Но Змей родится снова? - Вайнин Валерий. Страница 61
— Ладно, будет видно. Тебе лично — спасибо.
— Не за что. — Глеб отъехал от посольства и включил “дворники”: дождь припустил, будто летом. — Куда тебя везти?
— К Екатерине.
— Адрес?
Стас назвал улицу и номер дома. Некоторое время они ехали в тишине, лишь неуместный мартовский дождь барабанил по крыше автомобиля. Затем Стас нарушил молчание, тщательно подбирая слова:
— Я не спрашиваю, что за дела у тебя с этими самураями. Не спрашиваю, где ты научился так шпарить по-японски…
— Когда-нибудь расскажу.
— …и не спрашиваю, зачем ты разыгрывал рубаху-парня блатного пошиба. Я только спрашиваю: твое предложение еще в силе?
— Разумеется.
— Я имею в виду предложение поработать на тебя.
— Я понял. Десяти штук для начала хватит?
Рыжий вздохнул.
— Дать бы тебе сейчас по чайнику…
— Брось. Ведь, насколько я понял, Виталий Петрович тебя уже выпер.
— И пес с ним. Я успел кое-что скопить. А тебе я и так должен.
— Ничего ты мне не должен. Забудь.
— Я добра не забываю.
— Тогда передай дальше.
Рыжий фыркнул:
— Как это?
— Сделай добро кому-нибудь еще, — объяснил Глеб. — Все очень просто.
Стас помолчал, затем сказал задумчиво:
— Занятный ты мужик. Зачем только к Лосю нанялся?
— Скоро узнаешь. А деньги — не проблема. Заплачу сколько скажешь.
Рыжий усмехнулся:
— Во житуха! Яхту куплю…
— Житуха у тебя будет суровая, — перебил Глеб. — Можешь не сомневаться.
— Иди ты? — вконец развеселился Рыжий. — Ну, давай пиши мои телефоны.
— Так запомню, — заверил Глеб. И в обмен на три телефона Стаса (домашний, мобильный и домашний барменши Кати) черкнул ему свой номер. — Со дня на день приступим.
— И начнется суровая жизнь? — подмигнул рыжий.
— Не ходи к гадалке, — грустно усмехнулся Глеб.
“Жигуленок” остановился возле блочно-панельной пятиэтажки. Открыв дверцу, Стас поставил ногу на мокрый асфальт.
— Значит, жду звонка.
Глеб тоже вышел из машины.
— Провожу тебя до квартиры.
— Я в порядке, — буркнул рыжий. — И там лифта нет.
— Ох напугал!
Они поднялись на третий этаж и позвонили в дверь квартиры. Открыла им барменша Катя, без макияжа, в домашнем халате. Она выглядела очень молоденькой и трогательно-беззащитной.
— Раненых героев заказывали? — выпалил Глеб. — Распишитесь в получении.
Увидев окровавленную физиономию Стаса, девушка испуганно вскрикнула:
— Господи, хоть живой?!
— Как огурчик, — улыбнулся рыжий. — Обещал приехать — приехал.
Катя поспешно втянула его в квартиру.
— Глеб, ты зайдешь?
Глеб мотнул головой.
— Мое дело сдать клиента из рук в руки. Чао! — И он побежал вниз по лестнице.
Закрыв дверь, Катя стянула со Стаса пальто и ботинки.
— Господи, что они с тобой сделали! — причитала она. — Хорошо, родители на даче ночуют! Их кондрашка бы хватила!
— Так они на даче? — обрадовался Стас. — Эх, гуляем!
— Уж молчал бы. Гуляет он. Глянь на себя в зеркало.
Девушка проворно наполнила водой ванну и, втиснув в нее могучее тело Стаса, принялась бережно отмывать его намыленной губкой.
— Уф, хорошо! — фыркал рыжий. — Просто фантастика!
— Не больно?
— Да нет, три сильней: я тащусь.
Вымыв ему лицо, Катя отступила на шаг и пристально в него всмотрелась. С губки, зажатой в ее руке, капала порозовевшая мыльная пена.
— Стас, что за свинство? — сердито проговорила девушка. — Это юмор у вас такой?
— Ты про что? — Стас блаженно жмурился. — Пройдись еще разок мочалкой, а!
— Если вы с Глебом решили меня разыграть, то, извини, таких шуток я не понимаю!
Стас удивленно приоткрыл один глаз.
— Ты про что? — повторил он механически. И, повинуясь безотчетному импульсу, вдруг поднялся и взглянул в висящее над раковиной зеркало.
На его умытой распаренной физиономии не было ни царапины. Лицо это вполне годилось для рекламы шампуня, витаминов или крема для бритья. А кровоточащий сломанный нос… он был совершенно цел, невредим и, вероятно, также не понимал подобных шуток. Стас торопливо ощупал свои ребра и грудь — они не то что не болели, а вроде бы вообще не получали ни одного удара в жизни.
Заметив его растерянность, Катя спросила уже более миролюбиво:
— И как, по-твоему, это называется?
Плюхаясь обратно в ванну, Стас пробормотал:
— Ведро водки поставлю тому, кто мне это объяснит.
Едва успев раздеться, Глеб набрал номер Даши. После десятого гудка он положил трубку и в досаде сварил себе полпачки пельменей. Расправившись с этим незатейливым кушаньем, он открыл дверцу шкафа и заглянул внутрь. Выход на зеленый луг был на месте: там светило солнце, пели птички, журчала река. Лазейка в другой мир была теперь стабильной, но сбежать туда не хотелось.
Глеб закрыл шкаф и вновь позвонил Даше. Трубку никто не поднимал. Полчаса прослонявшись по комнате, Глеб сдернул куртку с вешалки и собрался, бог весть зачем, ехать к Дашиному дому. Однако, страховки ради, решил еще разок набрать ее номер.
— Глеб, ты? — раздалось из трубки. Глеб медленно выдохнул воздух.
— Угадала, — сказал он сухо. — Но рейтинг твой от этого не повысился.
— Я была в театре.
— Приятно слышать.
— С Эдиком.
— Особенно радует.
— Я отрабатывала его розы.
— Бедняжка. Ты не переутомилась?
— Мне что, в воскресенье дома сидеть? — огрызнулась она. — Прекрати источать на меня желчь!
Глеб прокашлялся.
— Что-то на кого-то источать — не мой стиль, — парировал он холодно. — Но мы с тобой как бы договаривались, что без меня ты из дома как бы не выйдешь. Или я что-то путаю?
— Я была с охраной. Эдик захватил трех придурков…
— Дарья Николаевна, придурки — не охрана, пора бы это усвоить. А что касается воскресного сидения дома… Можешь поверить, я тоже не развлекался.
— Мне-то какое дело, развлекался ты или нет?! — вскричала Даша.
Глеб вздохнул:
— Согласен, мои проблемы.
— Я вовсе не это имела в виду, я…
— Что хоть смотрела, если не секрет?
— “Горе от ума” в постановке Олега Меньшикова. Послушай, Глеб…
— Слабый спектакль. Я тебя не поздравляю.
— Легко переживу!