Убить Ланселота - Басирин Андрей. Страница 2
И вот – дождался. Кто ж знал, что все это будет так жутко? По щекам коротышки бродили лихорадочные пятна. Взор был дик и беспокоен.
– Он идет. Верьте мне. Идет он.
– Да идет, идет, – успокоил его женский голос – Вы на исигское не больно-то налегайте, ваше магичество. От него в ушах тенькает… после посвящения-то.
– За Фортиссимо, господа! Выпьем!
Зазвенели бокалы. Подсвечники сверкали серебряной филигранью, инкрустированная перламутром клепсидра булькала в углу, отмеряя последние мгновения старой эпохи.
Короли обожают комфорт. Это хорошо видно по обстановке постоялого двора. На потемневших от времени столах лежат черные в рубиновых разводах скатерти. Блюда и кувшины изображают собой геральдических чудовищ: шипы в разные стороны, когти, зубы. Тронь – порежешься.
В этом – стиль Дюжины. Жизнь королевская беспокойна: восстания, заговоры, интриги. Того и гляди с трона скинут. Прихлебывая глинтвейн из кружки, шипастой, как морской еж, король самоуспокаивается. Да и сами посудите. Когда вы беретесь за нож с зубами на рукояти, вам не до сантиментов. Приходится постоянно пересчитывать пальцы, иначе мяса в тарелке окажется больше, чем до того, как вы туда сунулись. После дюжинского обеда любые интриги и дворцовые перевороты кажутся семечками.
Вазочка для пирожных уже украсилась редкими рубиновыми каплями. Салатница только готовилась, хищно пощелкивая челюстями, а кофейник вовсю пожинал кровавую жатву.
Короли волновались. Впервые за многие годы Дюжина превратилась в Одиннадцать. Из двоих новичков один погиб, а второй повредился рассудком.
– Это ужасно, ужасно! – шептались короли. – Несчастный Архитит.
– Исаммет дал, Исаммет взял, – лицемерно вздыхал шахинпадец. – Ай-вай-вай! Зачем, башка дурной? Зачем пропасть прыгнул? Кому теперь Махмуд сами люччи ковры продавать?
Но больше всех нервничал его преосвященство – бессменный председатель клуба. Взгляд жреца метался по замкнутому кругу.
Зарево за окном.
Водяные часы в углу.
Испуганные глаза коротышки Бизоатона.
Вновь клепсидра.
Вновь зарево.
Опять клепсидра.
Клепсидра вызывала у председателя наибольшую тревогу. Вода булькала, колесики проворачивались, но стрелки застыли почти вертикально. Длинная чуть-чуть отставала от короткой. До наступления полночи оставалась одна минута. И минута эта тянулась уже несколько часов.
– Эй, Лир, – рассеянно позвал председатель. – Подойдите-ка сюда, сын мой.
В голосе его не слышалось ничего, кроме аристократической скуки и желания развлечь себя беседой. Но король Лир был незаурядным дипломатом. Его магичество Бизоатон, например, еще в крохотном портшезике под стол ездил, когда Лир занял трон своего отца. Обойдя двух законных братьев, одного незаконного и с полдюжины двоюродных. И это не считая дядей и амбициозных советников.
– Ваше преосвященство?
– Скажите, Лир… Во время ритуала вы ничего не заметили? Такого… мнэ-э… – жрец пощелкал пальцами, подыскивая слово, – не совсем приличествующего обстановке.
– Ваше преосвященство?
В глазах короля горело искреннее стремление помочь. А еще – страх, уж его-то старый жрец умел разглядеть в людях. Король покосился на клепсидру.
– Вы имеете в виду существо в таком же балахоне, как у нас?
– Мм… Пожалуй.
– С настоящими рогами?
– Да. Если можно так выразиться.
– Бледное, со светящимися глазами?
– Да, да!
– Не видел, ваше преосвященство. Темно было.
– Жаль, сын мой. Очень жаль. Вы не находите, что здесь несколько душновато?
– Нахожу, ваше преосвященство.
– Тогда выйдем, прогуляемся, сын мой.
Наигранно-неспешным шагом они отправились вон из зала. За ними сразу же увязался Махмуд. Догадливость у сынов Востока в крови; одного взгляда на клепсидру хватило, чтобы понять, что происходит нечто странное. Один за другим дюжинцы покидали банкетный зал.
