Гибель 31-го отдела - Вале Пер. Страница 5

Жил комиссар Иенсен по теперешним временам сравнительно недалеко от центра, в южном районе застройки, и на машине он добрался до своего дома меньше чем за час.

В центре на улицах было все так же шумно: не закрылись еще кинотеатры и кафе-автоматы, и люди сновали по тротуарам вдоль освещенных витрин. Лица у них были белые и напряженные, словно их измучил холодный колючий свет реклам и фонарей. Кое-где встречались группки праздношатающейся молодежи. Они собирались вокруг фургонов, где продавали жареную кукурузу, или перед витринами. Стояли по большей части тихо, даже друг с другом почти не разговаривали. Лишь изредка кто-нибудь равнодушно провожал глазами полицейскую машину.

Преступность среди молодежи, считавшаяся прежде чрезвычайно важной проблемой, за последнее десятилетие почти сошла на нет. И вообще теперь совершалось гораздо меньше преступлений, возрастал только алкоголизм. По дороге через центр Иенсен неоднократно наблюдал полицейских при исполнении ими служебных обязанностей. В неоновом свете отливали белым резиновые дубинки, когда полицейские запихивали пьяниц в автобусы.

Перед министерством внутренних дел машина Иенсена нырнула в восьмикилометровый туннель и вынырнула в пустынном заводском районе, потом проехала через мост и продолжала свой путь по шоссе к югу.

Иенсен устал, и в правом подреберье у него засела боль, тяжелая и тягучая.

Пригород, где он жил, состоял из тридцати шести восьмиэтажных домов, выстроенных в четыре параллельные линии. Между этими линиями располагались места для стоянки автомобилей, цветочные газоны, а для детей — игровые павильоны из прозрачной пластмассы.

Иенсен остановил машину перед седьмым домом в третьей линии, выключил зажигание и вылез под холодное звездное небо. Хотя часы показывали всего пять минут одиннадцатого, в доме было темно. Иенсен сунул монету в автомат при стоянке, повернул рычажок с красной часовой стрелкой и пошел к себе.

Он зажег свет, снял плащ, ботинки, галстук, пиджак, расстегнул рубашку, прошелся по комнате, окинул взглядом ее безликую обстановку, большой телевизор и снимки — еще из полицейской школы, — развешанные по стенам.

Потом опустил жалюзи на окнах, снял брюки и погасил свет. В темноте прошел на кухню и достал из холодильника бутылку. Прихватив еще и рюмку, отогнул одеяло и простыню и уселся на постели.

Так он сидел и пил — в полной темноте.

Когда боль поутихла, Иенсен отставил рюмку на тумбочку и лег.

Уснул он почти мгновенно.

Комиссар Иенсен проснулся в половине седьмого. Вылез из постели, прошел в ванную комнату, там вымыл лицо, руки и шею холодной водой, побрился и почистил зубы.

От полоскания долго кашлял.

Потом, вскипятив воды с медом, он постарался выпить ее, пока она не остыла. Между делом просмотрел газеты. Ни одна из них ни словом не обмолвилась о событиях, которые занимали его со вчерашнего дня.

На шоссе было оживленное движение, и, даже включив сирену, он смог добраться до участка только в тридцать пять минут девятого.

Через десять минут позвонил начальник полиции.

— Следствие ведется?

— Да.

— По каким направлениям?

— Послано на анализ вещественное доказательство — бумага. Психологи изучают текст. Откомандировал человека на почту.

— Имеются результаты?

— Пока нет.

— У вас есть какая-нибудь версия?

— Нет.

Молчание.

— Мои сведения об этом издательстве недостаточны, — сказал Иенсен.

— Желательно их освежить.

— Да.

— Еще желательнее, чтобы вы нашли источники информации вне концерна.

— Понял.

— Я порекомендовал бы вам обратиться в министерство, например, к государственному секретарю по вопросам печати.

— Понял.

— Вы читаете их журналы?

— Нет. Но я начну.

— Хорошо, только ради бога постарайтесь не вызывать нареканий со стороны шефа и его кузена.

— Если я назначу кого-нибудь из патруля в личную охрану, вы не будете возражать?

