Обряд на крови - Батчер Джим. Страница 53

– И как их выводить из этого состояния? – поинтересовался я.

– Никак, – сообщил Боб. – Даже настоящему Мерлину – и то это не удавалось, и никому из известных святых тоже. Раба можно освободить, и со временем он придет в себя. Ренфилдов – нельзя. С той минуты, как у них ломается рассудок, их можно считать безвозвратно потерянными.

– Гм… – хмыкнул я. – А конкретнее?

– Ренфилды становятся все злобнее и агрессивнее – через год, максимум через два они саморазрушаются. И спасти их невозможно. Они все равно что мертвые.

Я обмозговал полученные факты и даже восхитился тому, насколько поганее сделалась ситуация. Жизненный опыт давно уже научил меня, что незнание – благо. Да что там благо – блаженство, сравнимое с оргазмом. На всякий случай я покосился на Боба.

– Ты абсолютно уверен в фактах?

Облачко оранжевого света устало втянулось обратно в череп на полке.

– Да. Дюморн в свое время неплохо изучил эту проблему.

– Мёрфи это не понравится, – заметил я. – Одно дело – расчленять монстров бензопилой. Люди – совсем другое.

– Ага. Людей пилить проще.

– Боб, – зарычал я. – Они же люди!

– Ренфилды – нет уже, – возразил Боб. – Может, они и шевелятся, но все равно, можно сказать, умерли.

– Боб, это будет очень весело объяснять суду, – буркнул я, поежившись. – Или, если уж на то пошло, Белому Совету. Если я уберу кого-нибудь не того, я запросто могу оказаться в тюрьме – или в тайной темнице Белого Совета. Мавра умело использует законы. Извратив их суть, но использует.

– Так плюнь на законы! Перебей их, и делу конец, – посоветовал Боб устало, но одушевленно.

Я вздохнул.

– А что собаки?

– В общем и целом они остались животными, – сообщил Боб. – Но они отравлены дозой той же темной энергии, что движет Черной Коллегией. Они сильнее, быстрее, и они нечувствительны к боли. Я видел однажды, как одна такая проломилась сквозь кирпичную стену.

– Бьюсь об заклад, она выглядела после этого как обычная собака, да?

– И до того тоже, – поправил меня Боб.

– Я так думаю, если потом меня начнут трясти копы, то и общество за гуманное отношение к животным тоже в стороне не останется. – Я тряхнул головой. – И ко всему прочему Мавра держит заложников в кладовке – как пищу. Как только начнется махалово, она использует их в качестве живого щита.

– Или наживки в западне, – добавил Боб.

– Угу. В любом случае это здорово осложняет задачу – даже если нам удастся войти туда, застав Мавру и ее шайку спящими. – Я вгляделся в нарисованную Бобом схему убежища. – Сигнализация там есть?

– Старая, электронная. Никаких наворотов. Тебе не составит труда заглушить ее.

– Это Мавра наверняка предусмотрела. И выставила часовых. Мимо них придется просачиваться.

– И думать забудь! Пусть рабы и ренфилды – не лучшие часовые в мире, темнопсы с лихвой компенсируют все их недостатки. Если хочешь миновать их незамеченным, тебе нужно быть невидимым, бесшумным и лишенным запаха. На внезапную атаку не рассчитывай.

– Блин. Каким оружием они располагают?

– Гм… зубами. По большей части – зубами, Гарри.

Я испепелил его взглядом.

– Не собаки.

– Ох. Ну, некоторые рабы вооружены бейсбольными битами. У ренфилдов – автоматы, гранаты и бронежилеты.

– Ох, черт.

Боб осклабился на меня с полки.

– Ух ты! Уж не боится ли кое-кто древних автоматов?

Я насупился и швырнул в череп карандашом.

– Может, Мёрфи и придумает, как разобраться со всем этим, не развязав третьей мировой войны. Ладно, сменим тему. Мне нужно знать твое мнение.

– Ну да, – без особого энтузиазма произнес Боб. – Валяй выкладывай.

Я рассказал ему об энтропийном проклятии и о том, кто, по моему мнению, за ним стоит.

– Ритуальная магия, – подтвердил Боб. – Снова любители.

– Кто спонсирует сейчас ритуальные проклятия? – спросил я.

– Ну… Теоретически много кто может. На практике, однако, большую часть информации об этом собрал Совет Венатории или кто-то вроде них, со сверхъестественными связями. Собрал – или уничтожил. Мне нужно некоторое время, чтобы припомнить подробности.

