Синий рыцарь - Уэмбо Джозеф. Страница 2
– Имеем – глаза воспаленные, походка шатающаяся, реакции замедленные, адрес непостоянный...
– Сигаретки нет?
– Я же не курю, Макарон, – ответил я, вырывая из блокнота копии бланков. – Хотя подожди-ка, ночная смена оставила в бардачке полпачки. Сбегай за ними, пока я вызываю «воронок».
Пьяница засеменил к патрульной машине, а я прошел полсотни футов по улице до ящика полицейского переговорника, отпер дверцу большим бронзовым ключом и вызвал фургон на угол Четвертой и Мейн-стрит. Проще было бы вызвать фургон по рации из патрульной машины, но уж слишком много лет топтал я свой участок ногами, чтобы приобретать новые привычки. В том, что я из пешего участкового превратился в патрульного на машине, виновато мое тело. Лодыжка, которую я сломал много лет назад, еще совсем молодым преследуя карманника, наконец решила, что больше не намерена таскать повсюду такую тяжесть, и распухает, как только я проведу пару часов на ногах. Вот я и пересел в машину с рацией. Участок, который в одиночку обходит пеший участковый, – самая хорошая работа в нашем, да и в любом другом отделении полиции. Полицейских всегда изумляет, когда они видят в кино, как какая-нибудь большая полицейская шишка или политикан орет: «Ты у меня пешим участковым станешь, болван», хотя на самом-то деле все такую работу только и ищут. Чтобы заиметь «пеший» участок, нужно обладать бакенбардами, крупной фигурой и хорошей репутацией. Жаль, что мои ноги не продержались подольше. Но хоть я и не мог слишком долго ходить по нему пешком, все знали, что это до сих пор мой участок. Каждый знал, что все здесь принадлежит мне больше, чем кому-либо.
– Ладно, Макарон, отдашь этот бланк ребятам из фургона, и не потеряй копии.
– И ты не пойдешь со мной? – Он все никак не мог вытряхнуть сигарету из пачки одной рукой.
– Нет. Давай-ка ползи на угол и помаши им, когда они поедут мимо. Скажешь, что хочешь прокатиться с ними.
– Первый раз в жизни сам себя арестовываю, – он закашлялся, когда я дал ему прикурить, и сунул остаток пачки и бланки в карман рубашки.
– До встречи.
– Я получу шесть месяцев. Судья предупреждал меня в прошлый раз.
– И я на это надеюсь, Макарон.
– Когда меня выпустят, я опять начну пить. Испугаюсь и начну по новой. Ты-то не знаешь, как страшно ночью, когда ты один.
– Тебе откуда знать, Макарон?
– Вот вернусь сюда да помру в переулке. А кошки и крысы меня сожрут, Бампер.
– Пошевели задницей, а то фургон пропустишь. – С минуту я наблюдал, как он бредет в сторону Мейн-стрит, потом крикнул вдогонку: – Ты веришь в чудеса?
Он покачал головой, и я снова повернулся к парням на автомобильной стрянке – и вовремя, они на моих глазах зашли в «Розовый дракон». Когда-нибудь, подумал я, я убью этого дракона и выпью его кровь.
Я был слишком голоден для полицейской работы, и поэтому зашел к Сеймуру. Я привык завтракать сразу после переклички, а сейчас было уже десять часов.
Руфи склонилась над одним из столиков, собирая чаевые. Сзади она выглядела очень привлекательно, и она, должно быть, краем глаза заметила, как я ею любуюсь. Мне кажется, что человек в темно-синей форме, отделанной черной кожей, возбуждает в некоторых определенные сигналы.
– Бампер, – сказала она, поворачиваясь. – Где ты был всю неделю?
– Привет, Руфи, – я, как всегда, смутился от того, как она рада меня видеть.
Сеймур, рыжий веснушчатый мужчина примерно моих лет, готовил сэндвич с колбасой возле шкафчика для мяса. Он услышал, как Руфи произнесла мое имя, и улыбнулся.
– А, кто к нам пришел! Лучший полицейский, которого можно купить за деньги.
– Принеси мне лучше чего-нибудь холодненького попить, старый прохиндей.
– Конечно, шеф. – Сеймур передал сэндвич уходящему посетителю, рассчитался с ним и поставил передо мной бутылку холодного пива и охлажденный стакан. Он подмигнул хорошо одетому мужчине, сидящему слева от меня за стойкой. Пиво не было открыто.
