Приключение — что надо! - Уэстлейк Дональд Эдвин. Страница 25

— Кто?

— Алан Уитчер и… а, впрочем, смотрите сами. — Сент-Майкл протянул Лемьюелу конверт, на котором было написано: «Алан Уитчер, Джерролд Фелдспэн, улица Христофора, 8, Нью-Йорк, 10014».

— Кто эти люди? — спросил Лемьюел.

— Это я хотел бы узнать от вас. Кто они и зачем вели запись переговоров с Гэлуэем.

— Но я понятия не имею. Я никогда не слыхал…

— Не дурачьте меня, мистер Лемьюел, иначе вам будет худо! — взревел Сент-Майкл. — Уверяю вас! Хотите просидеть в своей камере месяц?

— Нет, прошу вас! — Лемьюел, отдуваясь, подался вперед. — Я говорю правду! Клянусь! Я расскажу вам все, что вы хотите знать!

— Тогда рассказывайте про Уитчера с Фелдспэном и не заставляйте меня попусту тратить время!

— Но я их не знаю! Богом клянусь. Во всем виноват Гэлуэй! Боже, помоги мне… что же делать… А эта девушка! Не знаю, чего она вам наплела, но они с Гэлуэем одного поля ягоды. Они в сговоре, я знаю…

— Успокойтесь. — Сент-Майкл перестал сердиться так же внезапно, как и начал. — Вы говорите правду. Хорошо. Больше вам ничего не известно.

— Это так!

— Стало быть, Кэрби привез этих приятелей. А потом — вас. И он знает Валери Грин, но терпеть ее не может. Увидев ее, вы испугались ареста за попытку хищения наших древностей и попытались бежать…

— Я никогда, никогда…

— Вы приехали сюда за свой счет. За свой счет, потому что у Кэрби нет денег на чужие билеты. Вы прикинулись экспертом. Такая вот сказочка, мистер Лемьюел, — сказал Сент-Майкл и зловеще усмехнулся. — И эту сказочку вы поведаете белизскому суду, мистер Лемьюел.

— Я говорю правду, — вяло сказал Лемьюел, но видение белизского суда уже захватило его воображение. Суда далекого, чужеземного и отрешенного, как Бробдигнэг. Суда беспощадного, как инквизиция.

— Мистер Лемьюел, — заявил Сент-Майкл, — я могу освободить вас и отправить обратно в гостиницу. Примите душ, успокойтесь, освободите номер, садитесь в самолет, возвращайтесь в Штаты. Вы вольны сделать все это.

— О, слава богу.

— Но знаете, что вы не вольны делать?

— Ч-что?

— Подходить к американскому посольству ближе, чем на два квартала. Постарайтесь даже не смотреть в его сторону.

— Хорошо, не буду, — совершенно искренне пообещал Лемьюел. — Я усвоил урок, мистер Сент-Майкл. Вы никогда… вы никогда больше не услышите обо мне.

ПЕРЕД БУРЕЙ

Когда раздался звонок, Кэрби простонал и заворочался в тесном закутке. Он разомкнул спекшиеся губы, открыл заплывшие глаза и отыскал на приборной доске «Синтии» проклятущий заводной будильник. Кэрби нажал кнопку, и жуткий звон оборвался. Липкие веки тотчас сомкнулись снова, но было уже поздно: он видел циферблат. Он понял, что утро настало. Он знал, что проснулся.

Проклятье, зараза! Кругом лежала вонючая марихуана. Ветки дерева не полностью закрывали самолет, и металлический фюзеляж нагрелся. Кэрби терпеть не мог спать на борту. То ногам, то голове вечно не хватало места, отчего он просыпался, будто деревянный, и тело часами ныло от боли. Неохотно признав, что бодрствует, он полез в надверный кармашек, достал темные очки и оглядел маленький уголок большого мира к востоку от мыса Романо и к югу от Форт-Майерс во Флориде. Какая-то странная равнина: частично заболоченная, сухие кусты и пыльные карликовые сосны. Часть равнины, правда, пошла под апельсиновые рощи и пастбища для лошадей или скота. Там, где стоял самолет Кэрби, обычно паслись лошади, но пару лет назад земля перешла к другому хозяину и теперь опустела. Хотя, впрочем, не совсем: возле носа «Синтии» паслись три оленя, но и они удрали на болота, едва Кэрби открыл дверцу кабины. Было жарко и влажно. Средство от гнуса уже выветрилось, и Кэрби получил несколько свежих укусов. Злой, голодный, усталый и больной, он неловко вылез из самолета, спустился на землю и сделал несколько неглубоких приседаний для разминки.