Последним выбежал шарлатан:
– Часдвена-а-адцатый!… – провыл он. – Часдвенадцатый-двенадцатый-двенадцатый! Когда-а-а?! Когда же… наступит эта трекля-атая полночь?!
Заботливые руки подхватили его под мышки.
– Он идет! – верещал Бизоатон. – Идет, верьте мне! Иде-оооот!!
– В конце концов, это возмутительно, господа, – послышались голоса. – Да кто же идет? Кто?! Кого ты видел?
– Меня.
Дюжинцы обернулись в замешательстве. Гигантская тень накрыла их – рогатая, растрепанная, дикая.
– Он видел меня, – объявил гость. – Приветствую вас, господа правители.
Никто не знает, как силы Зла выбирают жертву.
Некоторые закономерности все же существуют. Если вы – брюнетка с тонкими нервными губами и обреченностью во взгляде, то пощады не ждите. Опасно также быть прыщавым юнцом. Скептикам очень трудно – тем, что утверждают, будто привидений и живых мертвецов не существует.
Но Архитит не был ни первым, ни вторым, ни третьим. Просто в нужный миг он оказался на шаг ближе к лесу, чем Бизоатон. И сейчас стоял бледный, закутанный в лохматую шкуру с оленьими рогами.
Председатель опомнился первым:
– Великий Счетовод! – Он рухнул на колени, – Хвалу тебе возносим! Ты явился на наш зов?
– Счетовод! Казначей Пыли! – нестройно заголосили дюжинны, опускаясь в снег.
– Как мило. – Казначей приблизился к королям. – Да, явился. Во внеурочный год. И знаете зачем?
– Увы, – развел руками председатель. По лицу его пробежало нечто вроде сияния. – Это сокрыто от нас.
– Глупцы.
– Именно, ваше счетоводчество, – подтвердил председатель. – Шваль народишко, если честно. Вы уж просветите нас. Будьте добры.
– Ладно. Знаешь ли ты мои имена?
– Конечно.
– Тогда назови их.
– Казначей Пыли, – начал председатель. – Господин Бухгалтер. Великий Счетовод…
– Еще.
– Других не помню. Извините.
Человек в шкуре вздохнул:
– У вас короткая память, людишки. Я – Эра Чудовищ, тот, кто дал вам силу и власть. Мнилось мне, что знамений достаточно… Но нет. Я ошибся.
Уголки губ мертвого лица разочарованно опустились. Лир и Махмуд, не сговариваясь, придвинулись к председателю. Расшитые рунами халаты придавали им праздничный вид. Словно рождественская открытка: снег, сосны и три волхва под медовой звездой.
– Воронье кричит, надрывается. В небе повисла комета. С ее появлением заканчивается Эра Чудовищ. Я заканчиваюсь, я! Неужели вы забыли собственные легенды?
– Легенды? – Председатель огляделся, ища поддержки. – Но это невозможно… это… это как бы противоестественно даже. Я бы сказал, наверное…
Вздох пронесся над полянкой.
– Да, господа, – объявил Казначей. – Вновь родился вечный бунтарь. Ланселот. Отныне ваши звери великие в опасности.
– Но это невозможно! – Графиня Исамродская заломила руки. – О боги!… Да как же это?… Без зверей?… Быть не может!… Вы врете!… Скажите ему, Лир. Да, и вы, Махмудик!
Дюжинцы загомонили, забубнили, как испуганные дети. Мужественней всех оказался председатель. Выждав, когда короли успокоятся, он объявил твердым голосом:
– Э-э-э… Значица, так, господин Казначей. Мы, конечно, не против неумолимой поступи прогресса…
– …но?
– Я сказал «но»?… – В лице старого жреца проступило удивление. – Разве?
– Ваше преосвященство!
– Ну хорошо, хорошо. Ладно. Не будем спорить. Эры действительно должны меняться. Это закон. Но спросим себя: готова ли наша общественность к переменам? Что скажет народ?
– Мой народ не готов.
– И мой.
– Мой тоже, – понеслось со всех сторон. – Очень консервативная нация, знаете ли.
– Итак, – подытожил председатель, – мы все видим. Рождение Ланселота – это знаменательное событие, без него невозможно развитие общества…
– …но?
Опять это проклятое «но»! Его преосвященство поморщился. Прямота и недвусмысленность нарушали его жизненное кредо. Старому жрецу больше по душе были пути обходные, неявные. Намеки, полунамеки, тени, полутени…
К сожалению, Казначей Пыли так не думал: