Плата за страх - Уэстлейк Дональд Эдвин. Страница 28

Квартира находилась на четвертом этаже, куда я поднялся по грязной лестнице, провонявшей запахом мочи из подвала. Я остановился перед дверью, чтобы отдышаться перед тем, как постучать. Рубашка опять пропиталась потом, а голова начала болеть тупой, изматывающей болью.

После того как я постучал, ждать пришлось довольно долго. Наконец дверь чуть приоткрылась, и сквозь узенькую щелку я смог разглядеть один большой карий глаз на лице выглянувшей девушки. Моргнув, она вопросительно произнесла:

— Да?

Минуло уже одиннадцать часов, но в видневшейся за ней через щель квартире было темно.

— Я разбудил вас? — спросил я. — Простите, я загляну попозже.

— Нет, ничего, нам все равно пора вставать. А что вы хотели?

— Вы — Энн?

Она удивленно ответила:

— Да. А что?

— А Джек Паркер здесь?

— Это его квартира. Что вам нужно?

— Меня зовут Митчелл Тобин, — ответил я. — Я — кузен Робин Кеннеди.

— Робин... а! Подруга Терри. — Ее лицо, равно как и голос, посуровело. — Как же, наслышаны... — сказала она.

— О чем?

— Не важно. Так вы ее кузен?

— Двоюродный дядя, — уточнил я, зная, что ее смутила разница в возрасте. — Я хотел бы побеседовать с Джеком, если он здесь.

— Здесь, где же еще, — ответила она. Она, видимо, растерялась, так как глаз, которым она разглядывала меня, беспокойно заморгал. — Ух, — выдохнула она. — Погодите минутку. — И закрыла дверь.

Я подождал минуты две или три, затем дверь снова приоткрылась почти на столько же и через щель я увидел ту же часть ее лица, затем она спросила:

— Что вы хотите у него узнать?

— Речь идет о Робин, ей надо помочь, — объяснил я. — Мне надо поговорить с ним о людях, которые знали Терри.

— И что же вы хотите выяснить о них?

— Во-первых, кто они, знали ли убитую девушку, возможно, они кого-то подозревают или знают возможного убийцу — словом, все, что только можно.

— В газетах пишут, что это дело рук Робин.

— Поэтому мне и пришлось вмешаться. Я не верю газетам. Она задумалась, не отводя от меня изучающего взгляда, а затем резко произнесла:

— Подождите минуту, — и снова закрыла дверь. На этот раз ждать пришлось гораздо дольше, и я хотел уж было постучаться, как дверь снова приоткрылась на то же расстояние, что и прежде, и девушка заявила:

— Джек говорит, что ничего не знает и не может вам помочь. Извините.

И она снова захлопнула бы дверь, но я успел сказать:

— Тогда можно поговорить с вами? Она, не мигая, уставилась на меня.

— А при чем тут я? — с вызовом спросила она.

— Вы тоже были знакомы с Терри, — напомнил я ей. — Более того, встречались с ним.

— Это было давно.

— Полгода назад. Вы же должны знать, с кем он общался, куда ходил и были ли у него какие-нибудь неприятности?

— Вам и так уже известно больше, чем нужно, — заявила она с явной неприязнью.

— Мне известно далеко не все, — возразил я, — хотелось бы узнать кое-что еще.

— Тогда обратитесь к копам.

— Они мне ничем не смогут помочь.

— И мы тоже, — отрезала она и закрыла дверь.

Постучать? Продолжать настаивать? Нет, теперь я уже не выступаю в прежнем качестве — и все, на что могу рассчитывать, это на желание сотрудничать со мной. И, хотя я понимал, почему эти двое отнеслись ко мне так настороженно, не желая оказаться замешанными в убийстве Терри Вилфорда, но мне от этого было не легче, сведения надо было как-то выудить у них. Попытаюсь еще раз к ним подъехать не мытьем так катаньем.

Я вышел на раскаленную, как сковородка, улицу и завернул за угол, где находилась аптека без кондиционера. В телефонной будке, где, как назло, не работал вентилятор я достал записную книжку и набрал номер Халмера Фасса, а когда его не оказалось дома, позвонил Эйбу Селкину.

Селкин поднял трубку после первого же звонка. Назвав себя, я сказал:

— Я только что попытался поговорить с Джеком Паркером. Он даже не пожелал меня видеть. Ты его достаточно хорошо знаешь, чтобы убедить, что меня можно не опасаться?

— Нет, мистер Тобин, к сожалению, нет. У нас с Джеком только шапочное знакомство, мы никогда не были друзьями.

— А ты знаешь еще кого-нибудь, кто мог бы это сделать?

— Убедить его с вами поговорить? Секундочку, дайте-ка сообразить.

— Ладно, я подожду.

На какое-то время в трубке воцарилось молчание, и наконец я услышал:

— Есть один парень. Давайте я поговорю с ним и вам перезвоню.

— Не так. Я сам позвоню тебе. Когда — через полчаса?

— Лучше через час. Вдруг мне придется его разыскивать.

— Тогда через час. — Я взглянул на часы. — Ближе к двенадцати, — уточнил я.

— Договорились.

Я вышел из душной будки, и воздух в аптеке целую минуту казался мне почти прохладным. В телефонном справочнике Манхэттена на полочке рядом с будкой я обнаружил имя Бодкин, Клод, “87 В 63”. В моем представлении как-то не вязалось, что попрошайка может проживать в столь фешенебельном районе, но еще менее вероятным казалось, что в Нью-Йорке найдется еще один Клод Бодкин, поэтому я вернулся в душную будку и набрал его номер. Автоответчик проинформировал меня записанным на пленку чуть гнусавым голосом Бодкина, что его нет дома, и о том, что у меня есть тридцать секунд, чтобы оставить сообщение. Я молча повесил трубку.

По Первой авеню я направился к Восточной Одиннадцатой улице — под таким солнцем дорога показалась мне бесконечной — в поисках адреса Эда Ригана — того самого друга Терри Вилфорда, мать которого состояла членом общины “Самаритян Нового Света”. Вилфорд и сам когда-то жил в этом здании — обычном кирпичном многоквартирном доме с облупившейся краской — пока нелегально не перебрался в комнаты над “Частицей Востока”.

Войдя внутрь, я почувствовал тот же застоявшийся запах мочи, как и в жилище Джека Паркера на Хьюстон-стрит, а на лестничной площадке заметил двоих полураздетых смуглокожих мальчишек, которые, хихикая, что-то выцарапывали на стене осколком разбитой бутылки из-под кока-колы. Один из них обернулся ко мне и сказал что-то по-испански.

— И ты иди туда же, — дружелюбно ответил я и начал подниматься по лестнице.

На почтовом ящике внизу квартира Риганов значилась под номером десять. Она оказалась на третьем этаже. Я постучал, и через минуту дверь отворил растрепанный молодой человек, с ног до головы перепачканный разноцветной краской. Волосы его были спутаны и нечесаны, футболка и коричневые штаны, пузырившиеся на коленях, — тоже были в пятнах; на ногах красовались порванные кроссовки, а на носу — очки в разноцветной черепаховой оправе. Картину довершала влажная от краски кисть, которую он держал в правой руке.