Рискованная профессия - Уэстлейк Дональд Эдвин. Страница 1

Дональд Уэстлейк

Рискованная профессия

Мистер Хендерсон вызвал меня в офис на третий день по моем возвращении на Землю. На полтора дня позже, чем я думал. Разъездные инспекторы Танжерской страховой компании обычно не проводили дома больше тридцати шести часов подряд.

Хендерсон был дружелюбен, но строг. Это означало, что он доволен завершенной мной работой и готовит для меня какое-то новое крючкотворство. Мне это не слишком нравилось. Я вообще-то человек прямой, терпеть не могу всякие экивоки и предпочел бы вернуться к делам по пожарам и воровству в пределах Большого Нью-Йорка. Но у моего нынешнего положения были и свои преимущества. Как разъездной инспектор по претензиям, я избегал присущей нашей работе бумажной волокиты и пользовался правом выставлять расходные счета, которые никто не проверял. И это делало работу — как средство пропитания — почти сносной.

Когда я уселся, Хендерсон начал:

— Ты хорошо поработал на Луне, Гед. Сэкономил компании изрядную сумму.

— Благодарю вас, сэр, — скромно улыбнулся я в ответ. И подумал в тысячный раз, что не худо было бы компании поделиться этой сэкономленной суммой с тем, кто ее сэкономил. Иными словами, со мной.

— Ну, на этот раз дело хитрое, — продолжил босс, похлопав меня по плечу и переходя к новому заданию. Он пристально поглядел на меня, по крайней мере настолько пристально, насколько могут смотреть маленькие глазки с круглого лица грузного человека. — Что ты знаешь о пенсионной программе для представителей рискованных профессий? — спросил он.

— Что-то слышал — вот и все, — ответил я честно.

— Большинство полисов продаются, разумеется вне Земли, — пояснил он. — Некая форма страховки для “нестрахуемых”. Космические экипажи, исследователи астероидов и тому подобное.

— Понятно, — протянул я без удовольствия, поняв, что мне придется куда-то лететь. От невесомости меня выворачивает — на меня даже в лифте может напасть дурнота.

— Вот как это делается, — продолжил босс, игнорируя мой несчастный вид. — Клиент выплачивает ежемесячные страховые взносы, но может уплатить вперед или на время прекратить выплаты, полис бессрочный — лишь бы нужная сумма была внесена к конечной дате. Конечная дата наступает в пенсионном возрасте клиента — в сорок пять лет или старше, по его выбору. После этого он прекращает выплаты, и мы начинаем выплачивать ему ежемесячную страховую премию с учетом выплаченной им суммы по полису, возраста и так далее. Ясно?

Я кивал, стараясь нащупать здесь зацепку для старой доброй Танжерской компании.

— Двойная пенсия — так мы ее называем здесь, в офисе, — гарантирует, что клиент не станет на старости лет просить милостыню, даже если у него не будет других средств к существованию. Человек может вернуться на Землю и жить спокойно до конца дней.

Я добросовестно кивал.

— Но конечно, — Хендерсон назидательно потряс толстым пальцем, — эти люди все равно не подлежат страховке. Это пенсионная программа, а не страховая. Выплаты может получать только сам клиент.

Вот тут-то и была хитрость. Я знал кое-какую статистику по нестрахуемым, особенно по исследователям Пояса. Немногие из них доживали до сорока пяти, а те немногие, что возвращались домой, не протягивали больше года-двух. Человек, проведший последние двадцать — тридцать лет на астероидах, потом, на Земле, просто угасал.

Нужна была компания типа нашей, чтобы придумать такой вид рэкета. В большинстве страховых компаний под “нестрахуемыми” подразумевались те, кого профессия или привычки слишком часто делали объектом некрологов. Для Танжерской же компании это были люди, на которых она не могла заработать.

— Ну вот, — продолжил Хендерсон значительно, — теперь мы подошли к делу. — Порывшись, он извлек нужную папку, поглядел на ее гладкую обложку и, пожевав губами, объявил:

— Одним из наших клиентов по этой схеме был человек по имени Джефф Маккэн.

— Был? — повторил я.

Кивком признав мою сообразительность, Хендерсон тяжко вздохнул и потряс папкой.

