361 - Уэстлейк Дональд Эдвин. Страница 24
Защитить племянницу, до которой мне нет дела. Помочь вам совершить этот дворцовый переворот, от которого я ничего не выиграю. Даже за глаз мне не рассчитаться, потому что его уже не вернуть. Спасти свою жизнь, которая ничего не стоит, поскольку лишена всякого смысла? Отомстить за своего сводного брата, единственного человека на свете, с которым у нас была общая кровь?
— Ну ладно, и что же в этом плохого?
— В том, чтобы отомстить за Билла? Мне этого недостаточно. Это не может быть целью жизни. — Я приложился к бутылке и достал сигарету. — Во всем этом есть только одна цель, ради которой стоит постараться. Да и то она ведет в тупик.
Кэпп заерзал в кресле.
— И что это?
— Где-то в Нью-Йорке живет человек, который указал на меня пальцем и сказал: «Отберите дом у Рэя Келли». Разумеется, это сделали другие, но они всего лишь как бы продолжение этого пальца. А я хочу оттяпать его напрочь!
Не потому, что его хозяин приказал убить моего приемного отца, сводного брата и его жену. И не потому, что он лишил меня дома. Просто он не оставил мне другого выбора, кроме как убить его.
Кэпп нервно засмеялся.
— Согласись, Рэй, ведь мы вернулись к тому, с чего начали, верно?
— Убить человека, который уничтожил того Рэя Келли, каким бы я мог стать? Нет, Кэпп, это не то же самое.
Он допил виски и налил себе еще.
— Какого черта, Рэй?! Чтобы ты там ни говорил, но ты против тех же людей, что и я. Против тех, кто руководит нью-йоркской организацией. Правда, по другой причине. Ну и подумай сам, стоит ли бороться с ними в одиночку?
— У меня на это личные причины.
— Но мы можем объединиться. Я помогаю тебе, ты — мне.
— Что ж, прекрасно. Как зовут человека, который отдал приказ?
— Что?
— Как зовут человека, который приказал убить Уилла Келли?
— Откуда я знаю, черт возьми?
— Кэпп, вы хотите получить корону. В таком случае вы должны знать, у кого она сейчас.
— Ну да, как же! Ты хоть представляешь, что это за организация? Это может быть любой из полудюжины шишек. Я же не знаю, кто именно.
— Тогда, Кэпп, я предлагаю вам честный обмен. Я даю вам две недели, а вы называете мне имя. Думаю, этого времени вам хватит с лихвой. Люди, которых вы хотите склонить на свою сторону, сначала пожелают посмотреть на меня, но не более того. Как только вы организуетесь, они будут слишком заняты, чтобы задумываться о том, куда я делся.
— Ты серьезно? Значит, ты останешься, пока мы не уладим наши дела?
— Я останусь только на две недели. До... какое сегодня число? Так, в четверг было пятнадцатое, — стало быть, сегодня семнадцатое. В сентябре тридцать дней... Ладно, я ухожу в субботу, первого октября.
— Но до этого будешь делать вид, что ты со мной, так?
— Да.
— Что ты мой сын и наследник, так? Чтобы эти парни не сомневались, что, когда я сыграю в ящик, на трон сядешь ты, так?
— Да, буду делать вид. А от вас требуется только назвать мне имя.
— Назову. К первому октября я узнаю, кто из шишек приказал убить Уилла.
— Мы так не договаривались, Кэпп.
Он вскочил, со стуком поставил пустой стакан на комод.
— Черт побери, я же не знаю, кто из них это сделал! Да пойми ты, Рэй, я знаю только, что это был один из шести или семи человек. Я мог бы назвать тебе любое имя, и ты бы купился на это, как миленький, сам ведь знаешь. Но сейчас я даже не представляю, кто это был, и стараюсь играть по-честному. Я сам хочу, чтобы ты его пристрелил! Это же мне только на пользу, понимаешь?
— Ну хорошо, я вам верю.
— К тому времени, когда ты захочешь уйти, я точно буду знать его имя.
Даю слово.
— Хорошо.
— Тогда пожмем друг другу руки.
Я выполнил его просьбу, а когда он ушел, допил вторую бутылку.
