Смерть под колоколом - ван Гулик Роберт. Страница 12

— Ты заявил, что, кроме жертвы, тебя самого и портного Луна, никто не был осведомлен о твоих тайных посещениях. Очевидно, это пустое предположение. Как можешь ты быть уверен, что какой-нибудь случайный прохожий не наблюдал твоих действий?

— Прежде чем выйти из дома, благородный судья, я всегда проверял, пустынная ли улица. Иногда я слышал приближение ночного дозора и тогда выжидал, пока он минует меня, прежде чем пересечь улицу и проскользнуть в темный тупик. Оставив за спиной лавку Сяо, я уже мог ничего не опасаться. Даже если кто-то и зашел бы на улицу Полумесяца, я всегда мог укрыться в темноте, оставаясь незамеченным. Опасными были только несколько мгновений, необходимых, чтобы подняться по веревке, но в это время Чистота Нефрита смотрела из окна, и она предупредила бы меня, если бы кто-то приблизился.

— Кандидат на литературные экзамены тайно пробирается ночью, словно обыкновенный вор! — воскликнул судья Ди презрительно, — Какое милое зрелище! Но напряги все-таки свою память и попытайся припомнить, не случилось ли что-нибудь такое, что могло поколебать твою уверенность в себе.

Ван задумался, но в конце концов сказал:

— Припоминаю, благородный судья, что около двух недель назад я был сильно напуган странным происшествием. Выжидая подходящий момент, чтобы перебежать улицу, я увидел ночной дозор, начальник которого стучал своей деревянной колотушкой. Я подождал, пока они пройдут всю улицу Полумесяца, и после того, как дозор скрылся в дальнем ее конце, за углом, где горящий фонарь обозначает кабинет врача Фана, собирался проскочить в тупик. И в это мгновение я вновь услышал колотушку, причем совсем рядом со мной. Страшно напуганный, я замер в тени стены. Внезапно стук прекратился, и я ждал сигнала тревоги, который ночные дозорные, приняв меня, естественно, за грабителя, должны были дать. Но ничто не нарушило ночной тишины. Поэтому, решив, что стал жертвой собственного воображения или же донесшегося эха, я дернул за конец скрученной ткани, чтобы предупредить Чистоту Нефрита о своем присутствии.

Судья шепнул стоявшему рядом секретарю Хуну:

— Это новый факт. Отметить его в деле.

А потом, нахмурив брови, сердито сказал Вану:

— Ты заставляешь суд напрасно терять время. Как мог дозор так быстро обернуться?

Повернувшись к первому писцу, он приказал:

— Зачитайте вслух показания кандидата Вана, чтобы обвиняемый мог нам сказать, точно ли записаны его слова, перед тем как оставить отпечаток пальца на документе.

Писец зачитал свои записи, и Ван подтвердил, что именно так он говорил.

— Дайте ему приложить свой большой палец! — приказал судья Ди.

Грубо подхватив обвиняемого, стражники опустили его большой палец в чернила и велели приложить к листку, пододвинутому судьей.

Дрожа, Ван подчинился. Судья заметил при этом, что его руки хорошо ухожены, а ногти на тонких пальцах очень длинные, по моде, принятой среди книжных людей.

— Отведите обвиняемого в камеру! — крикнул он и, раздраженно встряхнув руками, прошел в свой кабинет. Над разочарованной толпой пронесся возмущенный шумок.

— Вон! — рявкнул начальник стражи. — Вы не на представлении, где можно задерживаться! Уж не ждете ли вы, что вам подадут чай и сладости?

Когда последний зритель был вытолкнут из зала, начальник стражи мрачно оглядел своих людей.

— Куда мы идем, дети мои? Куда мы идем! Глупый и ленивый судья — вот тип начальника, о котором мы должны молить небо. Но пусть небесные силы избавят меня от необходимости служить глупому и усердному судье! А этот еще и непокладист. Какое несчастье!

— Почему его превосходительство не прибег к пытке? — спросил молодой стражник, — Эта плюгавая библиотечная крыса призналась бы в своем преступлении при первом щелчке кнута. В крайнем случае тисками надавить ему на суставы, и дело бы завершилось в мгновение ока!

Другой добавил:

— К чему разводить волокиту? У этого Вана за душой ни гроша, и никогда он не сможет никого подмазать.

— Простая умственная личность! — с отвращением объяснил их начальник, — Вина Вана бросается в глаза, и все же его превосходительство хотел бы «проверить некоторые обстоятельства». Пойдемте-ка на кухню и наполним наши миски рисом, пока эти обжоры охранники всего не слопали!

Тем временем судья Ди сменил свои официальные одежды на простое коричневое платье. Сидя в просторном кресле своего кабинета, он с удовлетворенным видом пил чай, который Цяо Тай только что ему налил.

— Секретарь, почему у вас столь мрачное выражение лица? — лукаво осведомился судья. Секретарь покачал головой.

— Я смешался с толпой, которая покидала суд, чтобы прислушаться к ее толкам. Сегодняшний допрос оставил очень скверное впечатление, благородный судья. Люди считают излишними ваши вопросы к Вану. Они думают, что ваше превосходительство совершил ошибку, не вынудив обвиняемого под пыткой признаться в преступлении.

— Если бы я не знал, что ты это говоришь, заботясь о моих интересах, секретарь, я заметил бы тебе, что ты важничаешь, — ответил судья. — Наш августейший государь назначил меня на этот пост, чтобы судить преступников, а не для того, чтобы нравиться толпе!

И повернувшись к Цяо Таю, добавил:

— Скажи, пусть сюда зайдет смотритель Гао. Когда Цяо Тай вышел, секретарь заметил:

— Ваше превосходительство, вы, кажется, придаете большое значение рассказу Вана о ночных стражниках. Не думаете ли вы, ваше превосходительство, что эти люди замешаны в преступлении?

Судья отрицательно тряхнул головой.

— Нет, — ответил он. — Не подозревая о происшествии, о котором Ван нам сегодня рассказал, судья Фон их тщательно допросил, как, впрочем, всех, кто в ту ночь был неподалеку от места преступления. Их начальник смог доказать, что ни он, ни двое его людей ни в чем не были замешаны. Слова Вана заинтересовали меня по другой причине.

Вошел Цяо Тай, которого сопровождал Гао, почтительно склонившийся перед судьей. Строго посмотрев на него, судья Ди сказал:

— Эта злосчастная история произошла в вашем квартале. Разве вы не знаете, что отвечаете за все беспорядки, которые у вас происходят? Старайтесь лучше выполнять ваши обязанности в будущем! Организуйте и ночные и дневные обходы и не тратьте времени, принадлежащего правительству, на трактиры и игорные дома!