Поход Черного Креста - Вагнер Карл Эдвард. Страница 13
Бронированный вал несся по саванне. Копыта коней-тяжеловозов взрывали почву, оставляя за собой полосу вспаханной земли. Шесть тысяч великолепных доспехов — золоченых, вороненых, полированных — отразили солнце. Шесть тысяч наконечников копий сверкнули, как звезды в ночном небе. Шесть тысяч закованных в латы всадников, и у каждого, помимо копья, пристегнут к седлу или висит на поясе меч, боевой топор, шипастая булава.
Пять полков опытных, знающих свое дело воинов. Тяжелая кавалерия — высочайшее достижение военной науки, результат многовекового опыта. Обычно такая атака направлялась против бронированного кулака элитных войск противника. У Ортеда подобных отрядов не было, и сегодня лучшим рыцарям противостояла многократно превышающая их по численности толпа вчерашних крестьян и ремесленников.
Передовые полки армии Сандотнери расступились, уступая дорогу тяжелой кавалерии. Убрав луки, стрелки взялись за сабли и стали теснить противника по всему фронту. Вслед за тяжелыми полками стала набирать скорость легкая конница резерва. Огромная машина боя закрутилась, и теперь только чудо могло бы остановить ее, развести враждующие армии.
Искаженные гримасой страха лица обернулись к атакующим. Глаза сатакийцев широко раскрылись, рты округлились в отчаянном крике. Не дожидаясь сметающей все на своем пути стальной волны, воины Сатаки, побросав щиты и оружие, бросились бежать. Измученные долгим переходом под палящим солнцем, изрядно напуганные первой неудачей своей конницы и меткими стрелами противника, плохо вооруженные, кое-как одетые и обутые, солдаты Ортеда превратили армию в беспорядочно отступающую, нет — панически бегущую толпу. У людей, которых объединяли лишь страх да желание побольше награбить в легко захваченных городах, не было ни сил, ни мужества, ни желания противостоять слаженной, дисциплинированной тяжеловооруженной армии.
Но и времени на бегство у них не было. Оставалось лишь одно — погибать.
И они погибали — сотнями, тысячами, десятками тысяч. Погибали под копытами лошадей и под ногами своих же ищущих спасения соратников. Самым проворным удавалось прорваться сквозь давящую саму себя толпу, и то лишь потому, что преследователи снизили скорость, не успевая убивать всех, кто подставлял под удар свою голову или спину.
Генерал Джарво, давно оставивший копье в спине какого-то крестьянина, методично орудовал длинным мечом, прорубая путь вперед. Казалось, только законы физики препятствуют более быстрому продвижению его армии. Слишком велико было трение в бурлящей массе людей, слишком вязка и неровна поверхность под копытами скакунов. Изредка встречающиеся очаги некоторого подобия организованного сопротивления не могли сколько-нибудь серьезно повлиять на общую картину боя.
Ворвавшись в гущу сатакийцев вслед за бронированным тараном, легкая кавалерия действовала как волк, попавший в центр овечьей отары. Руки солдат уже ныли от напряжения. Сабли затупились и казались неподъемными гирями. О стратегии и тактике можно было забыть. Единственным заданием оставалось — рубить, рубить и рубить бесформенную массу, рассекать ее на куски, разрывать в клочья. Стрелки, колчаны которых опустели, не торопились вырывать стрелы из тел убитых. Настало время сабельной резни.
Джарво уверенно вел свою армию вперед. Лишь кучка врагов пыталась организовать отпор. Большинство сатакийцев предпочло получить смертельный удар клинком в спину, а не принять смерть с оружием в руках. Исход сражения был уже ясен, оставалось лишь дождаться его. Законы войны неумолимы: если армия бежит в панике — она обречена. Ни один противник не упустит такой возможности добить слабого.
Джарво повсюду искал глазами Ортеда. Но тот либо погиб, либо где-то прятался. Генерал пообещал десять золотых монет за голову Пророка, неважно, останется она к моменту вручения на плечах своего владельца или нет. Но по ходу боя никаких сведений об Ортеде не поступало.
Ясность в дело внес Ридэйз. Устав от яростной рубки, полковник наскоро допросил нескольких захваченных пленных. Их показания в основном сходились.
