Стальной прыжок - Вале Пер. Страница 5

5

Стоя у окна с легкими светло-голубыми занавесками, Йенсен смотрел в парк. Вместо халата на нем был его собственный костюм. Швы уже сняли, и он мог передвигаться почти свободно.

В дверь постучали, и Йенсен обернулся. Вряд ли это был кто-то из обслуживающего персонала—врач, медсестра, санитарка или водопроводчик, постоянно чинящий что-то в туалете,—входили без спроса.

Стук повторился. Йенсен подошел к двери и распахнул ее. В коридоре стоял низенький седой человек в темно-синем костюме и черной фетровой шляпе. На носу у него были очки, в правой руке—черный портфель. Он тут же снял шляпу.

– Комиссар Йенсен?

– Да.

Это было первое слово, которое он произнес с тех пор, как три месяца назад вошел в самолет. Собственный голос показался ему чужим.

– У меня для вас письмо. Разрешите войти? Незнакомец говорил правильно, но с легким акцентом. Йенсен сделал шаг в сторону.

– Пожалуйста.

Говорить было трудно, почти противно.

Незнакомец положил на стол шляпу и расстегнул портфель. Достал из него розовую ленту телекса и протянул ее Йенсену. Текст был краток:

НЕМЕДЛЕННО ВОЗВРАЩАЙТЕСЬ ДОМОЙ

Йенсен недоуменно посмотрел на незнакомца.

– Кто послал эту телеграмму?

– Не знаю.

– Почему она никем не подписана?

– Не знаю.

На мгновение незнакомец заколебался.

– Телеграмма прибыла по дипломатическим каналам,– наконец произнес он.

– Кто вы?

– Сотрудник одного из отделов Министерства иностранных дел. Я никогда не бывал в вашей стране, а языком овладел в университете.

Йенсен промолчал в надежде, что незнакомец продолжит разговор.

– Мы ничего не знали о состоянии вашего здоровья. Мы даже не знали, живы ли вы. Меня послали вручить телеграмму.

Йенсен и на этот раз промолчал.

– По словам доктора, вы уже выздоровели, и послезавтра он может вас выписать. Осталось лишь несколько анализов.

Незнакомец снова заколебался. Затем прибавил:

– Поздравляю.

– Благодарю вас.

– Доктор говорит, что сначала он и не надеялся на ваше выздоровление.

Незнакомец достал из портфеля конверт.

– Я взял на себя смелость забронировать вам место в самолете, вылетающем послезавтра в девять утра. Вот ваш билет.

Йенсен взял конверт и положил его во внутренний карман.

– В сообщении больше ничего не было?

И вновь незнакомец помедлил, прежде чем ответил.

– Всего лишь обычные инструкции, а частности – как и где вас разыскать.

– Вам известно, кто послал телеграмму? Снова колебание.

– Да.

– Кто именно?

– Я не уполномочен говорить об этом.

– Почему?

– Тот, кто прислал сообщение, попросил нас об этом. Так что не думайте, что это из-за нашего нежелания.

– Вот как?

– Да. Кроме того, меня попросили передать ваш ответ на телеграмму. Согласны ли вы лететь послезавтра?

– Да,—ответил Йенсен.

– Превосходно,– сказал незнакомец и, взяв шляпу, направился к двери.

– Одну минутку,—сказал Йенсен.—Вы были в нашем посольстве?

Незнакомец, приоткрывший было дверь, замер на месте. Наконец он ответил:

– Ваше посольство покинуто.

– Покинуто?

– Да. Там нет ни единого человека.

– Но почему?

– Этого я не знаю. Будьте здоровы.

6

Медсестра отвезла Йенсена в аэропорт. На сей раз вместо халата на ней было открытое красное хлопчатобумажное платье, а на ногах сандалии с ремешками вокруг лодыжек. Дорога была неровной, автомобиль старый и изношенный, но вела машину она искусно.

Йенсен, сидевший сзади, видел, как от напряжения шея и спина у нее покрылись капельками пота.

Они проехали деревню. По улице, вытянувшейся между низкими глинобитными домами, бегали ребятишки и разгуливал домашний скот. Девушка почти не снимала палец с гудка, стараясь разогнать свиней, коз и кур, мирно бредущих по дороге. Дети были в восторге и, глядя на нее, громко смеялись. В ответ она показала им язык, и они засмеялись еще громче.