– Это еще почему? – возмутился я.

– Потому что мне надо рыться в воспоминаниях за без малого шесть веков, а я устал. – Голос Боба сделался тише, будто доносился издалека. – Впрочем, в одном ты можешь быть уверен: кто бы ни стоял за всеми этими смертями, он настроен не слишком дружелюбно.

– Вот ни за что бы не догадался сам, – вздохнул я. – Эй, Боб!

– М-м-м?..

– Скажи, а можно разработать такое заклятие, чтобы оно действовало, ну, скажем, дней двадцать или тридцать?

– Легко – если у тебя есть деньги, – ответил Боб. – Или если ты сентиментальный поклонник семейных ценностей.

– Сентиментальный? Это как?

– Ну, ты можешь заряжать магией определенные материалы, так? По большей части они очень дороги. Ну или ты изготавливаешь дешевые штуки вроде твоего жезла и, скажем так, обновляешь их время от времени. – Свечение в глазницах черепа тускнело на глазах. – Но случается, магией можно зарядить человека.

– Это невыполнимо, – вздохнул я.

– Тебе – да, – хмыкнул Боб. – Должно быть кровное родство. Вот если бы у тебя был ребенок… Впрочем, полагаю, тебе для этого придется прежде… гм… найти подружку.

Я задумчиво запустил пятерню в волосы.

– Но если делать все, как ты говоришь, заклятие продержится долго? Даже так долго?

– Да конечно же, – подтвердил Боб. – До тех пор, пока тот, которого ты зарядил, жив. От него требуется всего только кроха энергии на поддержание заклятия. Именно поэтому во все по-настоящему гадкие проклятия, о которых ты слышишь, в той или иной степени вовлечен кто-либо из родни.

– Ну, например, – сказал я, – моя мать могла наложить на кого-то проклятие. И пока я жив, оно будет действовать.

– Именно так. Или тот парень, луп-гару. Его собственная родня подпитывала проклятие. – Череп разинул рот в зевке. – Чего-нибудь еще?

Я взял со стола схему и сунул ее в карман. Боб почти исчерпал все свои ресурсы, да и времени у меня уже практически не оставалось. Остальное предстояло доделывать самому.

– Отдыхай и попробуй вспомнить что-нибудь еще, – посоветовал я. – Мне надо уматывать, пока сюда не нагрянули копы. – Я сделал попытку встать со стула, и все мышцы протестующее взвыли. Я поморщился. – Болеутоляющее. Вот что мне сейчас нужно – хорошая доза болеутоляющего.

– Удачи, Гарри, – пробормотал Боб, и мерцающие оранжевые огоньки в глазницах черепа погасли окончательно.

Когда я поднимался из лаборатории, все мое тело сводило от боли. Собственно, ничего нового в этом состоянии не было: мое тело привыкло к боли как к чему-то естественному. Боль можно игнорировать. Черт, по части игнорирования боли у меня большой талант. Талант, отшлифованный как житейскими уроками, так и еще более крутой закалкой Джастина Дюморна. Но даже так оно – тело, в смысле, – просило покоя. Мою кровать не назовешь верхом роскоши, но когда я шел мимо нее к двери, она казалась мне именно такой.

Я уже взял в руку ключи, закинул на плечо сумку, и тут из темного угла комнаты послышалось постукивание. Я застыл, прислушиваясь, и секунду спустя мой посох дернулся, снова стукнув о стену. Потом еще и еще – в слишком сложном ритме, чтобы это стаккато было лишено смысла.

– Угу, – буркнул я. – Давно пора.

Я взял посох, упер его концом в пол и сосредоточился. Направив свою волю в него, в толщу земли под ним, я сам послал короткий, ритмичный сигнал. Посох застыл, потом дважды дернулся у меня в руке. Я налил Мистеру воды, насыпал в миску корма, вышел, запер дверь и усилием воли замкнул защищающее мое жилье кольцо магической энергии.

Когда я поднялся по лестнице, старый фордовский пикап – помятый, закаленный в боях пережиток времен Великой Депрессии – с хрустом свернул на посыпанную гравием стоянку рядом с моим домом и остановился. Судя по номерным знакам, он приехал из Миссури. На задней стенке кабины виднелись крепления для ружей. В верхнем гнезде красовался старый двуствольный дробовик, а ниже его – толстый корявый чародейский посох.