— Да, правильно, он мертв. Обычно на этом все заканчивается. Но в данном случае возникли сложности.

Естественно. Иначе зачем бы им понадобился я. Но я знал, что Хендерсона лучше не торопить. Делая вид, что я — весь внимание, и думая о постороннем, я ждал, когда он доберется до сути.

— Спустя две недели после его кончины, — сказал он, — мы получили заявление о возврате денег по его полису.

— Возврате? — Ни о чем подобном я не слышал. В нашей компании такого не бывало. Мы никогда не возвращали деньги.

— Видишь ли, это особый случай, — пояснил Хендерсон, — поскольку это не страховой полис, а пенсионная программа, то клиент может в любой момент из нее выйти, получив семьдесят пять процентов своих взносов. Законом это предусмотрено.

— Ага, я понял. Закон провели через международный комитет по финансовым операциям, а страховое лобби его проглядело.

— Но заметь, — продолжал Хендерсон, — заявление поступило через две недели после кончины клиента.

— Вы же сказали, что никто больше получателем быть не может, — удивился я.

— Верно. Но заявление прислал его партнер, некий Эб Карпин. Маккэн письменно завещал все ему. А так как заявление было написано до кончины Маккэна, то, как говорит Карпин, деньги эти не могут считаться частью полиса, а должны рассматриваться как часть остававшейся у Маккэна наличности. Теперь их хочет получить Карпин.

— Вряд ли это такая уж большая выплата? — спросил я в надежде, что сумма не настолько велика, чтобы посылать меня на астероид.

— Маккэн умер, — ответил Хендерсон, — в возрасте пятидесяти шести лет. Полис он получил в тридцать четыре года с правом пенсии в шестьдесят лет и ежемесячными платежами по пятьдесят. Можешь подсчитать.

Я подсчитал — вышло на круг десять тысяч. Приходилось признать, что ради этого стоило ехать.

— Понятно, — вздохнул я.

— И вот что, — продолжил Хендерсон, — причины, вернее, обстоятельства смерти Маккэна вызывают подозрение. Соответственно и заявление.

— Может быть подлог?

— Вначале так и подумали. Но наши графологи, сравнив все образцы писаний Маккэна, пришли к заключению, что это его рука, причем в возрасте пятидесяти шести лет.

— Значит, Маккэн заявление сам написал. Вы полагаете — под принуждением?

— Понятия не имею, — благодушно ответствовал Хендерсон. — Это предстоит выяснить тебе. Да, вот еще что. Я напрягся.

— Маккэн и Карпин последние пятнадцать лет работали вместе — официально свое сотрудничество никак не фиксировали, правда, они находили там-сям залежи редких металлов, небольшие, не из тех, о которых мечтают все исследователи Пояса. Но за день до кончины Маккэна...

— Ага, — задумчиво протянул я, — и смерть Маккэна...

— Несчастный случай.

— Ну да. Доказательства есть?

— Никаких. Тело утеряно в космосе. А законы на этот счет еще не приняты.

— Так что мы здесь полагаемся только на слова Карпина?

— Это все, что у нас есть. Пока что.

— И теперь вы хотите, чтобы я туда отправился, разобрался и, возможно, сохранил для компании десять тысяч.

— Именно, — подытожил Хендерсон.

Вертолет доставил меня в каирский космопорт, где я пересел на, хороший космический корабль “Деметра”, следующий до. Луна-Сити и далее. Ко времени прибытия в Этроникс, в поясе астероидов, мои внутренности и я достигли некоего соглашения: пока я не буду есть, желудок оставит меня в покое.

В Этроникс-Сити было душно, как в турецких банях. Город располагался на осколке в пару миль толщиной и выглядел как мастерская по электросварке.

Снаружи он представлял собой, темный и грязный на вид никелево-стальной купол, и внутри было не лучше, на всех четырех уровнях обеспечения жизнедеятельности. На верхнем уровне, непосредственно под куполом, располагалась зона посадки транспортных средств и кабинеты руководства, пограничного контроля и т, п. Ниже, в недрах астероида, располагался завод, на третьем уровне — торгово-развлекательная зона, и на четвертом — жилые помещения. Все помещения были прямоугольной формы, выкрашены в тускло-оливковый цвет. В общем, вы словно оказывались внутри ночного горшка.