Убийство по-китайски: Лабиринт - ван Гулик Роберт. Страница 33

— Ваша честь, дерзость этого пса становится невыносимой!

Судья Ди поднял руку, и улыбка тронула уголки его губ:

— Господин У и я прекрасно понимаем друг друга, десятник! Лично я нахожу его речи весьма занятными!

Когда Хун сел, судья продолжил:

— Вы совершенно правы, мой друг. Поэтому позвольте мне быть с вами столь же откровенным: скажите, почему вы, сын известного командующего из военного ведомства, поселились в одиночестве в этом полузабытом месте?

У бросил взгляд на свои картины, развешанные по стенам.

— Пять лет назад, — отвечал он, — я сдал экзамен на звание сюцая. К огорчению моего отца, сразу после того я решил прервать учебу и заняться живописью. Я учился у двух прославленных мастеров в столице, но остался недоволен их стилем. Два года назад я случайно встретился с монахом, приехавшим из Хотана, царства на дальнем Западе, данника Поднебесной. Этот монах познакомил меня со своим стилем, красочным и полным жизни. Я понял, что нашим художникам следует изучить эту манеру, чтобы избавиться от мертвечины, присущей искусству Поднебесной. Я решил стать первопроходцем и отправиться в Хотан.

— Лично я, — сухо заметил судья, — полностью удовлетворен состоянием искусства в Поднебесной и сомневаюсь, что варвары могли бы нас чему-то научить. Однако я не считаю себя знатоком в этом вопросе. Продолжайте!

— Я попросил денег на дорогу у моего почтенного отца, — продолжал У. — Он дал их мне, в надежде на то, что это просто юношеская прихоть и в один прекрасный день я вернусь примерным молодым чиновником. Вам известно, что вплоть до недавнего времени путь в западные царства лежал через Ланьфан, — вот почему прибыл я сюда. И тут-то я выяснил, что теперь все пользуются северной дорогой, ибо в настоящее время равнины к западу от города обитаемы только кочевыми уйгурами — народом, незнакомым ни с искусством, ни с культурой.

— Если это так, — перебил его судья Ди, — то почему вы не отправились на север, чтобы продолжать путешествие?

Юноша улыбнулся.

— Попробую объяснить, сударь. Знайте, что я очень ленив и к тому же — человек настроения. Невесть почему, мне вдруг очень понравилось это местечко, и я подумал, что стоит пожить здесь и поработать. Кроме того, мне очень приглянулось само жилье. Я обожаю вино, и большая удача, когда им торгуют прямо у тебя в доме! Этот продавец обладает сверхъестественным чутьем на доброе вино, а погреб его выдержит сравнение с лучшими погребами столицы. Вот поэтому я здесь и остался.

Судья ничего не сказал на это заявление. Он задал следующий вопрос:

— Где вы были прошлой ночью, скажем, с первой до третьей ночной стражи?

— Здесь! — не задумываясь, ответил юноша.

— Есть ли у вас свидетели, которые могут это подтвердить?

У грустно покачал головой.

— Нет, — ответствовал он. — Я же не знал, что генерала убьют в эту ночь!

Судья Ди подошел к лестнице и окликнул лавочника.

Когда круглое лицо последнего появилось внизу, судья спросил его:

— Помогите нам разрешить дружеский спор: не заметили ли вы, куда и когда выходил мастер У прошлой ночью?

Лавочник почесал голову и сказал с ухмылкой:

— Извините, сударь, но никак не припомню. Прошлой ночью здесь столько народу шастало, что я толком и не скажу, выходил ли куда-нибудь мастер У или нет.

Судья Ди кивнул, слегка потеребил бороду и сказал, обращаясь к юноше:

— Сюцай Дин утверждает, что вы наняли соглядатаев, которые следили за его усадьбой!

У расхохотался.

— Какая бесстыдная ложь! — воскликнул он. — Я тщательным образом избегал этого недостойного генерала. Я бы и медяка ломаного не заплатил за то, чтобы узнать, что он делает!

— В чем, — спросил судья Ди, — ваш отец обвинял генерала Дина?

Лицо У сразу приняло серьезное выражение.

— Старый мерзавец, — начал он с горечью в голосе, — пожертвовал жизнью целого батальона императорской армии; восемьсот солдат положил, чтобы самому выпутаться из затруднительной ситуации. Варвары порубили их на мелкие куски. Генералу Дину не сносить головы, если бы не возникшие в то же самое время волнения в войсках. Дело решили замять, дабы не давать солдатам повода для еще большего возмущения. Генерал отделался тем, что его лишь заставили уйти в отставку.

Судья Ди не сказал на эту речь ничего.

Он подошел к стене и стал рассматривать картины У, на которых были изображены сплошь буддийские святые и божества. Богиня Гуан Инь удавалась художнику особенно хорошо: иногда она была нарисована одна, иногда среди группы окружающих ее божеств.

Судья повернулся.

— Позвольте мне завершить откровенную беседу откровенными словами, — сказал он. — Ваш так называемый новый стиль не показался мне каким-то шагом вперед. Впрочем, возможно, к нему просто следует привыкнуть. Если бы вы дали мне одну из ваших картин, я смог бы получше рассмотреть ее на досуге.

У с сомнением посмотрел на судью. После минутного колебания он снял со стены средней величины картину, изображавшую богиню Гуан Инь в окружении четырех других божеств. Развернув ее на столе, У взял свою печать — кусок белой яшмы с искусной резьбой, лежавшую на крошечной подставке из черного дерева. Приложив печать к подушечке с киноварью, он поставил ее в уголке картины. Отпечаток представлял собой древнее начертание иероглифа «Фэн» — имя живописца. Затем У свернул картину и вручил ее судье.

— Итак, я арестован? — спросил он.

— Похоже, вас тяготит какое-то чувство вины, — сухо заметил судья. — Нет, вы не арестованы, но вы не имеете права покидать дом до моего распоряжения. До свидания, и спасибо вам за картину!

Судья Ди сделал знак десятнику Хуну. Они спустились вниз по лестнице. У поклонился на прощание, но не стал провожать посетителей до двери.

Когда судья и Хун вышли на улицу, десятник не выдержал и взорвался:

— Этот дерзкий невежа заговорил бы по-другому, если бы он лежал перед помостом с пальцами в тисках!

Судья улыбнулся.

— У, несмотря на свою молодость, весьма умен, — бросил он. — Но все же он уже сделал одну очень грубую ошибку.

Дао Гань и Цзяо Дай поджидали судью в его кабинете.