деле за парней. Целиком за — Ллойд, Ллойд из Лита, тот, что никогда не трахал своей сестры; целиком и полностью за Ричарда и Роберта из Глазго… славного города Глеска…

— Ты же вроде говорил, что их не знаешь? — Обиженное лицо Красного Песчаника вытягивается в мою сторону, окруженное какофонией лязгов и стуков и мигающего пульсирующего света…

— Я знаю их лишь как Ричарда и Роберта — вот и все, друг. Пару раз чесал языком с ребятами в чилаутах и тому подобное. И все на этом… слушай, мне полный п-ц. Я, может, сейчас умру. Мне надо либо голову куда-нибудь приложить, либо еще Сол…

И Сол, и Дайкири, и Лонг Айленд Айс Ти пусты, и я не помню, кто их все выпил, точно не я то есть…

Мужик отваливает расставлять столы в ресторане. Я лезу через мойку, по каким-то грязным тарелкам и просто сползаю, как угорь, из открытого окна, падая на какие-то мешки, полные мусора, и скатываюсь в сухую сточную яму посреди зацементированного заднего дворика. Пытаюсь встать на ноги, но никак, и я ползу к зеленым воротам. Я знаю только, что должен идти, продолжать движение, и я порвал уже штаны и колено поцарапал и вижу свежую пульсирующую рану, похожую на разрезанную клубничину, и вот я уже на ногах, что странно: я ведь не помню, как вставал, и я иду по оживленной улице — может, по Грейт Вестерн или по Байрез, или, может, по Дамбартон, и я не вижу, куда иду, должно быть, домой, но точно, блин, не туда, не на квартиру к Стиво.

Солнце встает над кварталами. Я сейчас прямо полечу в него.

Кричу, обращаясь к людям на улице, двум девчонкам. Я говорю им:

— Солнце, видите, я сейчас полечу прямо в него.

Они ничего не отвечают и даже не обращают внимания на то, как я взмываюсь ввысь из этого мира, его затасканных, банальных подлостей, и лечу прямо в этого огромного золотого ублюдка в небесах.

11. Хедер

Мне кажется, что меня привлекала в Хью его преданность делу. Будучи студентом, он обладал невероятной преданностью делу. Но это его качество изменилось, можно сказать, эволюционировало с годами. Как же менялась преданность Хью?

Имя: Студент Хью

Предан делу освобождения трудящихся от ужасов капитализма

Имя: Безработный выпускник Хью Предан делу борьбы за сохранение рабочих мест трудящимися, но при этом не за смену системы

Имя: Новичок-на-служебной-лестнице Служащий Хью Предан делу защиты и улучшения услуг для трудящихся

Имя: Супервайзер Хью

Предан делу оптимизации качества услуг для потребителей этих услуг

Имя: Менеджер госсектора Хью

Предан делу предоставления высококачественных услуг путем повышения экономичности и снижения расходов. (На деле это означало увольнения многих трудящихся, предоставляющих эти услуги, но если это шло на пользу большинства их пользователей, то цена оправдывала подобные меры.)

Имя: Менеджер частного сектора Хью Предан делу максимизации прибыли за счет экономии, эффективного распределения ресурсов и выхода на новые рынки.

— Но мы же слегка продвинулись с тысяча девятьсот восемьдесят четвертого, Хедер, — улыбается он мне, выглядывая из-за своей Индепендент.

А вот кому пришлось меняться для сохранения имени, так это невинным. А у Хью «окончательный анализ» превратился в «точку отсчета». Семантика имеет значение. Банальные лозунги революции и сопротивления обернулись еще более банальной фразеологией бизнес-эффективности, финансового учета и спорта, — точки отсчета, движущиеся штанги, прикрытие базы, уровневые поля…

Где — то по дороге были похоронены и наши мечты. Может, революционные лозунги и были наивностью, но, по крайней мере, мы готовились к чему-то большому, к чему-то важному. Теперь наши горизонты стали такими узкими. Мне этого мало. Некоторые вполне довольны и этим, -пусть будут довольны. Но мне этого просто мало.

Мне мало, потому что мне уже почти двадцать восемь, а оргазма долбаного у меня уже четыре года как не было. Все эти четыре года он выпаливал в меня свой обойный клей, потребляя меня, пока я лежала, мечтая о потреблении.

