Поэты и убийство - ван Гулик Роберт. Страница 5

Глава 4

Судья Ди проницательно взглянул на своего коллегу. Он откинулся в кресле и, медленно поглаживая бакенбарды, заметил:

– Да, Ло, я совершенно с тобой согласен, что это не убийство с целью грабежа, совершенное случайным бродягой-вором. Даже если мы допустим, что Сун был настолько рассеян, что забыл закрыть на засов и садовые ворота и дверь комнаты, увидевший распахнутую дверь грабитель сначала бы огляделся вокруг и только потом проник в помещение. Например, он проделал бы в бумаге окна дырочку и заглянул в комнату. Увидев, что Сун разбирает постель, он переждал бы с час и вошел бы, только убедившись, что студент крепко спит.

Ло решительно закивал своей круглой головой, и судья Ди продолжал:

– Я, склонен допустить, что после того, как Сун снял, свою ермолку и верхнюю одежду и надел, готовясь ко сну, ночную рубашку, он услышал стук в садовые ворота. Он снова надел ермолку на голову и вышел спросить, кто там.

– Именно так! – сказал Ло. – Ты тоже заметил, что на его домашних шлепанцах были следы присохшей грязи?

– Да, заметил. Посетителем был человек, знакомый Суну. Студент снял засов с ворот и впустил гостя во двор. Вероятно, даже пригласил его в библиотеку, пока сам надевал верхнее платье. Когда Сун повернулся к нему спиной, посетитель ударил его сзади. Я уверен в этом, потому что рана находится ниже правого уха жертвы. Но как бы все ни происходило, я согласен с тем, что было большим просчетом оставить ермолку там, где она упала на пол. Ибо ни один мужчина не раздевается с шапкой на голове. Убийце следовало отмыть ермолку от пятен крови и положить ее на свое место, на столик у изголовья кровати, рядом с подсвечником.

– Верно! – воскликнул Ло. – Но пока, тем не менее, мы будем официально называть это убийством с целью грабежа, чтобы не встревожить нашего преступника. Что касается мотива преступления, то я думаю, Ди, это мог быть и шантаж, Судья Ди резко выпрямился.

– Шантаж? Почему ты так думаешь, Ло? Сняв с полки книгу, коротышка-начальник раскрыл ее на заложенной исписанным листком странице.

– Посмотри, старший брат. Мать Мена была любившей порядок старой дамой и тщательно следила за своими книгами. Теперь же книги перепутаны, порядок нарушен. Далее, каждый раз, когда она читала понравившееся ей стихотворение, она на листочке комментировала его и вкладывала запись в страницу, на которой находится полюбившееся стихотворение. Однако, перелистывая книгу при разговоре со стариком Меном, я заметил, что многие записи перепутаны и оказались не там, где следовало бы, причем иной раз даже не в своих томах. Конечно, я допускаю, что в этом может быть повинен и студент. Однако я также увидел свежие следы на пыли за книгами на полках. Думаю, что убийца разгромил комнату только для того, чтобы создать впечатление, что бродяга искал деньги. А истинной целью поиска была какая-то бумага. И скажи, разве можно найти лучшее место, чтобы укрыть важный документ, чем между книжных страниц, на полках богатой библиотеки? И если этот парень столь сильно хотел заполучить документ, что не остановился ради него перед убийством, то начинаешь думать, что он уличал его в чем-то, и тогда на ум приходит шантаж.

– Ло, твои доводы очень убедительны. Похлопывая по небольшой стопке писчей бумаги на столе, судья продолжал:

– Эти заметки подтверждают твое предположение, что убийца разыскивал какой-то документ. Это записи Суна о его исторических изысканиях. Первые шесть страниц исписаны им, мелким почерком ученого, но остальные пятьдесят или около того чисты. Видишь ли, Сун был методичным человеком и пронумеровал все страницы. Но стопка бумаги растрепана, на некоторых страницах следы грязных пальцев. Что подтверждает: убийца тщательно просмотрел эту стопку. А зачем бродяжке вору забивать себе голову целой пачкой рукописных заметок?

С глубоким вздохом Ло поднялся.

– У мерзавца была в распоряжении целая ночь, чтобы найти проклятую бумагу, и, вероятно, он ее все-таки нашел! Но боюсь, Ди, нам все равно придется прочесать как следует это место. Просто чтобы увериться.

