Райский сад дьявола - Вайнер Аркадий Александрович. Страница 17

И тогда из зеленых яблок-падалиц Василия Данилыча брызнули слезы, шипучие и мутные, как молодой сидр.

14. НЬЮ-ЙОРК. ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ. ПОЛИС ПЛАЗА, 1. СТИВЕН ПОЛК

Стив Полк не сомневался, что супруги рассказывают правду. Не сговариваясь, основные факты они излагали одинаково, расходясь лишь в некоторых подробностях.

Эмма Драпкина, например, говорила, что жила с погибшим Лекарем почти с самого их приезда в США, а ее муж Лазарь по этому поводу отвечал уклончиво: «Пропади они оба пропадом!» Супруги излагали вещи довольно любопытные, но Лазарь был Стиву гораздо интереснее – впервые в жизни Полк видел раба. Не в фигуральном смысле, а вполне буквальном. И не какого-нибудь нелегального мексиканца или неграмотного китайца из трущоб Чайна-тауна, а раба белого, тридцати семи лет от роду, ученого человека с дипломом – Пи Эйч Ди, упоминающего в разговоре Заратустру и Кьеркегора.

В четырех других комнатах на шестом этаже городского полицейского управления детективы Джордана вылущивали информацию у соседей, знакомых и предполагаемых партнеров Лекаря. Но настоящей находкой, конечно, были именно эти странные супруги Драпкины. Их привезли на Полис плаза, 1, незадолго до полуночи, когда осведомитель Сэм Лаксман по кличке Дрист назвал их наиболее близкими людьми к убитому Лекарю.

– Да-да, я раб! – с усталым отчаянием говорил Лазарь Драпкин. – Ну и что? Кого это волнует? И Эзоп был рабом…

Джордан смотрел на него с ленивым отвращением и при упоминании имени Эзопа вопросительно взглянул на Полка – что это за птица?

Стив усмехнулся, покачал головой – мол, не обращай внимания, не имеет значения.

Лазарь довольно грамотно говорил по-английски, хоть и с чудовищным акцентом. Его речь была похожа на компьютерный перевод.

– Вы язык учили здесь или в России? – поинтересовался Полк.

Драпкин гордо выпрямился:

– Не забывайте, что я кандидат технических наук! Я интеллигентный человек!

Он напоминал изможденного гуся, которого поймали, ощипали наполовину, а потом отвлеклись, и ушел он снова в мир со своей костистой узкой головой, покрытой неопрятным редким пухом.

– Я об этом ни на миг не забываю, – серьезно заверил Полк. – Поэтому меня особенно интересует, каким образом возникла ваша рабская зависимость от уголовника Лекаря.

Лазарь страстно прижал к груди худые руки.

– Все мы – бывшие морские беспозвоночные! Но я, наверное, особенно! Вы не можете представить, какое это чудовище – Витя Лекарь! В первый же день нашего приезда он взял наши документы, якобы для оформления ходатайства о грин карде. И больше я своих документов ни разу не видел. У нас истекла американская виза, у нас не было ни одного документа, обратных билетов на самолет и ни одной копейки…

– Копейки не имеют хождения в США, – заметил многозначительно Джордан. – Почему вы не обратились в полицию?

Драпкин закрыл ладонью сухое островытянутое лицо и долго сидел молча, раскачиваясь на стуле взад-вперед.

– Я вам сказал: я – беспозвоночное. Я всех боюсь. И я боялся испортить отношения с Лекарем, я надеялся, что все как-то устроится по-человечески. Мне объяснили, что если я пойду в полицию, то нас как нелегальных эмигрантов сразу же арестуют и будут держать в тюрьме до решения нашего вопроса…

– И вы не пытались поговорить с Лекарем всерьез? – спросил Полк.

– Пытался, – кивнул своей ощипанной головой Драпкин. – Он меня повесил.

– В каком смысле?

Драпкин испуганно съежился.

– Он избил меня и подвесил за ноги… У меня в комнате под потолком идет труба… Он меня к ней привязал за ноги… и сказал, что если я еще раз открою рот, он меня повесит по-настоящему – за шею.

– А что делала в это время ваша жена? – заинтересованно спросил Джордан.

