Тайна черной жемчужины - Басманова Елена. Страница 45

Но что означает отсутствие в доме ее похитителей и их подручных? Что они задумали? Не собираются ли уморить ее голодом или отравить несвежей провизией? А если они оставят ее здесь навсегда?

Брунгильда Николаевна поглядела на фарфоровый ночной горшок – он так и стоял у дверей со вчерашней ночи. Не удосужился ее страж вынести вазу. Как ни странно, но вид интимного предмета успокоил девушку. Она достала из кармана зеркальце, подаренное Климом Кирилловичем Коровкиным, подошла к окну и похолодела: чьи-то слабые нежные пальчики пытались ухватиться за оконный карниз со стороны улицы, но вновь и вновь соскальзывали. Боясь пошевелиться, Брунгильда расширенными глазами следила за безуспешными попытками хрупкого создания.

Но через секунду облегченно вздохнула: порыв ветра за окном подхватил желтый кленовый листок и унес опасного «злоумышленника» прочь от окна. Проследив за его полетом, Брунгильда обратила взгляд в зеркальце и пристрастно оглядела себя.

Боже! Прическа помятая, лицо несвежее, костюм и блузка, тщательно подобранные для визита к «отцу», и вовсе никуда не годятся. Как хорошо было бы погрузиться в ванну, наполненную пахучей мыльной пеной, оттереть всю грязь и пыль, осевшую на нее за время заточения.

Брунгильда Николаевна посмотрела в окно – вдалеке, на противоположной стороне улицы виднелась все та же аптека. Солнце било прямо в лицо девушке и она, щурясь, пыталась разглядеть двух мужчин, стоявших возле закрытых дверей. Время от времени проходившие мимо лотошники и торговцы с тележками заслоняли фигуры у двери. Не сразу, но она поняла, что один из них – ее сторож. Приложив ладонь козырьком к бровям, Брунгильда Николаевна пыталась определить, с кем же он беседует.

Что-то знакомое чудилось ей в осанке и движениях высокого стройного господина. Приглядевшись пристальнее, Брунгильда с восторгом узнала Клима Кирилловича Коровкина!

Она, положив на подоконник зеркальце, попыталась открыть окно, чтобы крикнуть милому доктору о том, что она здесь, что не может выйти из своего пыльного узилища! Но окно не поддавалось, и девушка безуспешно дергала оконные шпингалеты и ручку.

– Клим Кириллович! Доктор Коровкин! – звала она во весь голос и стучала маленьким кулачком по стеклу, но ни глухие удары изящной девичьей ручки, ни ее отчаянные крики не долетали до сторожа и его собеседника через двойную раму, между которой лежали плотные слои цветной ваты, такой грязной, что, судя по всему, осталась она еще с прошедшей зимы.

Старшая дочь профессора Муромцева стояла у окна, к ее глазам подступали слезы отчаяния и бессилия. Освобождение так возможно, так близко – но судьба не внемлет ее мольбам...

Брунгильда опустила взгляд на зеркальце, лежащее на пыльном подоконнике, и судорожно схватила его. Может быть, доктор Коровкин поймет световой сигнал и обратит свой взор на окно – и в окне увидит ее? И спасет?

Девушка поймала зеркальной поверхностью солнечный луч и попыталась направить его на далекий объект. Сделать это ей удалось не сразу: рука ее дрожала, она поставила локти на подоконник и ладонью левой руки схватилась за правое запястье. Неужели он не поймет? Неужели он не увидит? Где его интуиция?

Увы, доктор Коровкин терпел пытку солнечным зайчиком всего лишь минуту-другую, а затем отвернулся, полез в карман, протянул что-то сторожу, постоял еще недолго и зашагал прочь – прочь от аптеки, прочь от нее...

Брунгильда прекратила попытки привлечь к себе внимание удалявшегося Клима Кирилловича. «Хорошо, что я не вышла за него замуж! – сердито подумала она. – А теперь уж точно не выйду. Ни за что»; Она глубоко вздохнула, гневно раздув тонкие ноздри, сжала розовые губки. Нет, ее имя что-нибудь да значит – недаром папочка с мамочкой назвали ее Брунгильдой, что в переводе с немецкого значит сильная, мужественная женщина. Она не сдастся, она непременно выберется отсюда! И увидит Глеба Тугарина!