– И что мне, по-твоему, с ней делать – пробку откусывать? – спросил я, подлаживаясь под его шутку. На моем участке никто еще не видел, чтобы я пил во время работы.
Сеймур ухмыльнулся и протянул руку. Он забрал пиво и наполнил мой стакан пахтой.
– Где ты пропадал всю неделю, Бампер?
– Да здесь же. Делал улицы безопасными для женщин и детей.
– Бампер пришел! – крикнул он через плечо Генри. Это означало яичницу из пяти яиц, и вдвое быстрее, чем ее подавали платным посетителям. Это также значило еще три горячих луковых бутерброда, на поджаренном хлебе, пропитанном маслом, и с целой горкой плавленого сыра наверху. Я завтракаю у Сеймура не чаще раза или двух в неделю, хотя знаю, что он кормил бы меня бесплатно по три раза ежедневно.
– Молодой Слэйджер говорил мне, что однажды видел тебя в роли уличного регулировщика на Хилл-стрит, – сказал Сеймур.
– Угу, парня на перекрестке свалили желудочные колики, а я как раз проезжал мимо. Я постоял за него немного, пока сержант не прислал замену.
– Регулировать движение в нашей округе – работа для желторотых юнцов, – сказал Сеймур, снова подмигивая бизнесмену, что сидел рядом и улыбался, глядя на меня, и откусывая солидные порции от Сеймурского Специального Сэндвича С Панированной Говядиной.
– И никакие смазливые особы тебе не попадались, Бампер? Может, стюардесса какая? Или красотка из офиса?
– Я слишком стар, чтобы заинтересовать их, Сеймур. Но знаешь, что я тебе скажу? Когда я смотрел на всех этих цыпочек, мне приходилось управлять машинами вот в такой позе. – Тут я встал и проимитировал движения регулировщика, сдвинув ноги крест-накрест.
Сеймур откинулся назад, и громко и пискляво захохотал. Руфи подошла поближе, посмотреть, что случилось.
– Покажи ей, Бампер, пожалуйста, – выдохнул Сеймур, вытирая слезы.
Руфи ждала, многообещающе улыбаясь. Да, ей сорок пять, но тело у нее крепкое, золотистые волосы, и она очень привлекательна – другой такой сексапильной бабы я не видал. Она ведет себя так, что я всегда понимаю: это ради меня, но не показываю вида. Почему? Да потому, что она – одна из тех, кто живет на моем участке, и еще оттого, как все они ко мне относятся. Я знаю, что у некоторых моих пронырливых коллег есть немало любовниц, но ни одна из них не живет на их участках. Я уже давно решил для себя, что буду восхищаться ее сдобными булочками с почтительного расстояния.
– Я жду, Бампер, – сказала она, уперев руки в крутые бедра.
– Со мной было еще кое-что смешное, когда я регулировал движение, – сказал я, меняя тему. – Так вот, стою я себе, дую в свисток, одной рукой размахиваю, а другую держу перед собой ладонью вверх. И тут ко мне подходит старая леди лет восьмидесяти и роняет мне на ладонь пухлое такое письмо, а потом спрашивает: «Скажите, пожалуйста, офицер, сколько будет стоить отправка такого письма?» И вот я стою, машины растянулись аж до Олив-стрит, теперь уже обе руки в стороны, а на ладони письмо. Ладно, думаю, черт бы тебя побрал, делаю я пятки вместе, руки в стороны, покачался направо-налево, как весы, и говорю: «Это будет стоить двадцать один цент, мэм, если отправлять авиапочтой». А она мне: «О, спасибо, офицер».
Сеймур снова захохотал, Руфи рассмеялась, но все стихло, когда мне подали еду. Я ослабил пояс, чтобы насладиться завтраком. Меня раздражает, когда живот упирается в край пластиковой стойки.
Тут на Сеймура навалился поток заказов, и минут десять мне никто не мешал, за исключением Руфи, которой все хотелось убедиться, что у меня достаточно еды, что яичница хорошо взбита, а заодно и потереться об меня бедром или еще чем-нибудь, так что я с трудом сосредоточился на третьем бутерброде.
Еще один посетитель за стойкой допил свою вторую чашку кофе, и Сеймур заторопился к нему.
– Еще кофе, мистер Паркер?
– Нет, я уже выпил достаточно.
Я никогда раньше не видел этого человека, но его костюм меня восхитил. Он был полнее меня, с рыхловатым жирком, но его явно шитый на заказ костюм скрывал все недостатки.