Справа протекал тоненький ручеек, в котором Кэрби ополоснул физиономию. Потом он поводил пальцем по зубам, окунул в ручей голову и почувствовал себя лучше. Вернувшись к самолету, закусил прихваченной с собой снедью — яблоком и леденцом для диабетиков. Когда он завершал трапезу, появилась машина. Та, что надо: «кадиллак-Севилья» с номерами округа Дэйд. И все равно Кэрби испытал волнение. Он всегда дрейфил в этот миг. Как-никак торговля краденым, да еще такими ценными штуковинами. Во всяком случае, так их воспринимали. Людей этой профессии иногда приканчивали сообщники или покупатели. Кэрби старался тщательно выбирать клиентуру, но в таких делах никогда нельзя знать все наверняка.

Похоже, в машине сидел только один человек. Так и договаривались. Наконец Кэрби узнал водителя. Звали его Мортмэйн. Семьдесят с лишним лет, красивая седая шевелюра с аккуратной завивкой, широкие брови над веселыми синими глазами, украшавшими загорелое лицо. Белые брюки, сорочка и туфли, голубой китель офицера ВМС — его обычный наряд. Мортмэйн был «в отставке». Кэрби понятия не имел, от чего его отставили, во всяком случае не от работы посредника между продавцом и покупателем, жившим в Лос-Анджелесе художником по интерьеру, который перепродавал товар разным знаменитостям, тем, кто, помимо диковин майя, скупал и другую контрабанду из Латинской Америки.

Заглянув на заднее сиденье, дабы убедиться, что в машине никто не прячется, Кэрби скользнул в салон.

— Доброе утречко, мистер Мортмэйн, — сказал он.

— С добрым утром, Кэрби.

На заре жизни Мортмэйн, наверное, был представительным мужчиной, да и сейчас сохранил солидность. Голос его звучал глубоко и мягко. Сунув красивую загорелую руку в карман кителя, Мортмэйн достал толстый белый конверт.

— Бобби просит прощения, но это все, что он смог наскрести. Спрос падает, и все такое, понимаете?

— Хм-м-м, — протянул Кэрби, взяв конверт. Там, как обычно, лежала его доля наличными и ксерокопии чеков, полученных Бобби от знаменитостей, фамилии и росчерки которых были старательно вымараны. Так Кэрби знал, что его не надувают, хотя ничто не мешало Бобби попросить любую знаменитость расплатиться двумя чеками. Какой-нибудь туманный предлог, связанный хотя бы с налогами, всегда можно найти. Однако это не имело значения: Кэрби подозревал, что его немножко грабят, но такая уж это игра.

Пока Кэрби считал наличные и изучал чеки, Мортмэйн аккуратно развернул «кадиллак» и подогнал багажником прямо к пилотской кабине.

— Нет, — сказал Кэрби. — Извините, мистер Мортмэйн, но — нет.

На этот раз Бобби зашел чересчур далеко.

Мортмэйн смотрел на Кэрби с легким вежливым изумлением.

— Что-нибудь не так?

— Тут слишком мало. У меня есть покупатели, которые дают гораздо лучшую цену.

— Обещать все горазды, Кэрби.

— Возможно. А может, в Чикаго спрос упал не так резко.

— Так ваши покупатели оттуда?

— Я не могу отдать вам сегодняшний груз.

Теперь Мортмэйн изумился по-настоящему.

— Вы повезете его обратно?

— Нет, оставлю у друзей во Флориде и позвоню покупателю.

Мортмэйн вздохнул.

— Что ж, дело ваше, конечно. Бобби очень огорчится.

— Но не так, как я сейчас. Сказать вам, что я думаю? Бобби берет по два чека. Я считал его честным человеком, но теперь уж и не знаю…

Иногда Кэрби щеголял простодушием и тугодумием, которые принимались за чистую монету, ибо вряд ли человек станет нарочно выставлять себя в таком свете. Мортмэйн кивнул с несколько преувеличенной серьезностью, потом сказал:

— Кэрби, я не думаю, что Бобби способен на такое, но, по правде говоря, не могу в этом поклясться.

— Извините, — проговорил Кэрби и взялся за ручку дверцы.

— Минутку, не стоит нам так вот расставаться. Вы можете подождать, пока я созвонюсь с Бобби?

— Нет, мне надо отвезти еще один груз.

— Тогда вот что. Я, наверное, немного зарываюсь. Я не имею права говорить за Бобби, но, наверное, сейчас должен это сделать. Он очень рад вашему сотрудничеству.