Новые центурионы - Уэмбо Джозеф. Страница 16

Раздались бурные аплодисменты. Гусу от них стало не по себе.

— А которая из шлюх так поработала? — выкрикнул Леони.

— Назвалась Тэмми Рендольф. Кто-нибудь ее знает?

— Она крутилась обычно между Двадцать первой и Западной, — сказал Кильвинский, и Гус вновь оглядел оценивающе своего партнера. Тот походил скорее на доктора, чем на полицейского. Прежде Гус замечал, что у полицейских со стажем образуются суровые складки у рта, а глаза — глаза их не столько смотрят, сколько следят, наблюдают, словно заранее ждут какой-нибудь пакости. Должно быть, мне это только пригрезилось, решил он.

— И как она его прикончила? — спросил Лафитт.

— Вы никогда не поверите, — сказал О'Тул, — но старый живодер на сегодняшнем вскрытии утверждал, что она умудрилась сделать пробоину в аорте лезвием в три с половиной дюйма! Так крепко ткнула его в бок своим карманным ножичком, что сломала ему ребро и продырявила аорту. Как только чертовой бабе это удалось?

— Ты просто не видал Тэмми Рендольф, — тихо сказал Кильвинский. — Сто девяносто фунтов драчливости и похоти. Одна из тех, что прошлым летом едва не вышибли дух из сотрудника полиции нравов, помните?

— О, неужто та самая сучка? — спросил Бриджет. — Что ж, пришив Корнелиуса Арпса, ту свою вину она загладила.

— Что же ты не намекнул лейтенанту заодно со мной объявить благодарность и ей? — спросил Мэттьюз, вызвав всеобщий смех.

— Разыскивается подозреваемый, покушение на убийство, статья два-одиннадцать, — сказал О'Тул. — Кэлвин Таббс, мужчина, негр, родился шестого двенадцатого тридцать пятого, рост пять футов десять дюймов, вес сто восемьдесят пять фунтов, брюнет, глаза карие, среднего телосложения, завивает волосы, пышные усы, имеет «форд» с откидным верхом образца пятьдесят девятого года, цвет белый с темно-бордовым, номер JVD-173.

Болтается обычно здесь, в Университетском округе, на углу Нормандии и Адаме, а также Адаме и Западной. Ограбил водителя хлебовозки да еще и от нечего делать стрелял в него, чтоб поразвлечься. Проходил по шести другим делам — все хлебовозки. Теперь, ребята, у вас появился шанс оплатить этой ослиной заднице долг сполна.

— Ну прямо-таки спасу нет от этих грабителей хлебовозок да автобусов, верно? — сказал Мэттьюз.

— Вот именно, — сказал О'Тул, глядя поверх очков. — Ради вашей же пользы, новички, хорошо бы вас предупредить: в этой части города ездить в автобусе совсем не безопасно. Чуть ли не каждый день вооруженные бандиты какой-то из них угоняют, а иногда грабят и пассажиров. Так что, если у вас по дороге на работу лопнет шина, пользуйтесь услугами такси. Здесь сильно достается и водителям хлебовозок, и уличным торговцам. Я знаю шофера такой хлебовозки, которого за один только год ограбили более двадцати раз.

— Этот парень, видать, профессиональная жертва, — сказал Леони.

— Пожалуй, теперь ему их искать сподручнее, чем самим сыщикам по кражам, — сказал Мэттьюз.

Гус мельком взглянул на обоих чернокожих полицейских, сидевших рядышком впереди, но увидел, что смеются они наравне с остальными, не испытывая, похоже, никакой неловкости. Гус знал, что все эти «в наших краях» да «в этой части города» обозначают негритянские кварталы, а потому ему было любопытно, задевают ли их лично такого рода шутки и остроты, сказанные по поводу совершенных преступлений. Ему пришлось сделать вывод, что, должно быть, они уже свыклись с этим.

— Недавно произошло занятнейшее убийство, — так же монотонно продолжал О'Тул. — Семейная ссора. Какой-то пижон назвал свою старуху нищей толстозадой подстилкой, а она взяла да и пальнула в него пару раз, а он сорвался с балкона и сломал себе ногу, а она вбежала в дом, схватила кухонный нож, вернулась и принялась пилить в том самом месте, откуда торчала искромсанная кость. К моменту, когда подоспела туда первая дежурная машина, нога уже была почти отрезана. Мне рассказывали, что невозможно было сделать обычный анализ крови. В жилах парня ее попросту не осталось. Пришлось брать из селезенки.

