Пижона — в расход - Уэстлейк Дональд Эдвин. Страница 33

— А вот сюда нам присовокупить нечего, — сказал Махоуни. — Совсем нечего. Так что, возможно, ты все-таки пришел сюда, чтобы убить меня. И не стал караулить возле дома либо по глупости, либо потому, что надеялся застать меня врасплох.

Траск и Слейд закивали. Слейд сказал:

— Вот так-то, племянничек. Все сходится.

— Кто-то, — произнес я с дрожью в голосе, — использует меня как мальчика для битья. Я в жизни не перемолвился словом с Тони Тафи. Я сейчас впервые слышу о нем. Либо он вам наврал, либо вы наврали мистеру Гроссу.

Хотел бы я знать, кто из вас врет.

Махоуни не на шутку оскорбился.

— Я — лгу? Да за каким чертом?

— Может, сведения просочились по вашей вине, — предположил я. — И теперь вы хотите выгородить себя, свалив все на меня.

— Ну, пожалуй, все. Я наслушался, — сказал Махоуни.

Я тотчас же воззвал к Траску:

— Возможно, вы уже успели поговорить с мистером Гроссом, что вчера со мной была вовсе не мисс Алтея.

Траск нахмурился.

— Ну и что?

— А то, что мистер Гросс полагает, будто я в сговоре с мисс Алтеей и поэтому стучу в полицию и пристукиваю людей. Но если я не заодно с мисс Алтеей, то каковы мои мотивы?

— Не наше это дело — разбираться в твоих мотивах, — заявил Траск.

— Но ваша задача — заботиться о том, чтобы синдикат работал как надо. А что если за всем этим и впрямь стоит Махоуни, который любой ценой пытается замазать собственный промах? Ну, увезете вы меня, убьете, а что изменится?

Дела-то не поправятся. А Махоуни найдет другого козла отпущения, может, даже кого-нибудь из вас двоих. И так будет продолжаться без конца.

Махоуни проворно вскочил на ноги.

— Эй, минутку, черт возьми!

Не сводя с меня глаз, Траск взмахом руки велел ему сесть и заткнуться.

Казалось, он и развеселился, и заинтересовался.

— Ладно, племянничек, — проговорил он, — продолжай. Что еще ты хочешь сказать?

— Меня подставляют, — ответил я. — Это единственное, что я знаю наверняка. Может, Махоуни, может, кто-то еще.

— А если это делает не Махоуни? — спросил Траск с таким видом, будто просто убивал время в ожидании телефонного звонка.

— А вам никогда не приходило в голову, что Махоуни попался? Может, полиция еще не уверена, но подозревает, что он продался синдикату. Поэтому безопасности ради его не допускают к сведениям, чреватым неприятностями.

Например, не говорят ему, кто настоящий стукач, поскольку того еще не выдоили до капли.

Махоуни таращился на меня, разинув рот. У Траска по-прежнему был иронический вид. Он повернул голову и спросил:

— Ну, что ты об этом думаешь, Махоуни?

— Я думаю, — произнес тот немного сдавленным голосом. — Я думаю, что все это чепуха, вот что я думаю.

— Мы можем по-быстрому это проверить, — предложил Слейд.

— Хорошо, — ответил я, поворачиваясь к нему. — Отлично. Давайте проверим.

Махоуни настороженно взглянул на Слейда.

— Что такое?

— Тафи здесь? — спросил Слейд.

— Наверное, — ответил Махоуни. — Должно быть, у себя в кабинете.

— Мы с Траском куда-нибудь спрячемся, а ты позови Тафи. Молокосос скажет, что никогда прежде не видел Тафи и не слыхал о нем. Поглядим, узнает ли Тафи молокососа, и послушаем, что ему известно.

— Прекрасно, — быстро проговорил я. — Очень хорошо. Я шаг за шагом подбирался по цепочке к сути обвинений против меня и к имени своего обвинителя. От дяди Эла — к Агриколе, Гроссу и Махоуни, а теперь вот Тафи.

Было бы здорово, если в эта цепочка кончилась на нем.

Махоуни эта мысль радовала куда меньше.

— А если он рассыплет горох? Если начнет болтать с Тафи?

Траск улыбнулся и покачал головой.

— Не начнет. Этим он только убьет Тафи, потому что тогда нам придется заткнуть бедняге рот. Ты ведь не захочешь так подводить Тафи, правда, племянничек?

— Нет, я ничего не скажу, — ответил я.