И пока он трахает меня, я составляю в уме свой список:

сахар

джем

хлеб

молоко

фасоль

рис

приправы

пицца

вино

помидоры

лук

зеленые перцы

…а потом, потом я сделала кое-что совершенно провидческое: я прекратила потреблять ради самого потребления.

Жир начал опадать с моего тела. Он начал спадать с моих мозгов. Все стало легче. Началом послужили мои фантазии о нормальном трахе. Затем о том, как я всех их пошлю на… Я начала читать книги. Я начала слушать музыку. Я начала смотреть телевизор. Вдруг я поняла, что снова думаю головой. Я пыталась это прекратить, потому что мне только становилось больно. Но не смогла.

Когда все это переполняет твою голову, оно неизбежно выплескивается и в твою жизнь. Если этого не происходит, тебя может раздавить. Я не позволю себя раздавить.

12. Ллойд

Не сразу, не сразу мы попали снова в Соупдодж сити. Кислота, приятель, на хрен, на хрен, больше никогда, никогда, то есть, по крайней мере, до следующего раза. Приезжаю домой, а у дверей меня уже встречает Злобная Сучка.

— Где шлялся? — обвинительным тоном спрашивает она. Слишком, блин, ревнивой становится эта Сучка.

— Глазго, — отвечаю я.

— А зачем? — продолжает допрос она.

— Вечерина Слэма на пароме Ренфрю, — лгу я ей. Зачем Сучке знать обо всех моих похождениях…

— Ну и как?

— Нормально, — отвечаю я.

— У меня еще есть «птички» тебе на продажу, только они дома остались, — говорит она.

Офигенно. Еще дерьмового экстази на продажу. Моя репутация скоро так подмочится, что люди будут покупать себе химию у шотландских да ньюкасльских пивоваров. Те таблетки я у Стиво так и оставил, тот, конечно, ни на что особенно не рассчитывал, но сказал, что попробует кому-нибудь их сбагрить.

— Ладно. Зайду попозже, — говорю я ей. Я хотел лишь одного — попасть к себе, выпить чашку чая и курнуть. И тут я вспоминаю, что оставил свою дудку в Соупдодж сити, вместе с таблетками. — У тебя дунуть есть? Мне очень надо дунуть. Так устал от этой поездочки. Челюсть сводит, будто сломанная. Мне необходимо расслабиться. Даже какие-нибудь транки долбаные подойдут. Мне нужно хотя бы что-нибудь. Мне нужно, и точка, блин.

— Ага, есть и гаш, и дудка, — говорит она.

— Ладно, тогда провожу тебя до дома.

Идем к Злобной Сучке, а там уже Соло, а также парочка приятелей по имени Монтс и Джаско. Соло начинает говорить со мной, а я ни хрена не понимаю. Будто он медленно выдавливает слова по слогам через свой длинный нос. Сучка пошла на кухню чайник поставить и дудок принести, а Монтс встал за спиной Соло с ядовитой ухмылкой и начал языком в щеке ворочать, будто хуй сосет. Они с Джаско, будто пара стервятников, кружащих над большим раненым зверем. Мне стало от этого грустно и жалко Соло. Все это напомнило мне сцену из фильма о Мухаммеде Али, который я смотрел по телеку, где он теряет свою живучесть, разбитый Паркинсоном, возможно, полученным в результате одного из боев. Злобная Сучка, когда вошла, была похожа на Дона Кинга, у которого страсть к манипуляции проглядывает даже в улыбке неподдельной радости.

— Ну, так ты отвезешь за меня товар Абдабу? — спрашивает она.

— Отвезу, отвезу, — отвечаю я. Абдаб — мой старый дружок в Ньюкасле. Сучка снабжала его товаром, а я возил. Мне не светило, конечно, туда только за этим ехать. И я согласился лишь потому, что хотелось повидаться с Абдабом и его джордивскими дружками да сходить куда-нибудь проветриться. Ньюкасл мне всегда нравился. Джор-ди — те же шотландцы, и не их вина, что их так англичане испоганили, бедняг.

Джаско начинает надо мной прикалываться. Обычно он — ничего мужик, но в последнее время что-то наглеет. Слишком много наркоты, по-видимому.