— Для кого охрану? Для шефа с братом?

— Да.

— Без их ведома?

— Да.

— Вы считаете такой шаг обоснованным?

— Да.

— И вы думаете, ваши люди справятся с таким щекотливым поручением?

— Да.

За этим последовало столь продолжительное молчание, что Иенсен невольно взглянул на часы. Он слышал, как дышит начальник, слышал, как тот постукивает чем-то по столу, скорей всего авторучкой.

— Иенсен!

— Слушаю!

— С этой минуты следствие целиком передоверено вам. Я не желаю ничего знать ни о ваших методах, ни о ваших действиях.

— Понимаю.

— За все отвечаете вы. А я на вас полагаюсь.

— Понял.

— Общие установки ясны?

— Да.

— Желаю удачи.

Комиссар Иенсен пошел в туалет, набрал там воды в бумажный стаканчик и вернулся к своему столу. Выдвинув ящик стола, достал оттуда пакетик с питьевой содой, отсыпал в стаканчик ложки три — на глазок — и размешал ручкой.

За двадцать пять лет службы в полиции Иенсен видел начальника один раз, а не говорил с ним ни разу — до вчерашнего дня. Зато со вчерашнего они уже успели поговорить по телефону пять раз.

Соду он выпил залпом, стаканчик смял и кинул в корзинку для бумаг, потом позвонил в лабораторию. Лаборант отозвался сухим, официальным тоном:

— Отпечатки пальцев не обнаружены.

— Вы уверены?

— Разумеется, уверен. Но для нас еще ничего не ясно. Мы прибегнем к другим методам.

— Конверт?

— Из самых обычных. Ничего нам не даст.

— А бумага?

— Вот бумага особой выработки, И кроме того, надорвана по одному краю.

— Это может служить какой-то нитью?

— Допускаю.

— Еще что?

— Ничего. Мы продолжаем работу.

Иенсен положил трубку, подошел к окну и поглядел вниз на цементированный двор участка. У входа в подвал стояли двое полицейских в резиновых сапогах и непромокаемых комбинезонах. Они разматывая шланги собирались мыть камеры. Иенсен распустил ремень, чтобы легче было дышать, пока газы, распиравшие желудок, не выйдут через пищевод.

Зазвонил телефон. Это звонил полицейский, который был откомандирован на почту.

— Боюсь, что скоро мне не управиться.

— Расходуйте столько времени, сколько нужно, но ни секундой больше.

— Как часто докладывать?

— Каждое утро в восемь ноль—ноль письменно.

Иенсен положил трубку, надел фуражку и вышел из комнаты.

Министерство средств информации было расположено в самом центре города, между королевским дворцом и главной канцелярией объединенных партий страны. Кабинет государственного секретаря по делам печати, с видом на дворец, находился на третьем этаже.

— Концерн являет нам пример идеального руководства, —сказал он. Концерн — это краса и гордость свободного предпринимательства.

— Понимаю.

— Единственное, чем я могу помочь вам, — это сообщить некоторые статистические данные.

Он взял со стола какую-то папку и рассеянно полистал ее,

— Концерн выпускает сто сорок четыре различных издания. В прошлом году общий тираж их составлял двадцать один миллион триста двадцать шесть тысяч четыреста пятьдесят три экземпляра в неделю.

Иенсен записал на карточке: “21 326 453”.

— Это очень высокая цифра. Она свидетельствует о том, что наша страна имеет самую высокую читательскую активность в мире.

— А еще где-нибудь еженедельники издаются?

— Очень немного. Их печатают всего несколько тысяч экземпляров — для весьма ограниченного круга читателей.

Иенсен кивнул.

— Но издательство представляет собой, разумеется, лишь одну из ветвей концерна.

— А что еще в него входит?

— По моему ведомству речь идет о ряде типографий, печатающих главным образом газеты.

— Сколько именно?

— Чего, типографий? Тридцать шесть.

— А сколько газет они выпускают?

— Около ста… Одну минуточку… — Секретарь порылся в бумагах. — Сто две — на сегодняшний день. Ибо газетное дело на редкость непостоянно. Одни газеты закрываются, вместо них возникают другие.