Карта родины - Вайль Петр. Страница 53

Нас повели к заставе, где у ворот мы вступили в культурологический диспут с капитаном, который объяснял, что Ермоловский камень есть стратегический военный объект, мы же доказывали, что это упомянутый в путеводителях и краеведческой литературе исторический памятник. Спор прервал взъерошенный усатый человек, прибежавший с дороги «Капитан, нехорошо получается, понимаешь, одного меня пропускают а я тебе за двоих заплатил!» Капитан осекся на самом интересном месте. «Ну, армия», — громко произнес Олег, покрутив головой.

Рассаживаясь по машинам, мы обернулись. Капитан, стоя у КПП, поднял руку с растопыренными буквой V пальцами. «Неужели он нас с победой поздравляет?» — удивился я. «Как же, дождешься, — сказал Олег — Напоминает, что во всех случаях победа за ними».

БАТУМСКИЙ ЧАЙ

После того как беседа с президентом Аджарии закончилась и магнитофоны были выключены, мы — пятеро прибывших из Москвы, местный журналист и президентский пресс-секретарь — остались за столиком перед блюдом мандаринов и хурмы. Внезапно, мягко и бесшумно, как все, что он делает, вновь появился президент, сказал: «Подождите немного, я сейчас приготовлю спагетти». И ушел.

Местные оставались бесстрастны и никак не располагали к расспросам. Мы переглянулись в ужасе и пошептались между собой: трое были за то, что ослышались, один — что президент непонятно пошутил, один — что президент помешался.

Это вряд ли: он производил впечатление полного спокойствия и подчеркнутой нормы. Хороший костюм, строгий вишневый галстук, вкрадчивая манера, негромкий голос, отеческая интонация — знакомо и похоже, только никак не уловить, на что. Рухнувшие на уши спагетти вдруг завершили картину: кино, конечно, кино Копполы, Скорсезе и других, выводивших на экраны всех этих крестных отцов, домашних и всесильных. Внук первого председателя аджарского парламента (1918-1921), отец юного (1977 года рождения) батумского мэра, президент непринужденно воспринимает республику как собственную семью. Семья соответствует: ходит на цыпочках, когда отец работает или отдыхает, без оговоренной надобности не появляется вовсе — улицы в окрестностях административных зданий и президентского жилья закрыты для проезда обычных машин. Пешеходам тут тоже делать нечего, в сумерках пустой город выглядит таинственно и страшновато, особенно когда вглядишься и различишь расставленных вдоль по-приморски белых зданий людей в черном. Их много, они стоят в тени балконов и парадных навесов, на них вязаные шапочки, свободные куртки и крепкие ботинки, они молча провожают тебя глазами, когда проходишь мимо. При дневном свете ребята в черном исчезают — видимо, уходят спать, но улицы пестрят людьми в форме, кажется что вся молодежь республики занята в полиции и охране. На всякий случай охраняется и аджарско-грузинская граница: сам факт ее существования поразителен, потому что Аджария не Абхазия и входит в состав Грузии. Тем не менее, проехав беспрепятственно целый день от Тбилиси до реки Натанеби, мы затормозили у бетонных блоков, где люди в форме проверяют документы и осматривают машины.

Нас, разумеется, пропустили сразу и с поклонами: приглашение президента. Поселили как раз в охраняемой семейной зоне — гостинице «Интурист», откуда возили кормить к морю, в белый дворец с ионическими колоннами — ресторан «Санапиро», что и означает «Набережная». К середине второго дня возникло отвращение к хачапури по-аджарски — это те, которые в форме лодочки и с глазуньей в углублении. Вкусная штука, если не есть ее на завтрак, обед и ужин. Но заказывал пресс-секретарь, который сказал, что президент велел познакомить нас с аджарской кухней. Встреча все откладывалась. Гуляли по городу, покупали на рынке сыр и хурму, вечером выпивали и номере, тупо смотрели телевизор: местное AjaraTV, с хорошим набором американских и европейских фильмов в переводе на русский, с новостями по-грузински. Сервис «Интуриста» предоставлял и один российский канал, запомнился репортаж из Псковской области о чуме щук. Весь экран занимала рыбья голова, и закадровый голос говорил: «Как видите, наблюдается изъязвление пораженного рыла…». Какие все-таки хорошие слова есть в русском языке. Ты-то всю жизнь думал, что пораженное рыло бывает только у тебя при виде Казбека, Джоконды или счета за телефон, а тут — щука, изъязвленная, как твоя совесть. Встреча с президентом все откладывалась, а самолет Батуми — Москва летает всего раз в неделю, и день этот наступил. Наконец, пресс-секретарь объявил: «Сегодня в три. — Но ведь рейс в два, — Перенесем рейс. На какое время вам удобно?»

