Нет царя у тараканов - Вайсс Дэниэл Ивен. Страница 45

– Вы очень рассердили господа своим идолом. Он – бог-ревнитель.

Толпа уронила пешку на бок, целое полчище окружило латунного коня. С ревом шестисот тысяч тараканов они сбросили его через край доски на пол. Посмотрим, что скажет Айра.

– Господь говорит: вы – люди жестоковыйные, – сообщил я.

– Но мы не люди, – отозвался кто-то.

– И у нас нет вый.

– Неважно, – заявил я. – Господь говорил со мной. Я просил его: покажи мне славу твою. И сказал господь: я проведу пред тобою всю славу мою, и провозглашу имя Иеговы пред тобою, и кого помиловать – помилую, и кого пожалеть – пожалею.

Колония пришла в восторг. Время разыграть мою партию.

– И господь сказал: смотри! Вот место у меня, стань на кухонном шкафчике…

Я напрягся, готовясь к отпору. Но ничего не случилось. Они проглотили без возражений.

– …Когда же будет проходить слава моя, я поставлю тебя в расщелине шкафчика и покрою тебя рукою моей, доколе не пройду.

Толпа покатилась с каминной полки и потекла через гостиную в столовую. Чтобы не отставать от самых медлительных, пришлось бросить фитиль.

Я совершенно потерял счет времени. Я понял это, услышав скрежет ключа. У нас оставалось еще несколько секунд – хватит, чтобы разбежаться по столовой. Но колония как ни в чем не бывало шагала вперед, будто судьба навсегда избавила ее от житейских бед.

Но я в житейские беды верил истово. Я протолкался к лидерам. Они уже достигли кухонной двери.

– Стойте! Стойте! Это безумие!

Не обращая на меня внимания, они шли дальше. Всего минуту назад я был всемогущ – куда девалась моя власть? И тогда в арьергарде я увидел Аарона – он встал на задние ноги и тыкал себя в грудь.

Надо попытаться.

– И господь сказал: не идите в шкафчик при виде смертельной опасности, это навлечет позор на меня. Ступайте под плинтус и там ждите.

Они тут же остановились и развернулись. Шустро протоптали тропинку в сугробах борной кислоты и скрылись под плинтусом.

После ужина я пошел за Руфью в гостиную.

– Айра, гляди, лошадь на полу лежит. Айра вбежал в комнату.

– Все фигуры перепутались. Я же предупреждал…

– Не смей! – перебила она. – Мы это уже обсуждали.

– Тогда что за черт? Вандалы вломились только ради того, чтобы подвигать фигуры?

– Кто играет латунными, Лев или ты? – Я.

– Значит, твоя лошадь. Думаю, ей на улицу приспичило.

– Очень смешно, – сказал Айра. – Между прочим, это не лошадь. Это конь.

– Значит, сбросил наездника и сбежал.

Впервые в жизни я с удовольствием созерцал нахмуренное Айрино лицо. Еще несколько часов – и я попрощаюсь с ним навсегда.

Я подождал, пока они умылись, опорожнились и ровно задышали в кровати, а затем вернулся под плинтус. Граждане сидели смирно в ожидании похода к Священной Дыре.

– Хвалите господа! – говорил я каждому лично у выхода из-под плинтуса.

Первым был Августин – я не видел его так долго, что считал умершим. Он поведет колонну. Новообращенные всегда фанатичнее кадровых верующих. Остальные великолепным строем следовали за ним. Скоро Августин свернул за угол в кухню; колония шла одним громадным многочлениковым насекомым. Скоро конец нашим страданиям.

Когда все прошли мимо меня, я заглянул напоследок под плинтус в поисках отставших. Никого. Я перепрыгнул белые сугробы. Оглянулся и помахал. Прощай, унылый дом. Там, куда мы идем, как хорошо и как приятно жить братьям вместе!

От малого произойдет тысяча, и от самого слабого – сильный народ.

Все исчезли в кухне. Когда я их догнал, Августин уже ступил на нижний шкафчик, куда я и говорил, остальные в идеальном порядке шагали по пятам. Я радовался, но в то же время нервничал: почему же они не взяли шкафчик штурмом. Слишком расчетливо. Я думал, только муравьи атакуют по очереди.

Ладно, неважно. В колонне – много моих друзей, среди них Барбаросса, Спасатель, Страховщик и Харрис Твид. Все постарели, панцири сморщились от недоедания. Ничего, это мы исправим.

Августин взобрался на стол, и я потерял его из виду.

