Новые центурионы - Уэмбо Джозеф. Страница 68

Мысли Роя обратились к матери — пара рук, молитвенно сложенных рук, влажных рук, рук говорящих и умоляющих: «Рой, Рой, мы больше тебя не увидим, когда же ты уедешь из того города и вернешься в родной дом? Рой!»

Потом он подумал о Бекки, и сердце его учащенно забилось. О ней он может размышлять целиком, как о личности. Он увидел ее бегущей стремглав ему навстречу, счастливой оттого, что он пришел. И недели не проходило, чтобы он ее не навестил, к черту Дороти и ее жениха-подкаблучника! — он не пропустит ни одного уик-энда, чтобы не повидать свою Бекки. Никогда. Он будет носить ей подарки, тратиться, сколько пожелает, а они пусть отправляются к дьяволу!

Несмотря на то что вызовов по Семьдесят седьмому было предостаточно, вечер тянулся медленно. Из страха накликать беду он не решался запросить у оператора код номер семь: вдруг вместо обеденного перерыва их наградят вызовом. В желудке урчало. Сегодня без ленча было никак нельзя.

— Запроси семерку, — сказал Рольф.

— Двенадцать-А-Пять запрашивает код номер семь, находимся близ участка, — произнес Рой, жалея, что не захватил с собой чего-либо более привлекательного, чем сандвич с сыром. До получки оставалось всего ничего, стало быть, наступившее безденежье не позволяло раскошеливаться на обед.

Плохо, что на Семьдесят седьмой так мало «кормушек». Давно уже прошли те времена, когда он считал бесплатную закуску чем-то «непрофессиональным» и зазорным для полицейского. Так питаются все, и владельцы ресторанов не протестуют. Когда бы им не хотелось видеть у себя в заведении полицейских, они бы вели себя иначе. Да только у них с Рольфом в этом районе все равно нет такого местечка, где бы их накормили хотя б со скидкой, если уж не задарма.

— Двенадцать-А-Пять, продолжайте патрулирование, — сказал оператор, — и примите вызов: ищите женщину, источник неприятностей неизвестен, восточная сторона Девяносто второй улицы, одиннадцать-ноль-четыре, код номер два.

Рой ответил в микрофон и повернулся к Рольфу:

— Паскудство! Я подыхаю с голоду.

— Ненавижу эти вызовы к «неизвестному источнику», — сказал тот. — Вечно дергаюсь из-за них. Люблю знать заранее, что меня ждет.

— Проклятые джунгли, — сказал Рой, выбросив окурок в окно. — Вовремя не освободишься, не пожрешь, когда хочешь, да еще по пятнадцать радиовызовов за ночь. Надо срочно переводиться.

— Ты на самом деле так считаешь? — спросил Рольф, удивленно взглянув на напарника. — А мне тут нравится. Время летит. Мы настолько заняты, что, когда кончается смена, мне кажется, будто я только на нее заступил. Вся эта кутерьма меня здорово захватывает.

— Не кутерьма, а кучка дерьма. Вопрос лишь в том, когда научишься через нее перешагивать, — сказал Рой. — Здесь сверни налево. Вот она, Девяносто вторая.

У соседнего с одиннадцать-ноль-четыре дома в переднем дворике стояла женщина в белой чистенькой шляпке без полей. Рольф остановил машину, и не успели они из нее выйти, как та взволнованно замахала им рукой.

— Добрый вечер, — сказал Рольф, когда они подошли к ней, на ходу надевая фуражки.

— Это я звонила в полицию, — зашептала она. — В том вон доме живет женщина, которая все время ужасно пьяненькая. У нее еще ребеночек, недавно родила, да не доносила, так что он из тех, значит, из недоносочков, такой вот крошечный клопик, а она, значит, вечно пьяненькая, особенно тогда, когда муж на работе, как сегодня.

— Она что, вас беспокоит? — спросил Рой.

— Не она, мистер из полиции, ребеночек, — сказала женщина, сложив руки на обширном животе и не переставая поглядывать на дом. — В прошлую неделю она выронила его на землю. На моих глазах выронила. Но мой муж говорит: мол, не наше дело, да только сегодня бродила она, значит, у крыльца, бродила да пошатывалась, а ребеночек опять при ней, а потом едва с крыльца с того не загудела, и я сказала мужу, что звоню в полицию, да так и поступила.

— Ну хорошо, мы сейчас пойдем и поговорим с ней, — сказал Рой и зашагал к одноэтажному каркасному домику, окруженному прогнившим частоколом.

Осторожно поднявшись по шатким ступеням на крыльцо, Рой по привычке встал по одну сторону дверного проема, Рольф — по другую. Он же и постучал. Послышалось шарканье ног, потом какой-то грохот. Они снова постучали в дверь. Ждать пришлось довольно долго, затем на пороге появилась женщина с сальными завитками волос и уставилась на них мутными глазками.