— Его здесь нет, — сообщил Ридэйз командиру. — И не было. Пророк, понимаешь ли, приказал своим генералам вести Поход Черного Креста против Южных Королевств начиная с Сандотнери. А сам при этом остался в Ингольди, предоставив своим последователям испытать на собственной шкуре мощь нашей кавалерии.
Джарво сплюнул и воскликнул:
— По крайней мере слухи о том, что Ортед тот еще хитрый лис, вполне подтвердились!
Армия воинов Сатаки была разбита. Уцелевшие в резне разбежались во все стороны, преследуемые конными палачами. Джарво решил, что после наступления темноты продолжать погоню будет бессмысленно. Но до заката его кавалеристы должны гнать противника, уничтожая всех, кого удастся.
Солнце только-только начинало клониться к западу.
VII. ПО СЛЕДАМ БИТВЫ
Поднявшаяся над безлесным горизонтом луна мертвенной белизной залила саванну, превращенную в кровавое море. По равнине медленно ехал всадник.
Зловещую тишину кошмарного видения нарушали лишь звуки, издаваемые пожирателями падали. Клекот грифов перемежался с карканьем воронья. Отрывистый лай и завывания выдавали присутствие на пиршестве бродячих собак и шакалов. То и дело слышащийся хруст пожираемых костей говорил об участии в мрачном празднестве стаи гиен.
Десятки тысяч мертвецов не издавали ни звука.
Заслышав стук копыт приближающегося коня, поедатели падали удивленно оторвались от своего банкета. Послышалось беспокойное хлопанье крыльев, сверкнули в темноте оскаленные клыки. Самые мелкие пожиратели мертвечины поспешили спрятаться под трупы или убраться прочь с дороги приближающегося всадника.
Десятки тысяч мертвецов даже не пошевелились.
Всадник, осторожно пробирающийся по полю недавней битвы, мог быть кем угодно, даже самой смертью: черная кольчуга, черный конь. Ветер, дувший над саванной, далеко разносил запах мертвой плоти и пролитой на землю крови.
Приблизившись к морю крови, всадник остановил коня, а затем осторожно повел его вдоль прибрежной кромки. Послушное, вышколенное животное не могло сдержать ужаса. Человеку стоило немалых трудов успокоить верного коня.
Время от времени среди моря попадался островок — труп лошади в форменной сбруе и труп седока. Победители тоже заплатили свою цену в этом бою. Правда, в сравнении с побежденными — ничтожно малую. В основном равнина была устлана трупами пеших — мужчин, женщин, стариков, детей. Тысячи и тысячи трупов. Крестьяне-землепашцы и ремесленники из городов — едва ли среди них можно было найти хоть одного опытного солдата-ветерана. Мясо. Мясо для кавалерийских сабель. Самодельное оружие, вилы, копья и наскоро сколоченные из досок подобия щитов — против стальных клинков и кольчуг. Смерть собрала в этом бою богатый урожай. Тысячи еще недавно живых людей превратились в горы мертвой плоти, интересующей только пожирателей падали, готовых пировать здесь до тех пор, пока лишь белые кости не останутся лежать в выжженной солнцем степи! Политая кровью трава после первого же дождя даст молодую поросль, которая скроет в зеленых волнах и последние останки.
Постепенно количество трупов и их вид менялись, отражая ход битвы. Самые высокие груды тел лежали там, где атакующая конница прорубалась сквозь замершую на месте, давящую саму себя толпу. К северу, там, где рубка превратилась в погоню, мертвецы лежали головами к виднеющейся на горизонте опушке леса. Смертельные раны были нанесены им в спины. Видимо, эти цепочки мертвых тел тянулись до самых джунглей, лишь доскакав до которых преследователи остановили погоню.
Распутывая ход боя, всадник медленно пробирался между телами убитых, двигаясь вслед за погоней на север. Опытный глаз воина помогал ему восстановить картину случившегося. По положению трупа, по его ранам всадник догадывался о последних мгновениях жизни человека, видел словно наяву врага, наносящего ему роковой удар. Казалось, равнина вновь ожила. Какие-то неясные звуки прокатились над ней. Были ли то стенания душ погибших или же звучали в воображении всадника крики сражающихся и бегущих, живых еще людей — этого он и сам не мог сказать.