Глава 19
В понедельник днем мы уехали из Платтсбурга, но еще в пятницу Кэпп перевел в местный банк кучу денег из Нью-Йорка и Джерси и тут же снял их со счета. Утром в понедельник мы зашли в местное отделение магазина «Кадиллак»
— "олдсмобиль" — «бьюик», и Кэпп купил «кадиллак» прямо из демонстрационного зала, заплатив наличными. Вести пришлось мне, потому что у него не было водительских прав. Я все больше начинал привыкать управлять машиной с одним глазом и постепенно приспособился нажимать на педаль акселератора правой ногой.
Из Платтсбурга мы направились на юг, к Лейк-Джорджу, где Кэпп снял дом на восточном берегу озера. Он сказал, что дома с южной и западной сторон ему не нравятся, поскольку распланированы совсем не так, как он привык.
Дом, большой белый особняк, стоял на крутом берегу озера в окружении зарослей вечнозеленого кустарника. По верху склона мимо летних коттеджей тянулась грунтовая подъездная дорожка, которая заканчивалась у дома площадкой, рассчитанной на две машины. Выйдя из «кадиллака», мы перешли дорожку и остановились у живой изгороди, отмечавшей границу участка. В изгороди были ворота, а рядом на столбике торчал почтовый ящик с надписью «М-р Рид». Мы сняли дом через агентство, которое сдавало дом Ридов после окончания сезона летних отпусков. Остальные коттеджи между дорогой и озером в это время года пустовали.
Пройдя через ворота, мы поднялись по деревянным ступенькам к двери, затянутой мелкой проволочной сеткой. С этой стороны дом казался совсем небольшим — всего один этаж и маленькое крыльцо с ящиками из-под пива и прохладительных напитков, составленных в штабель у стены. Но на самом деле это был всего лишь верхний этаж из трех; остальные два располагались ниже по склону.
Внутри было три просторных, заставленных плетеной мебелью комнаты, пол которых был покрыт соломенными и бамбуковыми циновками. Окна завешаны длинными темно-красными гардинами. Там, где комнаты соединялись проходами в виде арок, циновок не было, и тщательно натертые воском полы блестели. На этом же этаже находилась и ослепительно белая кухня, похожая на операционную для лилипутов, окно которой выходило на подъездную дорожку. В самом центре кухни в полу был прорезан широкий люк, обнесенный перилами, через который по широкой лестнице на черных резиновых роликах можно спуститься на средний этаж.
Он состоял из четырех спален со стенами, обшитыми панелями из орехового дерева, и маленькими зелеными занавесками на узких окнах, из которых открывался вид на озеро и косогор. Боковая дверь выходила на тропинку, сбегавшую вниз по склону от дороги к озеру.
Рядом с ней начинался обшитый сучковатыми сосновыми досками коридор, ведущий на нижний этаж, где располагались кладовые, лодочный сарай и второе крыльцо. Возле лодочного сарая была устроена квадратная деревянная пристань.
Весь дом с трех сторон окружали деревья, а задняя стена была обращена к озеру.
Телефон не работал, но в тот день было уже слишком поздно заниматься этой проблемой. На следующее утро мы съездили в город и попросили телефонную компанию включить наш номер. Ночью заметно потеплело, и, перед тем как вернуться, я купил себе плавки.
Все это время мы почти не разговаривали. Кэппа переполняли радужные планы, а я уже начинал терять терпение. Примерно то же самое я испытывал, когда надиктовывал свой рассказ на магнитофон у Биуорти; только вот тогда потерпеть пришлось не больше получаса, а сейчас — две недели. Я сильно сомневался, что столько здесь выдержу. Меня удерживала лишь твердая уверенность в том, что если бы я рыскал по Нью-Йорку, пытаясь самостоятельно узнать нужное имя, то это заняло бы гораздо больше времени. Вспоминая, как я говорил Биллу о своем нежелании ввязываться в «тихоокеанскую кампанию», я чувствовал, что у меня по-прежнему не остается другого выхода.
В спальне, которую я для себя выбрал, был шкаф с большим зеркалом на двери. Переодеваясь для купания, я случайно взглянул на свое отражение и впервые за два с половиной месяца, прошедших после аварии, увидел себя в полный рост.
Обе ноги от голеней до лодыжек были иссечены шрамами, а правая лодыжка была слишком тонкой и больше походила на отрезок водопроводной трубы, чем на часть человеческого тела. В ней не хватало пары костей, и врачам пришлось буквально «конструировать» ее заново. Полно шрамов было и на правом плече, на животе и над правым коленом.