Как-то в Ингушетии мы ехали с депутатом местного парламента из новой столицы, Магаса, в аэропорт Беслан. Депутат остановил машину у придорожной шашлычной, заказал мяса и вина, начались тосты. Потом он, спохватившись, достал мобильный телефон, набрал номер начальника аэропорта: «Слушай, задержи немножко московский — минут двадцать-тридцать, я друзей везу, очень надо, слушай». Я замер, представляя, какую причину он выдвинет: поломка машины, вмешательство высшего начальства, травма? Депутат сказал: «Мы тут вино немножко пьем, шашлык-машлык кушаем, на прощание, сам понимаешь». У джигита не ломается машина, он не болеет и не слишком слушается начальства, джигит пьет вино и говорит тосты, и это святое.

В Аджарии расписание рейсов было тоже в ведении лично президента, но даже он не мог предусмотреть, что на Батуми обрушится небывалый ливень и град, что взлетную полосу зальет и нам придется проделать снова весь путь через Грузию, в полном негативе: с запада на восток и ночью. Пока же мы сидели в ожидании разгадки спагетти. Минут через двадцать нас провели в просторный зал с потолками пятиметровой высоты и совершенно пустыми белыми стенами. Торец зала едва ли не целиком занимал огромный продолговатый телевизор. Всю прочую обстановку составлял длинный широкий стол с восемью тарелками. Появился президент, сели. Вошел человек в черном с большой эмалированной кастрюлей в руках, положил каждому по горке спагетти в томатном соусе. Президент сделал пинг-понговское движение вилкой.

Безмолвный адъютант поставил кассету, и мы в полном молчании, натужно жуя суховатые спагетти, слушали и смотрели последний акт «Кармен» в исполнении Детской оперы Аджарии. Президент откровенно блаженствовал, тихонько подпевая.

Маленький Хозе зарезал наконец крошечную Кармен, и адъютант вставил вторую кассету. Человек в черном пришел с другой эмалированной кастрюлей и положил каждому по два пошированных яйца в еще более густом и остром томатном соусе. По телеэкрану теперь мчались катера аджарского производства, прогулочные и военные. Президент отрывисто сообщал параметры: мощность двигателя, скорость, вооружение, приемистость. Ознакомившись с матчастью, мы спросили, покупает ли кто такие замечательные суда. Оказалось, никто. «Грузия, правда, хотела купить два военных катера, но мы не продали. — Почему? — А вдруг они на них же к нам придут?» Охрана молча затряслась от хохота.

Внесли графин. «Медовая, — сказал президент, — из моих мест». Мне приходилось пить виноградную, персиковую, айвовую, тутовую, корольковую чачу. Эта была липкая и отдающая туалетным мылом. Понимая, что президент не виноват, мы пили чачу в охотку: нужно было хоть как-то уравновесить бред происходящего.

«Завершим обед батумским чаем, — приветливо предложил президент. — Такого вы еще не пили». Следующие четверть часа прошли в рассказах о том, что такое батумский чай. Кажется, хотя об этом не было сказано впрямую, его сочинил тоже президент — как детскую оперу, катера, спагетти, государственный флаг, герб, музыку, отчасти текст гимна и еще многое другое, если не все в Аджарии. Мы узнали, какие именно травы и соцветия входят в состав батумского чая, — всего не упомнить, и от чего он помогает: тут просто — от всего.

Закончилась чайная матчасть, началось долгое ожидание, еще минут пятнадцать прошли в полной тишине, и на подносе внесли восемь чашечек кофе. Мы молча выпили кофе, поблагодарили, пожали хозяину руку и через несколько минут уже грузились в микроавтобус вместе с пятью двадцатикилограммовыми ящиками мандаринов. «Каждому по ящику в подарок от президента, — торжественно произнес пресс-секретарь, — Лично». Он сообщил, что погода так и не наладилась, и самолет взлететь не в состоянии. «Президент не может ничего сделать, — серьезно сказал пресс-секретарь. — Вам заказаны билеты на рейс Тбилиси-Москва». Впереди были семь часов ночной езды через всю Грузию до тбилисского аэропорта, полно времени подумать о том, что диктатура — не обязательно посадки и расстрелы. Диктатура — это когда долго слушаешь о чае, долго ждешь его, потом приносят кофе, и никто ни о чем не спрашивает, и никто ничего не объясняет.