Неукротимый маршал - Вайтингтон Гарри. Страница 4

— Меня попросили поговорить с вами, маршал. Урезонить вас. Я встретил мистера Мак Луиса на улице, когда он выходил из здания телеграфа. У него очень влиятельные друзья в правительстве, маршал, и мне было больно узнать, что он желает немедленно убрать вас из нашего города. Я не хочу, чтобы вы уходили, мистер Браннон. Все знают, что вы хороший человек, и к тому же честный, — он слабо улыбнулся, — менее порядочный человек, чем вы, наверное, смог бы позволить себе купить новые сапоги за эти три года.

— Не все могут получать большую зарплату, как министры, — сказал Браннон.

Парикмахер и священник засмеялись над этим саркастическим высказыванием.

— Джордж Мак Луис хочет, чтобы вас отозвали, маршал. Я знаю Джорджа. В ярости он безумен и может совершать необдуманные поступки. Но я также знаю, что он хороший человек. Он много страдал, и живется ему нелегко. Мало кто захочет побыть в его шкуре, несмотря на все его деньги и земли.

— И все же я не могу позволить, чтобы закон был в его руках, святой отец. В нашем городе пока еще существует закон, именно за это я и получаю свои сорок долларов. И закон будет на моей стороне, пока я жив.

— Нет, я вовсе не прошу вас об обратном. Я только хочу, чтобы вы немного уступили и…

— И как же это я могу сделать по-вашему, святой отец?

— Я не знаю. Вы — власть имущий. Я надеялся, что смогу вам помочь немного понять Джорджа. Все связано с Уэлкером Хайнсом, и Джордж лично заинтересован в том, чтобы расправиться с ним. И будучи служителем Господа, я не могу порицать его. Шесть лет назад Джордж потерял сына. Я знал Кела Мак Луиса. Он был молодой, жизнерадостный, все в нем восхищало. Он собирался стать таким же человеком, как его отец. Он был надеждой и опорой в жизни Джорджа. Уэлкер Хайнс убил Кела Мак Луиса за карточным столом. Мне выпала печальная обязанность пойти к нему и сообщить о смерти сына. У него случился удар, инфаркт — я точно не могу определить, что это было. Я только знаю, что не мог смотреть, как страдает этот сильный мужчина. Он, рыдая, опустился на колени и упал на пол, слезы душили его. Он пытался подняться, но не мог. Мы уложили его в постель, и Джордж лежал там, молча и неподвижно. Тем временем Уэлкер Хайнс предстал перед судом присяжных. Все были против него. Он был молод, но его ненавидели и боялись, он был похож на загнанного зверя. Вы никогда не могли с уверенностью предположить, когда он повернется и укусит вас без всякой на то причины. Его выцветшие серые глаза на смуглом индеанском лице были бессмысленны и пусты. Но то, что горожане боялись и ненавидели Уэлкера, спасло его. Уэлкера не повесили. Суд, город, присяжные, свидетели пытались быть снисходительными к Хайнсу, потому что боялись быть пристрастными, опасаясь, что их отношение к Уэлкеру может повлиять на их решение. Они стремились дать подсудимому понять, что у него есть шанс сохранить жизнь в тюрьме, затем учиться и начать новую жизнь. Я был последним человеком, который видел Хайнса перед заключением. Я пытался объяснить ему все, помочь в трудный час, но он рассмеялся мне в лицо. Из заключения все шесть лет Уэлкер присылал в город угрожающие письма. Он клялся, что вернется и отплатит за все, страшно отплатит. Верьте мне, он был виновен. И судебная ошибка заключалась в том, что Хайнса не повесили. Я рассказываю вам обо всем потому, что Уэлкер может превратить наш город в ад, и Джордж Мак Луис старается предотвратить новые убийства. Джордж хочет, чтобы вы помогли ему, чтобы закон был на его стороне. Но сейчас, по его мнению, вы стоите на пути и у него, и всех тех людей, которые хотят защитить свою жизнь и жизнь своих близких, свои дома и свое имущество.

Браннон тяжело вздохнул:

— Вы превосходно читаете проповеди, святой отец. И, возможно, вы являетесь единственным человеком, который может меня в чем-то убедить. А теперь я попрошу и вас понять меня. Я мог бы попросить вас поговорить с Мак Луисом, и, может быть, он прислушался бы к вашим словам. Никто не имеет права вершить суд с помощью веревки. И чтобы защитить свои семьи, единственно правильный путь — поддерживать закон, подчиняться ему. Они обязаны опустить винтовки и предоставить вершить закон людям, имеющим на это право. Это самый простой и реальный путь. Действительно, простой.