– Ёпть, Псалтирь, – услышал я сзади. – Это и есть наше место? Молочные реки, медовые пряники? Не впаривай мне фуфло, как твой психованный братец с дубинкой.

– Оно и есть. Ну, порошковое молоко и мед.

– Ну ладно, мать твою! Дай пять. – Суфур подставил лапу, затем вернулся в строй – последним.

Дно верхнего шкафчика – шершавое необработанное дерево – самая трудная часть пути. Тараканы шли по нему, зависнув вниз головой. Августин как раз ступил туда, когда Суфур только ушел с пола. Едва лидеры подойдут к дверце последнего шкафчика, скорость возрастет. Шагала вся колония. Виновен я или нет – я возместил убытки.

И мне пора. Я никогда больше не увижу эту кухню – только через дверь шкафа. Я мало о чем буду скучать. Прямо скажем, лишь об одном – прощай, Бисмарк, мой верный друг. Ты будешь жить в моем сердце.

Я оторвал ногу от винила. Прощай, линолеум – эти ямы, что ломали нам ноги, этот нездоровый сосновый запах. Мы всегда знали, что ты поддельный. Прощай, борная кислота; мы на тебя лишь смотрели. Контейнеры, прощайте. Мы нашли кое-что получше. Прощайте, поваренные книги. Мы будем питаться au naturel. Прощай и ты, нашатырный спирт. Дихлофос, я особо сожалею. Порой ты внушал мне подлинный трепет. Теперь все будет иначе.

Айра, на прощание я скажу тебе вот что: обещаю, когда ты постареешь и облысеешь, мы расплодимся так, как ты и представить не в состоянии; мы заполним всю пещеру за шкафами, все пятнадцать футов от пола до потолка. Однажды мы встретимся снова: стена обрушится под нашим весом, и приливной волной мы поглотим тебя и твое имущество. Не жди пощады – ты нас не щадил.

Когда Августин протиснулся в шкафчик, колонна за ним притормозила, но стояла в безупречном порядке. До жизни сладостной – лишь несколько шагов.

Я поднимался на дверцу нижнего шкафа в своем пятидольном ритме, ощущая умиротворение, какого никогда раньше не испытывал.

И вдруг услышал вдали щелканье бамбуковых шлепанцев; после казуса с Американской Женщиной Айра из спальни без них не выходил. Наверное, проснулся от ночного кошмара о шахматном разоре. Возможно, эту потерю колонии я недооценил. Кто может быть забавнее? Кто поддержит нас в грустные дни, одним видом своим доказывая наше превосходство?

– Ёпть, Псалтирь. Все в порядке, расслабься! – крикнул Суфур. Он был в футе надо мной.

Зашумел сливной бачок. Бамбуковые хлоп-шлеп слишком долго не затихали – Айра не возвращается в спальню. Прохаживается? Но шаги становились громче. Может, ему не терпится, хочет заново расставить фигуры?

Все громче и громче. Он не остановился в гостиной. Он идет сюда. Один бог знает, что он задумал. Он никогда ночью не ест, на полный желудок ему снятся дурные сны. Наверное, идет проверить, хорошо ли заперта дверь.

Но он прошел и этот поворот. Он направлялся в кухню. Невозможно.

– Бегите! – закричал я. – Айра идет! Почему они не бегут?

– Слушайте меня! Айра идет! Прыгайте! Бегите! Прочь от шкафчика!

Но они не нарушили строя. По сей день мне любопытно, что случилось бы, закричи я: «Сатана! Спасайся кто может!»

Хлоп-шлеп самой смерти приближались к нам, а вся колония на виду, словно принимает солнечные ванны на пляже в фильме ужасов.

– Суфур! Прыгай! Потом вернемся!

– Искра вспыхнула и вот – меня уже несет. – Он продолжал подниматься.

Я спрыгнул со шкафчика и захромал через всю кухню под порожек.

– Ну пожалуйста! – закричал я. Но свет зажегся. Рок явил свое еврейское лицо.

Шлепанцы оглушительно щелкали по полу. У колонии – ни малейшего шанса. Погодите. У них есть шанс. Айра не надел очки.

Загадка его появления разрешилась. Айра достал из кармана кашемирового халата свернутых в трубочку патриотов. Открыл шкаф и положил их на прежнее место. Он же сам сказал, что глупо их там хранить? Я мог выдумать десяток причин, по которым он так поступил. Но вряд ли он снова запечатал дыру, особенно без очков.