Полицейские и воры - Уэстлейк Дональд Эдвин. Страница 31

Двадцать лет! Мысль об этом вдруг привела меня в чувство. Мы на самом деле совершаем то, о чем до сих пор только говорили, к чему готовились и о чем постоянно шутили; мы пересекли ту черту, когда все было еще неопределенным. Теперь уже не скажешь – может, сделаем, а может, нет. Это как впервые съехать на лыжах с высокой горы: позади уже все возможности взвесить последствия, теперь остается думать только о том, как устоять на ногах.

А ведь я, выходя с Истпулом из приемного зала, вовсе не собирался хватать его за плечо. Я продолжал думать о нашем дельце, как будто это была шутка, розыгрыш. В душе я просто собирался осмотреть здание в его северо-восточной части, может, прочитать служащим лекцию насчет того, что не следует бросать из окон неподобающие предметы, – мне представлялось, что я произношу целую речь и никто не смеет меня прервать, – а затем просто развернуться и выйти оттуда. Я считал, что наше ограбление никогда не будет чем-то большим, нежели просто шуткой.

Если бы со мной не было Тома, вероятно, я так и поступил бы. Но, ощущая рядом присутствие друга, ожидающего, когда я начну действовать, я просто не мог оказаться трусом. Опять как в спуске на лыжах. Когда ты вдрызг расхвастался и теперь все на тебя смотрят, вдруг становится все равно, сломаешь ты шею на той проклятой горе или нет. Ты просто обязан скатиться вниз, потому что иначе окажешься в дураках, а хуже этого ничего быть не может.

Но – двадцать лет?! Да, ничего себе!

На одном из экранов мелькнуло какое-то движение. Я поднял голову и ощутил, как напрягся Истпул.

В комнатку перед хранилищем вошла секретарша. Она стояла ко мне спиной, так что я не мог видеть ее лица. В любой другой момент, красотка, я бы с радостью полюбовался на твой задик, но сейчас мне нужно посмотреть на твое лицо!

Вместо этого я увидел физиономию охранника. Он поднял глаза и широко улыбнулся мисс Эмерсон. Насколько я мог судить, до сих пор она не сказала ему ничего лишнего, потому что его улыбка не погасла. Она прошла вперед, склонилась у стола, чтобы расписаться на листе бумаги, после чего проследовала в хранилище. Я продолжал следить за охранником, но он вел себя спокойно. Парень даже не удосужился посмотреть на ее подпись, а сразу снова развернул свою газету и углубился в чтение.

Теперь я мог следить за девушкой по изображению на соседнем мониторе. Она вошла в помещение, оглянулась и посмотрела вверх, на камеру. Да, дорогуша, я за тобой слежу!

Я перевел взгляд на изображение зала для посетителей. Оба охранника облокотились на стойку и мирно болтали, не глядя в сторону экранов.

Тем временем в хранилище секретарша выдвинула один из ящиков. Она начала перебирать находящиеся в нем бумаги и вытянула один плотный лист, на каких печатают аттестаты зрелости. Открыла другой ящик и положила один лист сверху, затем вернулась к первому ящику и достала оттуда еще несколько документов.

Оставалось надеяться, что девушка вынимает нужные бумаги, что Том все как следует ей растолковал, а она поняла, что нам нужно.

Это занятие отнимало у нее чертову уйму времени. Она просматривала одну бумажку за другой и по большей части просто всовывала их назад в ящик. Господи, почему так долго? Давай же, поторопись, хватай бумаги, и пойдем. Мы не должны пропустить парад, ведь он – часть нашего плана операции!

Я снова глянул в окно. Астронавты, должно быть, находятся в самом конце парада, там, где падал бумажный дождь. Они приближались, но все еще были на расстоянии квартала. Но не вечно же так будет!

Я вернулся к обозрению мониторов. Девушка в хранилище все еще выбирала бумаги. “Давай, – шептал я одними губами, так что Истпул не мог меня услышать, – ну давай же, скорее!"

Но она по-прежнему возилась у ящиков. Пачка бумаг на одном из них становилась все выше, но девушка еще не закончила дело.

Мы слишком многого хотели, вот и все. Нужно было удовлетвориться половиной. Вязли бы пять миллионов, получилось бы по полмиллиона на брата. Целых пятьсот тысяч, куда больше! С моей зарплатой я получил бы такую сумму только за сорок лет. Мы пожадничали, а в результате это занимает слишком много времени!

