Но Змей родится снова? - Вайнин Валерий. Страница 97
Протягивая чашечку Глебу, директор пронзительно посмотрел ему в глаза. Возможно, Иван Гаврилович в тот же миг пожалел, что характерная эта фраза сорвалась с его языка. Ведь он был умный, очень умный. Лицо Глеба, однако, выражало полную безмятежность и наслаждение кофейным ароматом.
— Кстати, Глеб Михайлович… — прохрипел директор и закашлялся, — что-то вы перестали интересоваться нашим фондом.
— Так я ж для вас таланты ищу, — ответил Глеб. — Очки, так сказать, набираю.
— Вот как? Что ж, похвально, весьма похвально.
Глеб поставил пустую чашечку на стол.
— Спасибо, кофе был отменный. Жаль, снотворного сыпанули многовато. Но ничего, это даже придает пикантность.
Директор точно окаменел. Пронзительные глаза его растерянно заметались.
Завуч хихикнула:
— Глеб Михайлович, вы с вашим юмором…
— Ничего себе юмор! — широко улыбнулся Глеб. — Выпиваю, значит, я лошадиную дозу таблеток, засыпаю за рулем, и врезаемся мы с вами, Зинаида Павловна, в памятник Пушкину. Вам это понравится? А вам, Иван Гаврилович? Отвечает ли это вашим планам?
Завуч продолжала смеяться.
— Хватит, Глеб Михайлович… прекратите! А то я с вами не поеду!
Они вышли в прихожую вместе с директором.
— Не беспокойтесь, Зинаида Павловна, — Глеб помог завучу надеть пальто, — на меня снотворное не действует. Яды, кстати, тоже. Со мной что-то другое придумывать надо.
Подавая ему куртку, директор пробормотал:
— Да, дружок, юмор у вас…
— Извращенный, — подсказал Глеб, с усмешкой глянув ему в глаза. — Что поделаешь… Поправляйтесь, мой свет.
Выходя, они нос к носу столкнулись с географичкой. Она собиралась нажать кнопку звонка и от растерянности смогла лишь вымолвить:
— Ах, это вы…
Глеб насмешливо поклонился:
— Извини, засиделись. Кофе превосходный, рекомендую. Веди себя хорошо, Иван Гаврилович и тебя угостит.
Заходя вместе с Глебом в лифт, завуч сухо произнесла:
— До понедельника, Галина Даниловна. То есть до вторника.
Лифт уехал вниз.
Директор стоял на пороге квартиры.
— Ну, долго мне ждать?
Географичка замешкалась.
— Так и знала, что наткнусь на них! — воскликнула она в досаде.
— И что здесь особенного? — пожал плечами директор. — Они пришли проведать больного и встретили в дверях коллегу. Большое дело.
Географичка оперлась о дверной косяк.
— Зачем звал?
— С женским днем поздравить! — Иван Гаврилович ухватил ее за шиворот, мощным рывком втянул в прихожую и захлопнул дверь. Он вовсе не был болен, ничуть не хромал, и глубокие морщины на его злобном лице почти разгладились. — Норов свой проявить собралась, пышечка?!
Рот географички искривился от ненависти.
— Чего ты хочешь, белая вошь?! — прошипела она. Директор вновь схватил ее за шиворот, втащил в комнату и швырнул на кушетку. Глаза его налились кровью, затем пожелтели и обесцветились, блестя, как два ледяных осколка. Тело директора удлинилось так, что оскаленная голова замаячила под потолком, и весь он стал быстро таять в клубах тумана, который повалил из ушей его и ноздрей. В течение минуты Иван Гаврилович превратился в клубящегося белого призрака с жуткими ледяными глазами и пульсирующим провалом рта. Географичка, в пальто лежащая на кушетке, застыла от нестерпимого холода и ужаса.
— Чего ты от меня хочешь? — повторила она немеющими губами. — Какой от меня толк? Он ведь в мою сторону и не глядит.
— Делай что велено, тля! — просвистел-прошелестел призрак, и леденящий его голос звучал, казалось, сразу отовсюду. — Будешь повиноваться, в подарок получишь жизнь!
— Но что же я могу? — прошептала Галина.
— А много ли надо? — Белый призрак свернулся вдруг в спираль, резко распрямился и ринулся к ней под одежду. — Быть может, свет мой, — прошелестел он, сдавливая ей грудь холодом, — ты скоро сделаешь телефонный звоночек. Один короткий звонок.
Географичка потеряла сознание.
А когда очнулась, то лежала на кушетке голая, и возле нее участливо суетился директор.
— Ну-ну, Галина Даниловна, ну-ну… Экая вы впечатлительная, — бормотал он, протягивая ей чашечку дымящегося кофе.
Галина присела, взяла чашечку и сделала глоток. Зубы ее мелко стучали о стекло.
Глеб довез завуча до дома, выслушав по дороге нотацию о правилах поведения педагога и о неуместности в его устах некоторых рискованных шуток. Глеб не спорил — он лишь вздыхал, изображая раскаяние. Наконец Зинаида Павловна решила, что его проняло, и, выходя из машины, сделала признание:
— И все же, Глеб Михайлович, вы иногда меня смешите. Это мало кому удается.
— Правда? — улыбнулся Глеб. — Тогда ладно, до понедельника.
Завуч задержалась у приоткрытой дверцы.
— До вторника, Глеб Михайлович. У нас ведь перенос: восьмое марта попало на субботу, и ее перенесли на понедельник. Вы что, телевизор не смотрите, радио не слушаете?
— Да как-то… Нечаянная радость получилась.
— Вот и отдыхайте. До вторника.
Зинаида Павловна раскрыла зонтик и направилась к подъезду. А Глеб, рванув с места, помчался за Дашей.
Даша ждала его в прихожей, полностью одетая и с бутербродами на изготовку.
— У Мангустов бывает язва? — осведомилась она раздраженно.
— Ни язвы, ни других болячек. — Глеб прижал ее к себе. — Как же я по тебе соскучился!
— Если рискнешь это повторить, — отозвалась Даша, — я сорву с тебя одежду и… Представляешь, что будет?
Глеб вздохнул:
— За графиней ехать надо.
Даша куснула его за ухо.
— Вот именно. А то соскучился он, видите ли… Ты ничего не говорил, я ничего не слышала.
В лифте Глеб успел съесть два бутерброда с сыром и, пока садился за руль, ухитрился проглотить третий. Трогая машину с места, он торжествующе покосился на Дашу.
— Помнишь в списке сокращение “И.Г.З.” и ремарку справа — “учитель русского языка”?
Даша с усмешкой кивнула.
— Это оказался твой директор?
— Ага, Иван Гаврилович Зотов.
— Глеб, чтоб это выяснить, достаточно было позвонить по указанному рядом телефону. Можно было не называть своего имени, в конце концов. Или тут же повесить трубку.
— Разумеется, мисс Марпл, — кивнул Глеб. — Но в этом случае я бы не услышал: “Глеб Михайлович! Кофе готов, мой свет!”