Девушка стукнула кулачком по подоконнику, бросила взгляд на закрытую аптеку напротив. Потом подняла руку и на пыльном стекле нарисовала скрипичный ключ. А над ним инициалы – Г. Т.

Задвинув штору, пленница печально посмотрела на холодную изразцовую печь, завернулась в плед и предалась размышлениям. Появление доктора Коровкина у аптеки не могло быть случайностью. Сторож все-таки позвонил. И папочка, вероятно, догадался, о какой ученице идет речь, и смог узнать, откуда ему телефонировали. Полиции домашние, скорее всего, не сообщили о ее исчезновении, иначе здесь давно были бы представители закона, опрашивали всех, осматривали окрестные здания. Брунгильда догадывалась, почему ее родные не обратились к властям, она была рада их выдержке. На мгновение она представила себе, что всю историю, случившуюся с ней, придется рассказывать не только родителям, но и посторонним, полиции, подписывать протоколы. Ужас! А если пронюхают газетчики? Какой скандал! Какой позор! Конец музыкальной карьере!

Нет, нет, нет, надо выбираться самостоятельно, надо что-то придумать. Только бы появился сторож! Она постарается его уговорить!

Брунгильда с нежностью вспомнила о младшей сестре – неужели Мура слушает лекции о Древнем Египте на своих курсах? Вряд ли. Не такой у ее сестры характер, чтобы сидеть, сложа руки, когда . ее близкие в беде. Но может быть, родители запретили выходить ей из дома, боясь, что и с ней что-нибудь случится?

Мурочка не так глупа, как она, Брунгильда, – самокритично решила старшая дочь профессора Муромцева, – уж она-то не попадет в такую глупейшую историю. Впрочем, угревшаяся под пледом узница тут же выискала себе оправдание – если бы не ослепившая ее любовь, если бы не роковая встреча с Глебом Тугариным, и она была бы осмотрительней. Ее всегда уверяли, что она – девушка разумная, рассудительная. Говорили даже, что чуть-чуть холодноватая, надменная, высокомерная... Может быть... Но тогда она еще не любила Глеба Тугарина!

Самые разные мысли мелькали в непричесанной головке талантливой пианистки, которая вот уже три дня не имела возможности подойти к своему инструменту – вместо подготовки к предстоящему концерту она обреталась в какой-то пыльной гостиной, открытая дверь из которой вела в смежную комнату, где еще недавно лежал умирающий князь Бельский! Когда его сообщники придут к ней? Удастся ли их изобличить?.. Брунгильда решила, что пока она продолжит покорно исполнять все требования злоумышленников. До удобного момента...

Девушка вскочила с дивана, подбежала к столу и приподняла салфетку, под которой лежала вчерашняя провизия. Рядом с бутылкой сельтерской стоял стакан. Старшая дочь профессора Муромцева достала носовой платок, аккуратно накинула его на стакан и перенесла к дивану. Рассказ доктора Коровкина на ее дне рождения о дактилоскопии не пропал даром. Отложив стакан на одну из подушек, она освободила ридикюльчик от необходимых каждой девушке мелочей и осторожно опустила завернутый в платок стакан в ридикюль, отчего тот сразу стал пузатым. А вдруг на стакане есть отпечатки пальцев, которые пригодятся полиции, если потребуется ее вмешательство? Конечно, желательно избежать публичной огласки, но кто знает? Возможно, придется делать выбор между спасением жизни и спасением репутации.

Довольная своей предусмотрительностью барышня постаралась привести в порядок и себя – снова с помощью сельтерской воды и, на этот раз, салфетки. Причесалась, попудрилась... и почувствовала себя увереннее. Кое-как засунула в ридикюльчик деньги и разбросанные мелочи...

Делать было решительно нечего, и пришлось снова устроиться на диване под пледом, ожидать в холодной комнате решения своей печальной участи. Мысли пленницы вскоре устремились к тому, кто лишил ее покоя. К тому, кто при первой же встрече пробудил в ней чувство, неизвестное доселе...

Когда Брунгильда Николаевна очнулась от сна, в который незаметно перешли ее девичьи мечтания, в комнате все еще было довольно светло. Видно, она задремала, но ненадолго. Который сейчас был час, оставалось только догадываться, – пыльные часы в гостиной давно никем не заводились, и тусклый желтый маятник их стоял неподвижно в нижней точке предназначенной для него амплитуды.