— Застрелить Крепыша Тафи? — спросил Махоуни. — Прямо тут, в моем кабинете?

— У меня есть глушитель, — сообщил ему Слейд. — А труп сможем вытащить, когда нам скажут, что для племянничка путь свободен.

— Кроме того, не будет никакой нужды стрелять, — добавил Траск. Правда, племянничек?

— Правда, — пообещал я.

— Ну... — с сомнением произнес Махоуни.

— Давай, давай! — поторопил Траск. — У нас мало времени.

Махоуни покачал головой. Ему по-прежнему не нравилась эта затея, но он все-таки сказал:

— Дайте я проверю, у себя ли Тафи.

Мы ждали, а Махоуни тем временем названивал по телефону. Судя по разговору, Тафи был на месте. Махоуни спрашивал, не заглянет ли тот на минутку. Потом он повесил трубку и сказал:

— Сейчас придет.

Траск и Слейд отступили к двери в дальней стене кабинета.

— Смотри, племянничек, — сказал мне Слейд, а Траск улыбнулся, и оба скрылись из виду.

Мы с Махоуни стояли и смотрели друг на друга. И он, и я нервничали, а посему молчали. Время зависло в воздухе, будто маятник, застывший в высшей точке своего подъема.

Послышался один резкий удар в дверь, потом она открылась, и вошел высокий черноволосый детина грубого обличья, с костлявой физиономией и костлявыми пальцами. Таких называют «черными ирландцами». Гибрид Джона Уэйна и Роберта Райана.

Не успел этот верзила показаться в дверях, как Махоуни начал свою речь.

— Кое-что случилось, Тони. Потом поговорим. Ко мне пришел посетитель.

Через полчаса я освобожусь, извини, что напрасно потревожил.

— Да ничего, — Тафи махнул громадной лапой и тут впервые взглянул на меня. — О, Чарли! — воскликнул он и широко улыбнулся, радостно удивленный. Подумать только, ты здесь! Сбагриваешь зелье напрямую моему начальству? Мы, мелкая сошка, тебя больше не устраиваем?

Я открыл рот, но выдавил из себя только воздух.

Здоровенный негодяй шутливо похлопал меня по руке.

— Ничего, Чарли, я понимаю, можешь не отвечать. Еще увидимся.

И был таков.

Я уставился на дверь, в которую он вошел, а потом вышел За спиной послышались шаги — это Траск со Слейдом возвращались в комнату. Но я не повернулся и не посмотрел на них. Я таращился на дверь, пытаясь понять, что же со мной стряслось.

В тишине резко звякнул телефон. Потом голос Махоуни произнес: «Алло?»

Молчание. Затем: «Ладно, хорошо». Щелчок. Трубка легла на рычаг.

— Путь свободен, — сказал Махоуни Траску и Слейду.

Они схватили меня за руки. Один из них пробормотал:

— А теперь без шума, племянничек.

Шум? Какой еще шум? Я даже не понимал, что происходит.

Мы двигались — все втроем. Сперва по какому-то коридору, потом — вниз по какой-то лестнице, затем — вдоль асфальтированной аллеи, где стояла черная машина, знаменитая черная машина. Меня бросили на пол между сиденьями и прикрыли вязаным афганским ковриком, от которого почему-то разило лошадью.

Лежа в пятнистой тьме, я отправился на свою последнюю автомобильную прогулку. Растерянный, перепуганный и будто заколдованный.

Если вы хотите решить мудреную задачу, настоящую головоломку, например, извлечь квадратный корень из двойки или догадаться, кто и почему убил Фермера Агриколу, позвольте посоветовать вам вот что: отправляйтесь в долгую загородную прогулку на полу автомобиля, укрывшись пестрым вязаным афганским ковриком, от которого исходит приятный конский дух.

Поездка длилась больше часа и, к счастью, почти все время дорога была ровная. Поначалу, признаюсь, я впал в состояние отупения и ничего не соображал. Это был результат потрясения. Но мало-помалу мозг начал растапливать этот лед оцепенения, и я обрел способность более-менее связно размышлять.

А подумать следовало о многом. Кто, как и почему убил Фермера Агриколу?

Кто и почему стучал в полицию? Зачем Крепыш Тони Тафи опознал меня как информатора?

Я лежал под ковриком и размышлял о том, что мне уже известно обо всем случившемся, обо всем, что я сумел понять и чего не понял. В этот последний разряд входило чертовски много.