— Интересно, она и впрямь была толстозадой подстилкой? — спросил Леони.

— Кстати, — вспомнил сержант Бриджет, — кому из вас знакома старушка по имени Элис Хоккингтон? Проживает на Двадцать восьмой улице недалеко от Хуверовской фирмы по производству пылесосов?

Никто не отозвался, и Бриджет пояснил:

— Она позвонила прошлой ночью и сказала, что на той неделе к ней приезжала машина, вызов касался какого-то проходимца. Так чья же это была машина?

— А зачем тебе? — раздался бас с последнего стола.

— Черт бы побрал этих подозрительных «легашей», — сказал Бриджет, качая головой. — Ну и крепкая же у вас резьба, парни! Я только собирался сообщить, что старая дева скончалась, отписав десять тысяч долларов распрекрасному полицейскому, спровадившему какого-то бродягу. И теперь никто не желает колоться?

— То был я, сержант, — сказал Леони.

— Брехня, — сказал Мэттьюз, — то были мы с Кавано.

Остальные рассмеялись, а Бриджет сказал:

— Короче, старая дева и впрямь звонила прошлой ночью. Правда, она не умерла, но уже подумывает об этом. Она сказала: ей хотелось бы, чтобы тот красивый, высокий и молодой полицейский с черными усами (по описанию очень похож на тебя, Лафитт) заезжал к ней каждый раз после обеда и проверял, не лежит ли на пороге вечерняя газета. Если к пяти часам она все еще там, значит, старушка мертва, и тебе нужно взломать дверь. Она сказала, что переживает за свою собаку.

— Боится, что та сдохнет с голоду, или боится, что та с голоду не сдохнет? — спросил Лафитт.

— Отзывчивость этих ребят в самом деле трогательна, — сказал Бриджет.

— Могу я продолжать перечень происшествий, или я вам уже порядком поднадоел? — подал голос О'Тул. — Попытка изнасилования, одиннадцать ноль-ноль, прошлой ночью, Тридцать седьмой западный микрорайон, дом триста шестьдесят девять. Преступник разбудил потерпевшую, зажав ей рот рукой, и сказал: не двигайся. Я люблю тебя и хочу тебе это доказать. И держа на весу, так, чтобы ей было видно, револьвер с двухдюймовым стволом, ласкал ее прелести. Преступник был одет в костюм синего цвета…

— Синий костюм? — переспросил Лафитт. — Ну прямо как полицейский.

— …был одет в костюм синего цвета и светлую рубашку, — продолжал О'Тул. — Мужчина, негр, возраст двадцать восемь — тридцать, рост шесть футов два дюйма, вес сто девяносто фунтов, брюнет, глаза карие, телосложение среднее.

— По приметам — точная копия Глэдстоуна. Думаю, с этим мы быстро разберемся, — сказал Лафитт.

— Потерпевшая заорала во всю глотку, и преступник выпрыгнул в окно.

Замечено, как он садился в желтый автомобиль одной из последних моделей.

Тот был припаркован где-то в районе Хувера.

— Какая у тебя машина, Глэдстоун? — поинтересовался Лафитт, и огромный негр-полицейский обернулся к нему с ухмылкой:

— Будь то я, она б не кричала.

— Будь я проклят, коли это не так, — вмешался Мэттьюз. — Однажды, еще в академии, я видел Глэда в душевой. Там была бы уже иная статья: атака с использованием смертоносного оружия.

— Атака с использованием дружественного оружия, — уточнил Глэдстоун.

— А теперь — за работу, — сказал сержант Бриджет.

Гуса радовало, что обошлось без инспекций, он отнюдь не был уверен, что его пуговицы выдержат проверку. Теперь оставалось гадать, как часто вообще здесь, в дивизионах, случаются инспекции. Судя по окружавшим его мундирам, обнаруживавшим явное свое несоответствие академическим стандартам, тут с этим не слишком усердствуют. Он подумал, что за этими стенами все будет куда проще. А скоро куда проще сделается и ему самому. Все это станет его жизнью.

С блокнотом в руках Гус встал в нескольких шагах от Кильвинского и, когда тот обернулся, улыбнулся ему, представился:

— Гус Плибсли, — и пожал широкую и гладкую ладонь Кильвинского.

— Можешь звать меня Энди, — сказал Кильвинский, глядя на Гуса сверху вниз с легкой усмешкой. Шесть футов четыре дюйма, никак не меньше, решил тот про себя.