— Чего нужно? — спросила она, крепко вцепившись в круглую дверную ручку и раскачиваясь по неровной дуге.

— Нам стало известно, что у вас возникли проблемы, — сказал Рольф, и юная непринужденная улыбка осветила его лицо. — Мы войдем, не возражаете?

Мы ведь здесь для того, чтобы помочь вам.

— Знаю я, как помогает полиция, — сказала женщина. Ее занесло вбок, и она уткнулась в косяк широким плечом.

— Послушайте, леди, — начал Рой. — Нам стало известно, что с вашим ребенком может приключиться беда. Почему бы вам не показать нам, что с ним все в порядке? Покажите, и мы тут же отправимся восвояси.

— Проваливайте с моего крыльца, — сказала женщина и приготовилась захлопнуть дверь. Взглянув на напарника, Рой пожал плечами: не могут они взломать ее и ворваться в дом на том лишь основании, что хозяйка пьяна. Он решил было отказаться от дальнейших попыток проникнуть внутрь и намеревался уже пойти купить себе гамбургер, чтобы более или менее удачно дополнить им скудную трапезу из сандвича с сыром (одна мысль о котором доводила его чуть ли не до исступления), но тут-то и закричал ребенок. То не был нетерпеливый детский визг от причиненного неудобства или обиды, то был душераздирающий вопль боли и ужаса. Прежде чем он стих, Рольф уже был внутри. Отшвырнув с дороги напившуюся женщину, он ринулся через маленькую гостиную на кухню. Не успел Рой войти в дом, как напарник уже возвращался назад, неся на руках невероятно крошечное существо в ночной рубашонке.

— Уложила младенца на кухонном столе, прямо рядом с пепельницей, — сказал Рольф, неуклюже баюкая стонущего смуглого ребенка. — Схватился за горящую сигарету. Обожжена ручонка и животик. Ты только взгляни на дыру в ночнушке. Вот бедолага!

Рольф свирепо сверкнул глазами через плечо на разгневанную женщину, тем не менее держась от нее подальше и не переставая укачивать ребенка могучей ручищей, но мамаша в пьяной решимости ступила ему навстречу.

— Отдай мое дите, — потребовала она.

— Минутку, леди, — вмешался Рой, схватил ее за руку и с удивлением нащупал под одеждой твердый, как камень, бицепс. — Ну что, напарник, по-моему, нам больше ничего и не требуется. Вполне достаточно, чтобы оформить на нее протокол за созданную ею угрозу детской жизни. Леди, вы ар…

Она съездила локтем Рою по шее, и он врезался затылком в край двери.

Ошпарившись болью, услышал крик Рольфа, к которому устремилась женщина, и, потрясенный, следил за тем, как она тянет за левую ручку хрупкое тельце пронзительно визжащего ребенка, а Рольф все не выпускает правой ножонки, в бессилии и ужасе царапая пустой воздух свободной рукой.

— Брось, Рольф, — заорал Рой, увидев, как женщина злобно дернулась назад и за ней тут же кинулся напарник, не желая уступать ей воющего младенца.

В конце концов он выпустил ребенка, и Рой содрогнулся, глядя, как женщина тяжело повалилась на стул, все так же держа дитя за ножку.

— Оставь ее, Рольф! — крикнул Рой, до сих пор не придумав, как же им быть, ведь, если так пойдет дальше, они попросту убьют ребенка!

Но Рольф уже обрушился на женщину, и та замолотила кулаком по его физиономии, не ослабляя мертвой хватки, сдавившей кольцом сперва детскую ножку, потом, когда Рольф разжал ее пальцы, — игрушечную ручонку. Едва она стиснула горло притихшего ребенка, Рой прыгнул вперед.

— Боже, Боже мой, — шептал он, отрывая один за другим ее пальцы от младенца, пока Рольф боролся со второй рукой. Женщина плевалась и изрыгала ругательства, но вот ему удалось сорвать последний палец с живого беспомощного комка; он уже поднимал в своей ладони крохотное и трепещущее тельце, как вдруг голова женщины нырнула вперед и зубы ее вонзились ему в кисть, он взвыл от внезапной боли. Она выпустила его и укусила ребенка, а Рольф, обхватив ее за шею, пытался откинуть ее голову назад, но тщетно: крупные белые зубы, сверкнув, впивались в младенца снова и снова, и тогда он, младенец, издал опять тот самый долгий и оглушительный вопль. Рой потянул его на себя, рубашонка лопнула и соскользнула, застряв у нее во рту; даже не взглянув на младенца, Рой кинулся в спальню и, уложив его на кровать, вернулся обратно, чтобы помочь Рольфу надеть на нее наручники.