– Жена-а! – горько усмехнулся Драпкин. – Эта продажная самка была у него дома…

Стив встал и направился в соседнюю комнату, где детектив Майк Конолли допрашивал «продажную самку» Эмму Драпкину, видную брюнетистую бабенку лет тридцати. Эмма говорила меланхолично записывающему протокол детективу:

– Поймите же наконец, о мертвых плохо не говорят!…

Сидящая рядом с ней русская переводчица быстро перевела, постаравшись интонацией передать страстность заявления Эммы. Красавчик Конолли, похожий на кинозвезду Энди Гарсиа, не отрываясь от бумаги, деловито сообщил:

– Это, наверное, мертвецы сами придумали… В полиции – говорят!

Эмма оглянулась на вошедшего Полка, потом сокрушенно вздохнула и развела руками:

– Таки – плохо! Мертвый оправдаться не может…

Конолли удовлетворенно кивнул, объяснил переводчице:

– Скажи ей, что мы ни в чем пока мертвого Лекаря не обвиняем. Но она может помочь нам объяснить, как к нему попали золотые зубы…

Переводчица исправно протранслировала просьбу Конолли.

– Как? Как? Купил наверняка! – Эмма вся была один запуганный и хитрый глаз. – Что вы думаете – вышибал он их, что ли?

Конолли мотнул головой:

– Нет, мы так не думаем. Но очень хочется знать поточнее, как они попали к Лекарю…

– Я вам уже сказала, что впервые услышала об этих зубах здесь, в полиции, – быстро ответила Эмма.

Конолли пригладил свой замечательный косой пробор – точно как у Гарсии, потом достал из ящика деревянную резную шкатулку, положил ее перед собой на стол, закурил сигарету и долго молча смотрел на Эмму. Полк стоял у двери, привалившись к стене. Переводчица сосредоточенно разглядывала ногти. Было очень тихо. Шарканье шагов и приглушенные голоса в коридоре еще сильнее подчеркивали эту злую тишину.

– Вы эту коробку раньше видели? – спросил негромко Конолли – Не знаю… Не помню… – неуверенно бормотнула Эмма. Хитрый глаз стал мутнеть и тускнеть, его затягивало бельмо страха.

– Я думаю, что видели, – сказал Конолли. – Это мы взяли в спальне Лекаря.

Он неторопливо достал из коробки колье – вешицу красивую и пугающую – спаянную золотыми проволочками зубастую пасть, многозубую челюсть на цепочке.

Красавчик Майк встал, обошел Эмму сзади и быстрым движением накинул ей жутковатое колье вокруг шеи – так набрасывают удавку. Эмма попыталась отшатнуться, но Конолли очень мягко, очень тяжело положил ей руки на плечи и удержал ее на месте.

– Это украшение лежало рядом с вашей кроватью… Вы ведь не могли его не заметить?… – настойчиво-вкрадчиво спрашивал Конолли.

Человеческие зубы страшно переливались, двигались, скалились на черной шелковой кофте Эммы, они шевелились на ее страстно вздымающейся груди, будто собирались жевать.

Стиву казалось, что зубы еле слышно скрипели и щелкали.

– Ну и что? – крикнула Эмма. -Да, видела! И что такое? Какое я имею к ним отношение?…

– Я это как раз сейчас выясняю, – невозмутимо ответил Конолли. – Итак…

– Не знаю! – как саблей рубанула рукой воздух Эмма. – Понятия не имею…

Мне кажется, Виктор продавал эти ожерелья черным… Негры давали за них хорошие деньги…

– Прекрасно, – кивнул Конолли, наклонился к ней ближе и ласково зашептал:

– А где он брал зубы?

– Я же вам сказала – понятия не имею…

Конолли печально вздохнул:

– Ах, миссис Драпкин, вы такая милая! Такая приятная женщина. Но мне придется арестовать вас, миссис Драпкин…

– За что? – пронзительно взвизгнула Эмма. – Что я сделала? За что?

– За нарушение эмиграционных законов… Пока за это… – обнадежил Конолли и добавил мягко:

– Я хочу помочь вам…

– Я вижу, как ты хочешь помочь мне, полицейская харя!… – орала Эмма.

Стив подумал, что бандит Лекарь, видимо, не случайно выбрал себе Эмму подругой – несмотря на испуг, ярость в ней бушевала сильнее спасительной покорности. И засмеялся, потому что переводчица или втайне сочувствовала Эмме, или не знала, как перевести «полицейская харя», но, во всяком случае, не стала переводить Конолли несправедливое мнение Эммы о его профессиональной физиономии, так похожей на ангельский фейс Энди Гарсиа.