Неукротимый маршал - Вайтингтон Гарри. Страница 9

Ал с жалостью посмотрел на Браннона:

— Ты что, инспектор, перегрелся на солнце? Ты думаешь, что у него не будет возможности достать оружие, когда он этого захочет? Тебе придется что-то сделать, маршал. Мой отец один из тех людей, которых Хайнс ненавидит. Мой отец! Старику почти семьдесят. Я не думал, что он так много для меня значит до тех пор, пока не узнал, что Уэлкер возвращается и что он ищет отца!

Браннон развел руками:

— Я сделал все, что мог, Ал. Я остановил Хайнса на платформе и предупредил его.

Ал чуть не плакал:

— О, великолепно! Предупредил Уэлкера Хайнса! Почему же ты не пожал ему руку? Я могу представить себе, как Хайнс не спит ночи напролет, рыдая и обдумывая твое предупреждение.

Ал вышел из офиса, не выпуская револьвера из рук. Браннон не мог сидеть на месте и последовал за ним. Остановившись на крыльце, Курт посмотрел на дорогу, безумно желая, чтобы что-нибудь произошло. Он представлял, как Уэлкер Хайнс взбегает по лестнице, сжимает Руби Мак Луис в объятиях, как его рот приникает к ее нежным губам.

Браннон смахнул пот со лба рукавом рубашки. Он был рад, когда увидел, что Мак Луис, один, без своей свиты, направляется к нему. Он был без оружия и нес в руках желтый телеграфный лист. Мак Луис заметно нервничал. Он устремил глаза на Браннона.

— Итак, маршал, я видел, как вы разговаривали с моей дочерью в отеле. Я понимаю, что она рассказала вам об Уэлкере Хайнсе все, и теперь для меня это дело принимает более серьезный оборот, чем даже смерть Кела.

Браннон кивнул. Он ничего не ответил, но возвращение Хайнса стало также и для него ужасным, личным делом. Каждый раз, когда он представлял, как Хайнс своими грязными руками обнимает Руби, ему хотелось убить его. Но Браннон понимал также, что теперь ему придется быть особенно осторожным. Он заставил город подчиниться закону, теперь он должен был сам следовать ему, скрупулезно, буква за буквой. Черт, ведь они платят ему сорок долларов в месяц именно за соблюдение закона, все остальное не имело значения. Если сам представитель власти не уважает закон, то как же все остальные люди должны поступать? Самое ужасное заключалось в том, что он сам попросил эту должность, к тому же давал клятву.

Мак Луис заговорил снова:

— Я думаю, что вам должно быть известно — все в городе, каждый человек знает о ваших чувствах к Руби.

Браннон попытался ответить как можно более спокойно:

— Да. Я полагаю, что об этом знают все за исключением самой Руби. Может быть, она и догадывается, но ей все равно. Я все готов был отдать за то, чтобы узнать, почему. До разговора в отеле я тоже не знал, почему. Но теперь знаю.

— И вы собираетесь позволить этой бешеной собаке рыскать по городу?

— Я пока еще маршал.

Мак Луис уставился на него, словно бы он никогда не видел и не увидит такого человека, как Браннон. Он глубоко вздохнул:

— Именно по этому поводу я и пришел поговорить с вами. Видите ли, я никогда не одобрял идеи, что какой-то маршал в протертых сапогах и с зарплатой в сорок долларов будет ухаживать за моей дочерью. Я никогда не мог представить вас членом клана Мак Луиса. И меня не огорчило бы, что Руби прекратила принимать ваши ухаживания, если бы я только не знал — почему. Я никогда не думал, что Уэлкер Хайнс сможет живым вернуться в наш город. Вы неплохой человек, Браннон, все так считают… и очень честный. Бог знает, мне казалось, что любого честного человека можно переделать. Вы знаете, я всегда считал себя выше всех других людей, пока я зарабатываю деньги.

Браннон пожал плечами. Мак Луис одарил его притворной восхищенной улыбкой:

— Ну, хорошо. Такие люди, как вы, должны существовать на земле. И мне очень жаль, что приходится поступать с вами таким образом.

Он протянул Браннону телеграмму.

— Она адресована мне? — спросил Курт.

Теперь уже Мак Луис пожал плечами.

— Вы ведь получили ее. Честность — ваша лучшая политика, маршал. Мне пришлось сказать Джаку с почты, чтобы он передавал мне всю корреспонденцию, приходящую на ваше имя. Джак живет здесь уже долгое время. Он знает, кто я такой. Он знает, что я буду жить в городе, когда все другие жители покинут его. Джак даже не спорил со мной. Он принес эту телеграмму мне в отель. Как вы видите, она из Главного объединенного центра управления, от его главы.

