Но Змей родится снова? - Вайнин Валерий. Страница 55
— Мам, так перевели! И Демон Мрака задрожал вдруг как осиновый лист, начал оплывать, как свеча, и растекся грязной лужей. А этот мистер Крутой…
— Все-таки он похож на Глеба Михайловича.
— …взял девочку на руки и передал родителям, которые, кстати, оказались живы-здоровы. А дальше пошло “молоко”.
— Какое молоко?
— Анна Кирилловна, — вновь пояснила Гуля, — “молоко” — это белый экран.
Полковник с усмешкой отошел от кухонной двери и направился к бару. Плеснув себе в бокал коньяку, он залпом его осушил и… удивленно замер. Затем налил еще порцию, выпил и вполне убедился, что пил холодный чай. В гневе Борис Викторович хотел было кликнуть жену, однако помедлил и понюхал сперва бутылку. Пахло чистейшим дагестанским коньяком. Борис Викторович осторожно, можно сказать, по капельке наполнил фужер и, зажмурившись, опрокинул в рот… Чистейший холодный чай. Тут полковник был просто вынужден провести следственный эксперимент. Придвинув к себе две нетронутые бутылки — с джином и с водкой “Столичной”, — он свинтил с них пробки и понюхал содержимое. Джин, как положено, пах сосной да ёлкой, и водка пахла тоже вполне традиционно. Борис Викторович взял два чистых бокала и наполнил каждый одним из этих напитков. Затем — попробовал с опаской и отодвинул с отвращением: в бокалах была чистейшая вода без вкуса и запаха. Полковник вновь понюхал горлышки бутылок — черт побери, водка и джин! Тогда он хлебнул прямо из горлышка… Опять вода.
— Аня! — в панике закричал полковник. — Иди сюда!
В его голосе жена, очевидно, расслышала нечто, заставившее ее примчаться немедленно.
— Борик, что случилось? — спросила она встревоженно. Полковник протянул ей полбокала коньяка.
— Анют, попробуй!
Лицо супруги перекосилось.
— Ой, Борик… видеть не могу.
— Анют, пожалуйста! Полглоточка!
И снова в голосе мужа Анна Кирилловна услыхала нечто… Пригубив коньяк, она поморщилась и вернула мужу бокал.
— Всё?
— Что ты почувствовала, солнышко?
— Твой противный вонючий клоповник. Что же еще?
— Спасибо, Анют. — Полковник залпом допил этот “вонючий клоповник”, но ощутил лишь вкус холодного чая. И в голове его, будто неоновая вывеска, вспыхнули слова, произнесенные учителем французского: “ПРИДЕТСЯ БРОСИТЬ ПИТЬ. ВЕРНЕЕ, ВЫ УЖЕ БРОСИЛИ”. В кабинете на Лубянке, правда, имелась недопитая бутылка, но Борис Викторович теперь не очень-то на нее рассчитывал. — Позови-ка Лёньку, — попросил он жену.
Жена в недоумении вышла. А сын вошел и заявил с порога:
— Пойду провожу Гулю.
— Иди, — легко согласился полковник. — Оставь мне только твою испорченную кассету. Любопытно посмотреть.
В машине Даша спросила:
— Как прошла беседа с чекистом?
Вновь повалил снег. Глеб включил “дворники” и ответил:
— Кабы я знал.
Больше вопросов Даша не задавала. Открыв дверь своей квартиры, она предложила:
— Давай пить кофе.
Глеб покачал головой:
— Нет, поеду.
В этот момент зазвонил телефон. Даша подошла. На ее “алло”, однако, никто не ответил.
— Дело хозяйское, — сказала она в трубку и дала отбой. Затем вернулась в прихожую и, глядя на Глеба, притопнула ногой. — Нет, не поедешь!
Глеб попятился к двери.
— Дарья Николаевна, пли-из!
— Ничего не “плиз”! Дурак!
Они смотрели в глаза друг другу. Глеб отступил еще на шаг.
— Дарья Николаевна, соберитесь с мыслями.
— Пробовала. Не получается.
— Значит, от меня заразилась. Извини.
— А ты хотел бы излечиться?
— У меня просто нет шансов.
— Не хвастаешь?
— Если бы.
Они смотрели друг другу в глаза. Она сделала к нему шаг.
— Как называется наш диалог теперь? Это и есть “танец”?
— Не знаю, — Глеб попятился, — я ни черта уже не знаю.
Даша топнула ногой.
— Не смей двигаться! Стой, не шевелись!
Но тут в дверь позвонили. Потом еще раз, более настойчиво.
— Кого там черти принесли? — в досаде произнесла Даша. Глеб приоткрыл дверь, выглянул и отошел в сторону.
В прихожую вплыл огромный букет алых роз, за которым сияла улыбка Эдика.
— Киса, прими сей скромный дар… — начал Эдик торжественно, однако, заметив Глеба, осекся.
Даша сделала реверанс, приняла букет и положила на тумбочку под зеркало.
— Звонил сейчас ты? — спросила она. Эдик тряхнул русой гривой.
— Ага. Свет у тебя вроде горел, но я решил на всякий случай…
— Котик, — мягко перебила Даша, — если ты еще раз вздумаешь молчать в трубку, то я эту самую трубку раздолбаю о твою голову. Извини, котик, я жуткая сука.
Эдик застыл с улыбкой, точно истукан. Глеб взялся за ручку двери.
— Всего хорошего, Дарья Николаевна. Завтра я позвоню…
— А сегодня? — Даша выжидающе смотрела ему в глаза. Глеб выдержал ее взгляд.
— Сегодня вам охрана, думаю, не понадобится.
— Вот именно, — пришел в себя Эдик. — Мы тут сами с тобой, Дашуль, как-нибудь разберемся. Какие проблемы?
Дашины щеки вспыхнули, глаза гневно сверкнули.
— Вообще-то я устала и спать хочу, — сказала она с раздражением. — И мне еще перевод заканчивать надо. Шестьдесят страниц до понедельника.
Глеб сохранил на лице невозмутимость.
— Не буду вам мешать, — проговорил он, выходя.
— Минутку! — остановила его Даша. — Поручаю тебе Эдуарда. В целях безопасности, пожалуйста, проводи его до машины.
— Но, киса, — выразил протест Эдик, — я ведь никуда не спешу…
— Котик, я устала. Спасибо за цветы.
Эдику ничего не оставалось, как уйти вместе с Глебом. Заперев за ними дверь, Даша сняла наконец дубленку и с досадой посмотрела в зеркало.
— Ну, моя прелесть, допрыгалась? — обратилась она к своему отражению. — Так тебе и надо! Не ной!
Глеб и Эдик, не сговариваясь, остановились под козырьком подъезда. Снегопад продолжался, но мороз ослаб.
— Если мылишься в эту степь — то зря, — буркнул Эдик, отворачивая лицо. — Мозги по стенке размажу.
Глеб вздохнул.
— Вроде весна уже, а снег все валит и валит. Что за климат!
— Короче, я предупредил, — Эдик поднял воротник пальто, — не исчезнешь, раздавлю, как мандавошку.
— А завтра небось потеплеет, — предположил Глеб, — и опять грязь по колено. Ты колеса уже сменил?