Браннон стоял, прислонившись спиной к старой металлической ванне, когда услышал, что кто-то зовет его. — Да?

— Маршал, это банкир Полсон. Мне бы хотелось поговорить с вами. Прямо сейчас, это очень срочно.

— Заходите, мистер Полсон.

Полсон вошел в комнату. Этот высокий, тощий человек был безмерно удивлен, увидев молодого инспектора, почти голым, с остатками мыльной пены на теле.

— Я на минутку, маршал. Я вам очень доверяю. У вас появилось множество друзей за эти три года, но я могу с уверенностью сказать, что раньше я никогда не пользовался вашим расположением, не так ли?

— Совершенно верно, Полсон. Но я знаю, что вы — один из самых уважаемых людей в округе, мне известно, как близко к сердцу вы принимаете все происходящее в городе. И приходя ко мне, вы каждый раз беспокоитесь о том, чтобы как-то помочь его жителям.

Банкир выглядел более неуверенным, чем когда-либо.

— Ну, что же, благодарю вас, маршал. Возвращение Уэлкера Хайнса — это ужасно, и не только для меня — для всех нас. Я был одним из шести присяжных заседателей, маршал. Я помог засадить Хайнса в тюрьму. Все мы — члены бюро заседателей — занесены этим убийцей в черный список. Мы меченые, и это одна из причин, почему я поддержал Мак Луиса сегодня. Извините меня, но я считаю, что наша единственная надежда — дать Хайнсу понять, что он возвращается не в город, а в вооруженный лагерь. Я не хочу, чтобы вы считали меня трусом. Действительно, я немного паникую и ничего не могу с собой поделать. Вот уже несколько месяцев я живу с этим чувством в сердце. Сколько раз я говорил себе — Полсон, все это глупость, этот человек ничего тебе не сделает. Но я получал письма от Хайнса, каким-то образом присланные мне из тюрьмы и переданные грязными бродягами. Хайнс не давал мне покоя, все шесть лет он издевался, писал, что мои дни сочтены. Теперь этот человек возвращается, маршал, а вы ведь его совсем не знаете. А мы знаем, он — убийца. Далее, не следует забывать, что мы — присяжные заседатели. Мы честно выполняли свои обязанности, старались быть справедливыми, хотели спасти ему жизнь. А теперь Хайнс хочет убить нас за то, что мы сохранили ему жизнь. Сэм Диккенс, как и я, получал письма с угрозами. Старик Эд Янук мертв, шериф Дженкинс Нолен умер, Кел Харнисон уехал в Калифорнию. Но остальные четыре присяжных заседателя еще живы, и мы боимся за свою жизнь. И просить нас идти на встречу с ним без оружия, это все равно, что просить нас стать мишенью для безжалостного убийцы, без чести и совести. Это несправедливо, маршал. Вы слишком много от нас требуете.

Браннон вздохнул:

— Но я прошу вас только об одном, мистер Полсон. Я сам позабочусь об Уэлкере Хайнсе, как только он сойдет с поезда.

— Все это очень странно, маршал. Никто из нас не вздохнет свободно до тех пор, пока Хайнс будет жить в нашем городе.

Когда Браннон вышел из парикмахерской, вооруженные люди все еще стояли у отеля, глядя на Курта, пока он шел по тропинке. Они старались не встречаться с ним взглядом. Браннон заметил, что парни Мак Луиса расселись вдоль улицы, держа револьверы в кобурах, серьезные и молчаливые. Он почти подошел к кафе, когда увидел, что через перекладину отеля переброшена веревка с петлей. Ярость вновь закипела в нем, и он с грохотом захлопнул за собой входную дверь.

Миссис Келрич выглянула из-под прилавка, вытирая лицо.

— Убираюсь, — она заискивающе улыбнулась, — ни один человек сегодня не обедал у нас.

— А я вот именно за этим сюда пришел. — Браннон сел за столик так, чтобы видеть улицу. — Парочку яиц, бифштекс, две-три лепешки и чашечку кофе.

— Будет сделано, — ответила миссис Келрич. Она пошла к двери, затем остановилась. — Маршал, я хочу узнать только одну вещь: как можно столько есть и оставаться таким худым?