Браннон кивнул:

— Он посылает двух депутатов для того, чтобы освободить меня от этой должности.

— Я знаю. Я все читал. Как я и предупреждал вас, у меня обширные связи в нашей стране. И вот почему я здесь. И вы здесь больше не маршал.

— Вы вовсе не читали эту телеграмму.

— Нет, читал. Я хочу, чтобы вы немедленно уехали из города. Сегодня днем. Я за все отвечаю. Я объясню главе управления, что обстоятельства не позволили вам задерживаться.

— Отлично, Мак Луис, я не хочу, чтобы вы думали, что мне не хочется избавиться от этой работы, наоборот, я хочу. Но пройдет еще целая неделя до приезда двух депутатов.

— Ну и черт с ними! Я же сказал, что беру ответственность на себя. Мне принадлежат здесь власть и влияние, а не кому-то там с улицы. И я вижу, что вам не хочется расставаться с вашей маршальской звездой, пока вы здесь. Поэтому все, о чем я прошу — уезжайте из города немедленно. Сейчас же. У нас есть дело, которое не терпит отлагательства. И вы должны знать, что я отвечаю за все, что произойдет в Сейдж Уэлсе со времени вашего отъезда до прибытия представителей власти. Или, может быть, вы считаете, что весь город не будет считать вас ответственным за смерть первого человека, которого убьет Уэлкер Хайнс? Тогда вы глубоко заблуждаетесь!

Браннон крепко зажмурил глаза и, открыв их, устремил взгляд на далекое, голубое небо, которое казалось ему таким холодным, несмотря на ужасающую жару. Он покачал головой.

— Я не знаю, мистер Мак Луис. Прямо сейчас я не могу уйти. Может быть, вы дадите мне время подумать об этом?

— Время? У нас нет времени, Браннон, на то, чтобы возиться с вами. Вы должны решить это прямо сейчас — до темноты. Вы покидаете город и подумайте, как это сделать проще всего. Только до вечера.

Браннон провел остаток дня, бродя по главной улице городка. Он послал телеграмму на имя главы правления, запрашивая его о немедленном своем переводе в другой, ближайший городок. В шесть часов, когда Джак закрыл почту, ответа еще не было, и Браннон вернулся в кафе.

С прерий дул ветер, гоня сухую траву вдоль дороги. Атмосфера в городе оставалась напряженной, люди на улице были сосредоточены и внимательны. Со второго этажа отеля доносились взрывы смеха. Браннон вошел в кафе, по старой привычке приветствуя горожан, сидящих за столиками: Сэма Диккенса и его жену миссис Диккенс, чету Полсонов и некоторых других. Но все молчали, только женщины быстро взглянули на него и тут же отвели глаза. Браннон занял столик в углу комнаты, поближе к окну, выходящему на аллею.

Внезапно входная дверь распахнулась, с силой ударившись о стену, так что задребезжали стекла, и ввалился Уэлкер Хайнс. Дверь за ним с грохотом захлопнулась, и люди от неожиданности подскочили на месте.

Он обвел лица сидящих быстрым, скользящим взглядом и выдвинул из-за стола стул, собираясь на него сесть. Но тут он увидел Линнота Полсона, а позади него Сэма Диккенса. Хайнс весь напрягся, его лицо перекосила ухмылка, в которой ясно сквозила неприкрытая ненависть. Он быстро провел тыльной стороной ладони по губам и медленно начал приближаться к тому столику, где сидел Полсон с женой.

— Банкир Полсон, я не видел тебя со времен твоей бытности в суде. Шесть лет назад, немалый срок, не так ли? Ты, небось, уже и забыл обо всем?

— Нет, — Полсон покачал головой, — нет. Я помню.

Хайнс разразился смехом.

— Разумеется, ты помнишь.

Полсон смотрел на Уэлкера, его лицо побледнело, он беспомощно перевел взгляд на Браннона, словно просил его что-нибудь предпринять.

Курт под скатертью незаметно вытащил револьвер и прижал его к ноге, стараясь не двигаться, притворившись, что не замечает испуганного лица банкира. Хайнс продолжал стоять у стола Полсона, уставившись на него своими белесыми глазами. Время шло. Полсоны сидели, словно находились под гипнозом. Внезапно Хайнс посмотрел на Сэма Диккенса. Диккенс жалобно вздохнул, и этот звук гулко разнесся по тихой комнате. Диккенс пытался поднять голову и посмотреть на Уэлкера, но не мог. Его губы побелели, а лицо приняло землистый оттенок. Вдруг Диккенс, зажав рукой рот, вскочил на ноги, опрокинув при этом стул, и пробравшись между столами, бросился к запасному выходу. Он проскочил в дверь и свалился на колени, задыхаясь, кашляя и всхлипывая.