Тайна древнего саркофага - Басманова Елена. Страница 3

– Брунгильда недовольно повела изящной головкой и поморщилась.

– Но какая огромная скорость! – воскликнул Петя. – До ста километров в час! Транспорт будущего! И никаких проблем с сеном и навозом!

– А вы, Петенька, тоже собираетесь послушать Зинаиду Львовну?

– Собираюсь, Елизавета Викентьевна. Говорят, у нее божественный голос. Но поет, думаю, всякую порядочную дрянь. – Неожиданно Петя заговорил басом.

Доктор, сам того не желая, рассмеялся. Студент Родосский явно имел в предыдущих поколениях поповские корни – и не замечает, что говорит о «божественном голосе»...

Петя побледнел. Казалось, он понял, что доктор смеется над ним. Но причины не видел. На всякий случай он принял высокомерный вид, отложил надкушенный пирог и встал из-за стола.

– Благодарю вас за угощение, Елизавета Викентьевна, – он поклонился подчеркнуто почтительно.

– Позвольте пожелать всем спокойной ночи. Прощайте.

– Прощайте, голубчик, – согласилась хозяйка, – навещайте нас, мы вам всегда рады.

Доктор Коровкин кивнул прыщеватому студенту, скользнувшему по нему надменным невидящим взглядом.

Как странно меняется окружающее пространство от присутствия одного-единственного человека. Или благодаря его отсутствию. Едва затихли торопливые шаги уходящего Пети, как сразу же стал более явственным летний свет июньской ночи – ничем не отличающийся от дневного. Странное ощущение тишины и прохлады завладело всеми сидящими за круглым столом на веранде дачного дома.

– Как вы себя чувствуете, Брунгильда Николаевна? – ласково спросил доктор, чувствуя себя освобожденным и счастливым, хотя и не избавившимся от тайного трепета сомнений.

– Немного уставшей, – призналась красавица, пряча взгляд и по-прежнему избегая смотреть в глаза доктору. – Наверное, гости меня утомляют. Или нет – этот несносный Петя с его странными спортивными увлечениями. Мура с ним дружит, они оба мечтают о скоростях. – Брунгильда чуть насмешливо посмотрела на сестру.

– И вовсе я не дружу с ним, – вспыхнула Мура. – Он сам приходит. Надо же ему с кем-то общаться.

– Лучше б он больше общался с Прынцаевым, – невольно добавил доктор и уловил всеобщее недоумение. – Я вовсе не это хотел сказать, – продолжил он, спохватившись. – Просто у меня такое ощущение, что он способен порождать неприятности.

– Какие неприятности, милый доктор? – спросила с шутливым легким укором Елизавета Викентьевна. – Он же еще совсем ребенок!

– Какой-то он нервный, дерганый, – попытался смягчить свои слова доктор. – Не увлекается ли он модными революционными идеями? Все-то ему не нравится.

Мура засмеялась:

– А вот и нет, милый Клим Кириллович, не всё. Пение Зинаиды Львовны – нравится. Он даже назвал ее голос «божественным».

Доктор вздрогнул: ему на миг показалось, что она прочла его мысли. Перед его внутренним взором мелькнул почти богомольный образ Муры во время их майского путешествия в Благозерск – и тут же исчез. Обычная веселая девушка. Она заметно посвежела, привычный румянец, пропавший было после беспокойных святочных дней, снова играл на ее лице, синие глаза под черными короткими ресницами сияли по-прежнему радостно и задорно. Симпатичная дачница, привлекательная, хорошо воспитанная. Не более того.

– А ведь мы совсем забыли, что милый доктор нуждается в отдыхе. Мучаем его с дороги глупыми разговорами. Извините, дорогой Клим Кириллович. Сейчас я попрошу Глашу проводить вас во флигель – там для вас уже все готово, есть и комнатка для Полины Тихоновны, – рады, что она надумала нас навестить. А мы с девочками тоже пойдем в свои светелки. Брунгильде надо прилечь. Мурочка тоже засиделась.

– Можно я еще немного посижу в беседке, мамочка? – Мура умоляюще сложила ладони у груди. – Там в черемуховом кусте поют соловьи.

– Хорошо, – согласилась профессорская жена, – посиди, только шаль с собой захвати. Боюсь, может быстро похолодать. В июне так часто бывает.

Елизавета Викентьевна вместе с Брунгильдой покинули веранду и отправились в свои комнаты, Мура и Клим Кириллович вышли на крыльцо.

– Разрешите и мне с вами минутку посидеть, Мария Николаевна? – спросил доктор.