Встал и судья Ди. Вместе они внимательно обыскали библиотеку. Собрав разбросанные по полу бумаги и уложив их снова в ящики, он заметил:

– Все эти документы: счета, расписки и тому подобное принадлежат семье Мена. Единственный предмет самого Суна – этот томик, озаглавленный «Мелодии для прямой флейты» и написанный его рукой, со знаком его личной печати. Насколько я могу судить, это сложное музыкальное произведение, записанное сокращенными иероглифами. Здесь около двенадцати мелодий, но их названия и тексты опущены.

Ло заглянул под циновку. Выпрямившись, он сказал:

– Да, Сун играл на флейте. В его спальне висит длинная бамбуковая флейта. Я заметил ее, потому что и сам в прошлом играл на этом инструменте.

– А ты когда-нибудь видел такой способ нотной записи?

– Нет, я всегда играл на слух, – горделиво ответил Ло. – Но это все в прошлом, Ди. А теперь давай лучше займемся спальней.

Судья сунул музыкальную книгу в рукав, и они перешли во вторую комнату. Стоя за туалетным столиком, лекарь старательно сочинял отчет о вскрытии. Переносной письменный прибор стоял у его локтя. Судья Ло снял с гвоздя на стене висевшую на шелковой лямке флейту. Решительным жестом он завернул рукава и поднес флейту к губам. Но смог произвести только несколько удручающе пронзительных звуков. Отложив флейту, он со вздохом сказал:

– Да, когда-то я играл неплохо, но давно не было практики. К слову, неплохое место, чтобы спрятать документ. Плотно свернутый.

Он поднес флейту в глазам, потом огорченно тряхнул головой.

Они тщательно обыскали рундук для одежды, но единственными найденными бумагами были удостоверение личности Суна и немногочисленные документы, относившиеся к литературным экзаменам. Ни писем, ни личных записей.

Отряхивая пыль с платья, судья Ди сказал:

– По словам его домовладельца, Сун никого в уезде не знал. Но Мен признает, что почти не видел своего жильца. Ло, нам следует опросить служанок, приносивших ему еду.

– Старший ират, займись этим сам. Мне, право же, пора поторопиться домой. Понимаешь, обязан выказать уважение своим почтенным гостям. А мои первая, седьмая и восьмая жены еще утром предупредили меня, что хотели бы со мной посоветоваться о покупках к празднику Луны.

– Хорошо, Ло, я опрошу служанок.

Провожая коллегу до дверей, судья снова заговорил:

– Праздник станет радостью для твоих детей, Ло. Сколько их у тебя?

Ло широко усмехнулся.

– Одиннадцать мальчиков и шесть девочек, – гордо объявил он. Но тут лицо его помрачнело, – Видишь ли, у меня восемь жен. Нелегкое бремя, Ди. Свою административную карьеру я начал только с тремя женами, но ты же знаешь, как бывает. На стороне завязывается дружба, и начинает казаться, что удобнее поселить даму в домике на своем дворе. А потом не успеваешь опомниться, как она уже формально заняла положение второй жены! И грустно видеть, как изменения в положении влияют на женский характер, Ди. Когда я вспоминаю, какой милой и уступчивой была моя восьмая жена, пока танцевала в «Сапфировом приюте»…

Внезапно он хлопнул себя по лбу.

– Боже мой! Совсем вылетело из головы! По пути домой должен заскочить в «Сапфировый приют». Отобрать танцовщиц на сегодняшний вечер. Мой принцип – всегда самому их выбирать. Считаю своим долгом по отношению к гостям, чтобы они получали только самое лучшее. Ну что же, к счастью, «Сапфировый приют» всего в двух кварталах отсюда.

– Это дом свиданий?

Ло с упреком взглянул на него.

– Дружище! Конечно, нет. Назови это центром местных дарований. Или учебным заведением свободных искусств.

– Будь то центр или учебное заведение, – сухо заметил Ди, – но студент Сун, живя здесь в одиночестве, мог вечерами туда заглядывать. Ло, стоит спросить, не припоминают ли там человека, похожего по описанию на Суна.

– Да, я этим займусь.

Неожиданно коротышка начальник засмеялся.