Рыцарь прерий - Валентино Донна. Страница 41

– Джеффри! – прошептала она, думая, что если чьи-то кости и сгнили, превратившись в прах, то это ее собственные: она с каким-то отстраненным удивлением заметила, что ее ноги лишились способности выдерживать вес тела, так что она покачнулась и тяжело припала к стоящему перед ней на коленях рыцарю прерий.

Он прерывисто вздохнул и с невероятной нежностью притянул женщину обратно на одеяло. Каким-то образом ему удалось уложить ее своими сильными руками так, что он успел проделать дорожку обжигающих поцелуев прямо по ткани платья от ее живота через ложбинку между грудями к впадинке у основания шеи. Его рука, ставшая вдруг немыслимо нежной, скользнула от талии к ее груди, так что Джульетта невольно застонала.

Какая-то искра разума, называвшая себя вдовой Уолберн, мысленно ругала ее, укоризненно грозя пальцем. Эта сварливая искорка говорила, что ей следовало бы не стонать от наслаждения, а запретить Джеффри такую фамильярность и немедленно положить конец собственной распущенности. Джульетта годы – долгие годы – слушалась подобных внутренних предостережений, но сейчас погасила эту искорку, только на долю секунды пожалев о том, сколько времени потратила на то, чтобы ее лелеять.

Теперь ее занимали гораздо более важные вещи: например, ей надо было поблагодарить судьбу за то, что Джеффри в совершенстве освоил расстегивание пуговиц.

Ее пуговицы высвободились из петель с такой же легкостью, с какой горошины высыпаются из стручка под пальцами умелой кухарки. Несмотря на свое якобы незнание современных мод, Джеффри освободил их обоих от одежд быстрее, чем в день их первой встречи снимал с себя кольчужную рубашку.

Джульетта еще никогда не обнажалась перед мужчиной – даже перед Дэниелем. И сейчас это могло бы ее смутить: ведь они были теперь совершенно обнаженными под заходящим солнцем посреди ровной прерии, но Джеффри позаботился о том, чтобы Джульетта недолго оставалась неприкрытой. Его губы, его руки, его горячее тело, прижавшееся к ней, охватили ее со всех сторон ощущениями, которые мгновенно заставили ее забыть обо всем, кроме мужчины, показывавшего ей, что значит жить и любить.

– Джульетта!

Его лихорадочный шепот заставил ее затрепетать. В ней зародилась неутолимая жажда проверить, может ли его страсть сравняться с ее собственной. Она бросила на него взгляд из-под полуопущенных век и обнаружила, что в его глазах горит торжествующая радость мужчины-победителя. А потом его длинные темные ресницы опустились. Зубами Джеффри осторожно захватил ее сосок и нежно провел по нему языком. Джульетта громко ахнула, и он удовлетворенно застонал.

Его плечи напрягались, и каждый тренированный мускул дрожал, принимая на себя вес его огромного тела, от которого он старался уберечь женщину. Боевые шрамы придавали ему какую-то особую варварскую красоту. Дрожащими пальцами Джульетта прикоснулась к одной из бледных линий, прочертивших его кожу, и снова невольно ахнула от того, каким горячим и сильным было склонившееся над ней тело. Заходящее солнце высветило золотистые отблески в его волосах, закат окружил его рамкой из оранжево-красных всполохов. Неровный зигзаг свинцово-серого цвета пересекал это богатство красок… как полоса, разрезавшая небо в тот день, когда этот человек ворвался в ее жизнь…

Его плоть раздвинула ее потаенные складки, подчиняя ее, овладевая ею – и никакой разрыв в небе или времени не смог бы потрясти ее сильнее.

Джульетта так давно отдала свою девственность Дэниелю, а потом так долго сожалела об этом! Сейчас это показалось ей пустячной потерей. В объятиях Джеффри она снова почувствовала себя невинной, словно никогда и никому еще не принадлежала. Он мощно двигался в ней, вовлекая ее тело в танец страсти. Поцелуи Джеффри крали ее вздохи, пока Джульетта не начала дышать с ним в такт. Ее кожа холодела там, где он не прикасался к ней, и горела там, где соприкасалась с его телом. Стоило Джеффри немного изменить положение своего тела – и лишившаяся контакта с ним часть тела Джульетты начинала мучительно ныть. Ощущая под собой жесткую землю прерии, а над собой – жесткое тело мужчины, она словно всем своим существом превратилась в мягкую невесомую массу ощущений, которые нарастали в невыносимом крещендо, и скоро Джульетта уже криком возвестила небесам о своем восторге, ликуя от звука криков Джеффри, – и голоса их слились в едином гимне экстаза.