– Вы хотите послушать соловьиное пение? – со странным выражением поинтересовалась Мура.

– И это тоже. – Доктор чувствовал, что в его ответе звучит и какой-то другой смысл.

Они спустились по ступеням и пошли к маленькой беседке, стоящей недалеко от центральной дорожки. Вокруг беседки цвели низкие кусты белой сирени, а над ними высилось уже отцветшее черемуховое дерево.

– Надо минуту-другую посидеть совсем тихо, – шепотом проговорила Мура, усаживаясь на деревянную скамью, устроенную по внутреннему периметру открытой беседки. – Тогда они и запоют.

Доктор повиновался. Молчать ему было не тяжело, тем более что с каждым вдохом он улавливал сладостно-тревожные волны, исходящие от упоительно пахнущей белой сирени, ветви которой проникали в глубь беседки. Вскоре над этими чудными волнами поднялся коленчатый птичий голос. Ему ответил другой, потом третий, – странное пощелкивание сливалось в необъяснимо завораживающую мелодию. Ее хотелось слушать долго-долго. Доктор взглянул на Муру: она, приложив палец к губам, тоже радовалась странному соловьиному зову, доносящемуся откуда-то сверху – неужели из кроны черемухи?

Когда наступила пауза, они посидели еще немного в ожидании продолжения. Но его не было. Боясь, что Мура сейчас поднимется и уйдет, доктор торопливо сказал:

– Извините меня, Мария Николаевна, за нескромное любопытство. Но я не понял – из-за чего ваша сестра упала в обморок? Что случилось?

Даже в легком сумраке беседки он с удивлением заметил, что девушка смутилась. Вполне возможно, что и покраснела.

– Что случилось? – Казалось, Мура искала объяснение, которое скроет истину. – Ничего. Ничего не случилось. Ничего особенного. Так, пустяки. Хотя... Знаете, доктор, – тон ее стал решительным, – я не могу вам сказать.

Доктора охватило нехорошее предчувствие.

– Почему, почему вы не можете? – вкрадчиво произнес он.

– Мне неудобно, – уклончиво ответила Мура. – Да и вам не понравится. Пусть лучше она сама вам скажет.

– Вы заставляете меня думать о самом худшем, – упавшим голосом признался Клим Кириллович, его подозрения приобретали четкие очертания.

– О худшем? – недоуменно переспросила она.

– Мы с вами здесь одни, и вы можете мне доверять. – Доктор пытался собраться с силами. – Я вас не выдам. Но кое о чем я мог догадаться и сам. Почти месяц я не виделся с вами и вашей сестрой. Но я всегда, согласитесь, был вашим другом.

– Да, милый доктор, разумеется. – Мура растягивала слова, пытаясь сообразить, о чем идет речь.

– Скажите мне, Мария Николаевна, правду, – Потребовал, встав со скамьи, доктор. Он выглянул ИЭ беседки, чтобы убедиться в отсутствии поблизости нежелательных ушей. Потом резко повернулся и, загородив собой выход, выпалил, глядя прямо я глаза испуганно вставшей Муре:

– Я знаю, что Врунгильда Николаевна помолвлена с князем Салтыковым.

Мура вытаращила глаза и в изумлении открыла рот:

– С князем Салтыковым? Кто это – князь Салтыков?

– Я все знаю, – продолжил отчаянным шепотом Клим Кириллович, – не пытайтесь от меня скрыть. Брунгильда – невеста князя Салтыкова. Что ж, ей будет к лицу княжеский титул. Но, согласитесь, я, как друг вашей семьи – вы все мне дороги, – все-таки должен знать правду: что здесь происходит? В чем причина обморока? Не нужна ли моя помощь и мое дружеское участие?

От своей длинной путаной тирады доктор Коровкин совсем ослабел и понуро опустился на скамью перед остолбеневшей Мурой.

Прошла долгая тягостная минута.

– Милый доктор, – опомнившаяся наконец Мура тоже опустилась на скамью, – вы уверены, что вы здоровы? Не переутомились ли вы?

– На что вы намекаете? – мрачно поинтересовался доктор, не поднимая головы.

– Какой князь Салтыков? Какая невеста? Вы что-то напутали.

– Боюсь вас обидеть, Мария Николаевна, – с горечью произнес Клим Кириллович, – но совсем недавно, полгода назад, вы были проницательнее. А ведь тогда шла речь о более сложных материях. Здесь же прямо перед вами происходит то, чего вы не замечаете. Очень странно.