Перед зданием аэропорта девушка приподнялась на цыпочки и чмокнула Йенсена в щеку.

…В шуме двигателей появилась новая нота, и самолет начал снижаться. Йенсен посмотрел на часы. Они шли на посадку на два часа раньше, чем следовало. Зажглись предупредительные надписи, самолет пробил облака, пронесся над полями, закутанными пеленой тумана, и приземлился на залитой дождем посадочной полосе. Когда рев реактивных двигателей стих, Йенсен посмотрел в окно.

Он был еще не дома. Однако он сразу узнал контуры аэропорта и понял, где они приземлились. Это было одно из соседних государств. Он понимал местный язык и даже мог сносно разговаривать. По расписанию самолет не должен был делать посадки, Поэтому Йенсен остался сидеть в кресле.

Через несколько минут в салоне появился одетый в штатское человек и объявил:

– Самолет дальше не полетит. Всех пассажиров просят выйти.

Он повторил объявление на нескольких языках. Кроме Йенсена, в самолете находилось всего лишь два пассажира.

Шел дождь, и было на удивление холодно. Зал прибытия был заполнен людьми, которые пили пиво и громко разговаривали, то и дело перебивая друг друга. Воздух казался сизым из-за табачного дыма.

Девушка в справочном бюро виновато сказала:

– Туда самолеты не летают. Все рейсы отменены.

– Отменены?

– Да. Сообщение прервано.

– Откуда я могу позвонить?

– Вот отсюда. Только это бесполезно. Телефонная связь тоже прервана.

– Почему?

– Не знаю. Никто точно не знает.

В то же мгновение он услышал, как по радио несколько раз назвали его имя. Девушка взглянула на билет, лежавший перед ней на столе.

– Ваша фамилия Йенсен?

– Да.

– Идемте.

Она провела Йенсена к лифту, и они поднялись на следующий этаж.

– Теперь идите в приемную номер четыре,—сказала она.—Там вас ждут.

Йенсен прошел по устланному коврами коридору, читая таблички на дверях. Он остановился перед дверью под номером четыре и постучал.

– Войдите,—послышалось в ответ.

7

В комнате было трое мужчин. Двое в напряженной позе, будто выжидая чего-то, сидели в глубоких креслах. Йенсен не знал никого из них в лицо. Еще один мужчина стоял у окна спиной к двери. Когда он повернулся, Йенсен сразу узнал его: это был человек с предвыборных афиш, человек, который лучше других воплощал в себе единство трех понятий—благополучия, уверенности в завтрашнем дне и всеобщего взаимопонимания. Раньше он был министром внутренних дел, а после выборов ему предстояло занять пост премьер-министра.

– Так это вы и есть Йенсен? —спросил он высоким резким голосом.

– Да.

– Садитесь, ради бога. Садитесь. Комиссар Йенсен сел.

– Я много слышал о вас, Йенсен,—сказал министр.—Несколько лет назад вы доставили мне немало хлопот.

Было заметно, что он изо всех сил старается говорить нормальным голосом —чтобы казаться спокойным.

– Хотите пива? – неожиданно спросил он.

– Нет, благодарю вас.

– В этой стране умеют делать чертовски хорошее пиво. Он сел напротив Йенсена. Когда он наливал пиво, его руки так дрожали, что он едва не выронил стакан.

– Вы, конечно, узнали этих господ?

Йенсен никогда раньше их не видел и не знал, кто они такие – даже после того, как министр представил их ему. Оба входили в правительство.

– Кто-то однажды справедливо заметил, что расстояние между народом и властями слишком велико,—пробормотал министр.

Йенсен понял, что он имел в виду. Рыжеволосый полицейский врач участка как-то сказал:

– Можно ли представить себе что-нибудь более абстрактное, чем господь бог и министры?

В этих словах заключался глубокий смысл. Политика страны, направленная на достижение единообразия и устранение каких бы то ни было различий, не допускала усиления влияния той или иной личности—кроме тех, чья сила и власть зиждились на капитале и кто занимал ведущее положение в обществе независимо от желания народа. Однако в результате последних выборных кампаний на авансцену стали выдвигать определенного человека —это делалось для того, чтобы не допустить чрезмерно большого разрыва между подавляющим большинством народа и узкой группой технократов, в руках которых формально была сосредоточена власть в стране.