Какую-то дивную секунду она, безусловно, верила всему, о чем Джеффри ей рассказывал: ведь такое наслаждение можно испытать раз в тысячелетие.

Целую вечность или, может быть, всего одно сердцебиение спустя он с особой нежностью прижал Джульетту к своей груди и к той части тела, которая мгновенно ожила и окрепла, прикасаясь к ее все еще трепещущей плоти. Длинные пряди его волос падали вниз, перепутываясь с ее собственными, так что становилось трудно различить, где были его каштановые пряди и где – ее темно-русые, словно они принадлежали одному человеку. Джульетта вдруг испугалась, осознав, с какой легкостью отбросила всю свою с таким трудом воспитанную сдержанность. Она попыталась вырваться из объятий Джеффри, встревоженная собственной ранимостью.

Его руки обхватывали ее, его сердце громко стучало под ее ухом… И желание убежать исчезло, как капли дождя, опавшие на иссушенную жарким солнцем землю. Кажется, Джеффри почувствовал, что она сдалась: его пальцы прикоснулись к вершинам ее грудей, и он перебросил свою ногу через ее колени, притянув ее к себе еще теснее. Низко наклонив голову, он прижался губами к ее ключице, а потом влажным языком провел дорожку вдоль скулы к уху. Его шепот, гулкий и басовитый, был полон озорной самоуверенности и снова пробудил в ее теле странный трепет.

– Если на то твоя воля, миледи, то я хотел бы, чтобы ты осталась. Я еще не все сделал.

Настоящая леди не стала бы валяться по прерии с актером, которому, похоже, никак не удается выбраться из странной роли, в которой он завяз. И Джульетта не испытала бы острого желания ответить: «Конечно, продолжай делать со мной что тебе угодно, сэр рыцарь». И, безусловно, настоящая леди никогда не позволила бы себе непристойно ахнуть от сладостного предвкушения – но Джульетта смогла отреагировать на его слова только таким образом. И эта самая настоящая леди не стала бы выгибаться, чтобы еще теснее прижаться к улыбающемуся мужчине, который лежал рядом с ней на одеяле, готовясь проделать совершенно недопустимо приятные вещи своими губами, руками и языком.

Прерия уже была залита лунным светом, а тело Джульетты казалось таким же призрачно-невесомым, как волнующаяся под ветром трава, когда Джеффри д'Арбанвиль наконец совершил все, что собирался.

И Джульетта вместе с ним.

Джеффри оставался на страже всю долгую ночь. Он полулежал, упираясь локтем в пологий подъем почвы, пока Джульетта спала у него на груди. И стражником он оказался никудышным: взгляд его все время возвращался к женщине, которую он держал в своих объятиях.

Но с другой стороны, более приятного караула у него в жизни не было.

Снятой так поспешно одеждой он прикрыл себя и Джульетту до пояса. Ее рассыпавшиеся волосы легли на ее обнаженную спину и его грудь мягким ароматным покрывалом, так что он мог рассмотреть только округлую щеку да розовый бутон соска, проглядывавшие через волнистые пряди.

«Моя!»

Чувство собственника было одновременно пьянящим и отрезвляющим.

По какой-то непонятной причине он пронесся сквозь время, чтобы оказаться рядом с этой женщиной. Его не слишком решительные попытки не поддаваться влечению к ней ни к чему не привели. Поразмыслив, Джеффри пришел к выводу, что глупо было даже пробовать противиться судьбе. Недоступные его пониманию силы из бесконечного множества представителей человечества избрали именно его недостойную душу и привели его к Джульетте. Он решился доверить ей правду – и она не стала смеяться или называть его лжецом, а прикоснулась к нему с нежной страстью, о которой сейчас, пока она спала, ему лучше было бы забыть.

«Моя!»

Может быть, кельтское божество Рованвудов поступило не столь неразумно, как поначалу показалось Джеффри. Он не мог представить себе места и времени, которые сильнее нуждались бы в его знаниях и умениях.