Ну, пошевеливайся, сука, живее!

Какое-то движение. Я метнул взгляд на правый экран сверху. В зале для клиентов открылся лифт, оттуда вышли три патрульных в форме и направились к охранникам.

Я опустил руку на плечо Истпула, он тоже увидел полицейских и окаменел. У меня пересохло в горле, и я еле выговорил охрипшим голосом:

– Что происходит?

Копы остановились у стойки, один из них что-то сказал охранникам. Секьюрити повернулся к телефону. Я изо всех сил сжал плечо Истпула:

– Я спрашиваю, что происходит?

– Н-не знаю, – заикаясь, сказал он. Я чувствовал, как он дрожит. Истпул испугался за свою жизнь и имел на это основания.

– Клянусь, я не знаю, – повторил он, дрожа всем телом.

Охранник набирал какой-то номер. На экране, показывающем хранилище, эта несчастная копуша все еще выискивала бумаги и вытягивала по одной за раз. На остальных экранах все было спокойно.

На столе Истпула зазвонил телефон. Он уставился на него, нервно дергая головой.

Я тоже весь дрожал, кое-как расстегнул проклятую кобуру и вытащил пистолет.

– Клянусь, – сказал я, – если что, тебе конец.

Я говорил это серьезно. Я подумал – если с нами обоими покончено, в таком случае не жить и Истпулу.

Финансист поднял руку, не отрывая взгляда от звонившего телефона. Он не знал, что говорить и что делать. Он действительно не знал, попробовать ли перехитрить меня или стать невинной жертвой грабителей.

Я поддал ногой стул, который перед этим вытянул из-за стола. Он с грохотом упал набок, и Истпул подскочил на месте. Я согнулся рядом так, чтобы слушать разговор по телефону и одновременно следить за мониторами. Затем ткнул Истпула в ребра пистолетом:

– Отвечай! И ради собственной жизни – будь осторожен! Он помедлил еще несколько секунд, стараясь взять себя в руки, прежде чем заговорить. Я дал ему это время. Наконец он снял трубку:

– Слушаю?

Я почти ничего не улавливал из того, что говорил охранник, но в его голосе не было тревоги, и в приемном зале не наблюдалось никакого переполоха.

Но с другой стороны, если охранники знали, что здесь происходит, они ясно понимали то, что мы видим их изображения на экранах, разве не так?

Но как секьюрити могли об этом узнать? Сигнализация не нарушена, и у них нет никаких причин сделать вывод о чем-то неблагополучном.

Истпул сказал в трубку:

– Значит, они должны... Хорошо, минутку. Подождите минуту. – Он прикрыл трубку ладонью и обернулся ко мне:

– Они пришли, чтобы следить за безопасностью астронавтов.

Я наблюдал за экранами:

– Что им для этого нужно?

– Просто стоять у окон.

Копы нам здесь не нужны. Какого черта их сюда принесло, почему они не выбрали другой этаж? Почему они не полезли на крышу, откуда обычно стреляют снайперы?

– Черт побери! – выругался я, чувствуя, что вот-вот взорвусь. – Черт бы их всех побрал!

– Я не виноват, – заныл Истпул. – Я не знал, что они...

– Заткнись! – Я пытался сообразить, как поступить. Истпул не мог им отказать, это вызвало бы подозрения. – Слушай, – сказал я ему. – Пусть они делают свое дело, но не в этом кабинете. Так и скажи им.

Он быстро и нервно кивнул.

– Хорошо. – Истпул снова поднес трубку к уху. – Действуйте, скажите им, что все в порядке. Пусть один из вас проводит их внутрь. Но я не хочу, чтобы они болтались в моем кабинете.

По губам стражника я понял, что он сказал: “Хорошо, сэр”.

Истпул положил трубку, то же сделал и стражник на экране, затем он обернулся к копам, что-то сказал и вышел из-за стойки, чтобы сопровождать их.

Я посмотрел, как там дела в хранилище, оказывается, девушка уже закончила свою работу. Неся в руках высокую кипу бумаг, как школьница с учебниками, она толкнула оба ящика, задвигая их, и обернулась к двери.

Я снова ткнул Истпула в ребра: