Нет царя у тараканов - Вайсс Дэниэл Ивен. Страница 11

Мы выбрались из-под сиденья, когда Руфь поднялась. Чудо исчезло – впадины и ухабы зада вернулись вновь. Серо-коричневые остатки плавали на поверхности воды. Она спустила воду еще раз, вымыла руки и ушла.

Не успели мы уйти из ванной, явился Айра. Мы решили остаться и узнать его взгляд на этот вечер.

Едва он снял очки, мы вернулись на аптечку. Его саморевизия больше напоминала медосмотр. Он периодически покрывался прыщами, которые отказывался выдавливать или прокалывать, ибо, как он однажды объяснил Цыганке, бактерии захватят его мозг с той же легкостью, что нацисты – Польшу. Его оружием были гигиенические салфетки; стратегия заключалась в том, что бактерии скорее уберутся в другое место, чем станут терпеть безжалостную антисептику.

Он протер лицо, вычистил зубы. Пока он мурлыкал, булькая полосканием, мы вернулись под сиденье.

Я, уже умудренный опытом, с интересом наблюдал снижение маленькой рябой Айриной задницы во всех замечательных подробностях: черные кудрявые волосы, блистающие прыщи, провисающие линии, красноватые островки раздражений.

Он сел, и костлявое тело пропустило в унитаз потоки света. Затем произошла другая поразительная вещь: хотя водоизмещение Айриной задницы в несколько раз меньше, чем задницы Руфи; хотя зад у него изъеденный и скользкий, а у нее – раздувшийся и ямчатый; хотя у него – очертания больного древесного ствола, а ее телеса болтаются на унитазе китовым хвостом, – несмотря на все это, выглядели они практически одинаково.

– Я сотни раз слышал, как Айра доказывает, что люди созданы равными, – сказал я. – До сегодняшнего дня я не понимал, что он имеет в виду.

– Хотела бы я знать, как Джефферсон до этого додумался, – ответила Либресса,

Единственное очевидное различие между двумя задницами – Айрин питончик. Искусный дрессировщик Айра бережно поместил его у кромки. Питон выплюнул яростную струю, которая неслась по кругу, пока не отозвалось мужественное эхо. На этот раз я не опасался брызг. Но Айра внезапно потряс член, словно пытался его придушить. Струя золотистого яда ударилась в фаянс рядом с нами. Мы забрались поглубже под сиденье: в прошлом месяце Айра вот так смыл в водяную могилу нашу Офелию.

Айра, конечно, не испражнялся регулярно и все же был настоящим сортирным атлетом. Он тренировался еженощно, но успех посещал его не чаще раза или двух в неделю – неважно, сколько отрубей с изюмом он съедал. Сжимая и расслабляя седалищные мышцы, он привставал и опускался на сиденье так ритмично, словно, поддавшись обаянию Джейн Фонды, послушно исполнял жеманные команды видеокурса по аэробике.

– Это непристойно, – пробурчала Либресса. Айра повторил упражнение двадцать пять раз.

Хотя никакого намека на фекалии не появилось, даже газ не просочился, он нагнулся и аккуратно сложенной бумажкой повозил вокруг ануса. Комок упал в воду, Айра оторвал и подтерся еще одной бумажкой. Черные лобковые волосы, заряженные статическим электричеством, встали дыбом и топорщились в разные стороны, словно хохол-перевертыш. Насвистывая, Айра спустил воду, вымыл руки и вышел.

– Если что-то и произошло, он об этом понятия не имеет, – сказал я.

– Я Руфи доверяю. Давай еще с ней побудем. Мы прогулялись до спальни и взобрались на карниз над изголовьем кровати. Руфь лежала под одеялом, глядя, как раздевается Айра. Он уже собирался повесить костюм в гардероб, но вдруг начал принюхиваться. Потом зарылся носом в ткань.

– Оливер говорил, что духи дешевые. Говорил, запах не удержится, – произнес Айра с видом триумфатора. – Сколько уже прошло? Шесть часов? Он пахнет!

Руфь равнодушно вздохнула.

– Да, ты подарил Элизабет замечательный подарок. Мы что, снова об этом поговорим? И почему твой костюм пахнет ее духами?

– Она за ужином сидела рядом со мной. Почему еще?

– Я не знаю, Айра. Ты необычный мужчина. Я не уверена, что на свете много мужчин, которые разбираются в марках духов и у которых одежда эти духи впитывает. И я не знаю, сколько мужчин нюхают собственные подмышки, когда рядом лежит голая женщина.

Она села и сбросила одеяло, маня его своими гигантскими отростками, что торчали двумя торпедами на сексуальном бомбоносце.

Айра уставился на нее, по-прежнему уткнувшись носом в костюм.

– Как неудобно, – сказала Либресса. – Мне кажется, нам не стоит тут находиться.

Руфь схватила его за талию и повалила на себя. Потом перекатилась через него и оказалась сверху – он еле успел отложить костюм. Она сняла с него очки и притянула его лицо к себе. Они уперлись друг в друга носами.

– Аи! – вскрикнул Айра. Она отшвырнула его руку. Воздух затрепетал сквозь липкие сталактиты у него в носу.

– Подумай, насколько менее отвратительными стали бы человеческие поцелуи, если бы люди дышали спиной, – сказала Либресса. – А Руфь была бы великолепна с дыхальцами.

Айра отодвинулся от нее и глотнул воздуха. Через секунду ее губы снова к нему присосались. Струйка слюны пятой колонной потекла по щеке ему в ухо.

– Хватит. Пошли отсюда. Я не хочу больше на это смотреть, – сказала Либресса.

Но теперь захотелось остаться мне. Истина таилась под завесой этого омерзительного спектакля, и я должен был ее узнать.

У меня появилась идея:

– Зоология! Как и под сиденьем. – Язык Руфь, блуждавший внутри его щек, выглянул из-за губ, она страстно застонала. – Это не люди. Это брачные танцы слизняков.

Руфь дернула Айрину полурасстегнутую рубашку, потом майку, стащила их и швырнула в стену. Ее губы нашли его кадык. Это всколыхнуло во мне какие-то могущественные детские страхи.

Довольно быстро Руфь переключилась на его соски.

– Она ведь знает, что они не работают, – возмутилась Либресса. – Псалтирь, что она делает?

И она попыталась прикрыть свои многофасеточные глаза усиками.

Но я уже понял: Руфь совершенно точно знает, что делает. Она сосала и жевала, пока роли не переменились; он ворковал, точно сам сосал титьку. Затем Руфь нацелилась на его пупок.

– Она этого не сделает! – воскликнула Либресса.

Она сделала. Мы съежились, когда Руфь сунула язык в зловонное отверстие, вызывая в Айриной памяти начальную эвикцию; беспомощная игрушка на веревочке – примерно в нее Руфь сейчас его и превращала. Ее пассы сбивали ему дыхание, его пенис поднялся и застыл, покачиваясь, как надувная пляжная игрушка. Айра лежал неподвижно, закрыв глаза, растопырив пальцы и тяжело дыша.

Он, человек, проделал весь путь эволюции назад. Но все-таки я подозревал, что история много старше отдельного биологического вида.

– Посмотри на эту штуку, – сказал я. – Ни волос, ни позвоночника, ни легких. Пенис – моллюск. Португальский военный корабль – не один организм, а колония различных особей, выросших вместе. То же справедливо для мужчины и пениса – млекопитающее и моллюск.

– А на Руфи что выросло – ракообразное?

Язык Руфи танцевал вокруг члена Айры, моллюск обхаживал моллюска.

– Может, она самка богомола, – сказала Либресса. – Но тогда ей следует дождаться спермы, а уж потом его сожрать. Пенис шлепнулся на живот, изо рта Руфи к нему протянулась слюнная пуповина.

– Не останавливайся, – пробормотал Айра.

Руфь приподнялась на локтях. Ее груди, возлежавшие на его бедрах, вновь обрели свою взрывную форму.

– Что? – безнадежно спросил Айра.

– Я чувствую себя брошенной, и все это ужасно несправедливо.

Она подползла ближе, потом раздвинула бедра. Ее влагалище – блестящий розовый эллипсоид с короткими распахнутыми щупальцами – напоминал море растоптанных анемонов.

– О, правосудие! – вскричала она, засовывая его пенис себе в вагину, его моллюска в свою раковину. Межвидовой секс неестествен и отвратителен.

Руфь принялась энергично раскачивать бедрами, пухлыми, но гибкими, ее груди влажно шлепали. Айра приподнял голову, глянул на нее и снова откинулся на подушку, крепко зажмурившись.

– Ох, мои колени, – через некоторое время сказала она. Выпрямила ноги, навалившись на Айру. Потом схватила его за талию и перекатилась на спину, поместив его наверх.