Смерть под колоколом - ван Гулик Роберт. Страница 26
— Хотя сегодня мы встретились впервые, младший брат, — сказал судья Ди, — мне кажется, что я вас знаю всю мою жизнь! Позвольте же мне спросить ваше мнение по очень интимному вопросу.
— Я буду счастлив вам его высказать, — ответил самым серьезным тоном Ло, — хотя мои лишенные малейшей ценности суждения вряд ли могут стать полезны обладателю столь совершенной мудрости, как ваша.
— Скажу вам правду, — продолжил, доверительно понизив голос, судья Ди, — радость всей моей жизни составляют вино и женщины. И должен добавить, я не пренебрегаю разнообразием!
— Трудно высказаться лучше, старший брат! Я полностью одобряю эти исполненные здравого смысла слова. Самый вкусный кусочек приедается, если его каждый день находишь на своем столе!
— К несчастью, младший брат, мое нынешнее положение запрещает мне посещать «дома цветов и ив» своего уезда, чтобы отобрать там какой-нибудь весенний цветок, который скрасил бы часы моего досуга. Вы ведь знаете, с какой быстротой, увы, распространяются в городах сплетни, а я не хотел бы подрывать престиж своей должности.
— Это опасение, а также скучнейшее бремя заседаний, — воскликнул Ло, — образуют два главных неудобства вашего высокого сана.
Судья Ди наклонился к своему коллеге и, еще больше понизив голос, продолжал: |
— Если допустить, что случай позволит мне обнаружить в вашем столь хорошо управляемом уезде редкие очаровательные и цветы, не будет ли злоупотреблением вашей дружбой, если я попрошу вас скрытно пересадить эти нежные побеги в мой жалкий сад?
Ло с восторгом отнесся к просьбе. Вставая, он низко склонился перед своим гостем и воскликнул:
— Пусть мой старший брат знает, до какой степени я польщен тем, что подобной чести удостоен мой уезд! Пусть он соблаговолит провести еще несколько дней в моем скромном жилище, чтобы мы могли на свежую голову и всесторонне рассмотреть столь важную проблему.
— Увы, — ответил судья Ди, — многочисленные важные дела требуют моего официального присутствия в Пуяне уже завтра. Но ночь еще не закончилась, и, если мой брат удостоит меня своей бесценной помощи, многое можно совершить еще до восхода солнца.
Ло хлопнул в ладоши и воскликнул:
— Как эта горячность обнаруживает порывистость вашей природы! Но большинство красавиц имеют здесь нежные привязанности и добровольно не покинут Циньхуа. Вам придется использовать все ваше обаяние, чтобы за столь короткое время завоевать сердца. Конечно, вам поможет внушительное выражение лица. Хотя — если вы позволите мне быть совершенно откровенным — в столице еще прошлой весной вышли из моды длинные бакенбарды вроде ваших. В общем, постарайтесь. Я отдам необходимые приказания, чтобы перед вами предстали самые прекрасные из этих красавиц!
Повернувшись в сторону зала, он крикнул слугам:
— Позовите управляющего!
Вскоре появился пожилой мужчина с лукавым лицом. Он низко склонился перед двумя собеседниками.
— Сейчас же возьми паланкин, — приказал Ло, — и пригласи четырех или пятерых милых особ с инструментами, чтобы аккомпанировать нам, когда мы станем петь Оды осенней луне.
Управляющий, по всей видимости привычный к подобным требованиям, склонился еще ниже.
— А теперь, — сказал Ло, обращаясь к новому другу, — пусть мой старший брат поделится своими изысканными вкусами. Каковы его предпочтения? Красота форм? Страстность характера? Высокий уровень культуры? Или же удовольствие остроумной беседы в его глазах самое главное? Уже довольно поздно, поэтому большинство из этих красавиц дома, и выбор будет очень разнообразен. Скажите нам, что вы желаете, старший брат, и управляющий постарается вас удовлетворить.
— Пусть же между нами не останется никаких тайн, младший брат! — ответил судья Ди. — За время пребывания в столице я устал от слишком совершенных особ и от их слишком утонченных манер. Ныне мои устремления направлены — мне стыдно в этом признаться — на то, что попроще, и я признаюсь своему младшему брату, меня больше привлекают цветы, которые распускаются в местах, кои лица нашего положения обычно избегают.
— Ах! — воскликнул Ло. — Разве наши философы не установили, что, в конце концов, крайность положительного растворяется в крайности отрицательного? Вы, старший брат, достигли той высшей степени просветления, которая позволяет вам обнаруживать красоту там, где менее утонченная личность, чем вы, увидела бы только пошлость. Старший брат приказывает, младший брат подчиняется!
И он дал знак управляющему приблизиться, прошептав ему на ухо несколько слов. Одна из бровей бедняги поднялась в изумлении, но он глубоко поклонился и вышел.
Ло провел своего гостя в праздничный зал и приказал слугам принести новые блюда, а затем, подняв чарку вина за здоровье приезжего, сказал:
— Нахожу вашу оригинальность весьма бодрящей, старший брат, и сгораю от нетерпения увидеть начало вашего столь своеобразного опыта!
Прошло немного времени, зазвенел служивший дверью занавес из нитей хрустальных бусин, и появились грубо раскрашенные и вызывающе одетые четыре молодые женщины. Две из них были еще очень юны и, несмотря на вульгарность румян и белил, довольно милы, но две другие, постарше, уже несли на лицах уродливый отпечаток их горькой профессии.
Но судья Ди выглядел очарованным. Заметив их смущение красотой зала, он поднялся и вежливо спросил их имена. Самые юные назывались барышня Абрикос и барышня Голубой Нефрит, те, что постарше — барышня Птица Павлин и барышня Пион. Судья подвел их к столу, но они не поднимали глаз, не зная, как себя держать. После того, как судье наконец удалось угостить их различными блюдами, Ло им показал, как разливают вино. Тогда они немного осмелели и начали бросать восхищенные взгляды на невиданную для них роскошь.
Само собой разумеется, ни одна из них не умела петь, танцевать и даже читать. Но Ло обмакнул палочки в соус и вызвал смех молодых дам, показав на столе, как пишутся иероглифы их имен.
Судье Ди удалось заставить их выпить чарку вина и съесть два или три лакомых кусочка, а потом он прошептал несколько слов на ухо своему другу. Ло понимающе кивнул и подозвал управляющего, которому дал некие указания. Немного погодя эта доверенная особа появилась снова и объявила, что барышень Птицу Павлин и Пион вызывают домой. Каждой из них судья вручил по серебряной монете, и они удалились.