Григорий Распутин-Новый - Варламов Алексей Николаевич. Страница 206
Следствие вскрыло, кто был тот «хороший русский человек», который обманывал Императрицу и усыплял ее лживыми надеждами на мнимое спасение. Это был Соловьев. Не нужно доказывать, почему ему верили. Ведь он – зять Распутина».
Соколов опросил нескольких свидетелей, причастных к попыткам освободить Царскую Семью, и все они указали на предательскую роль Бориса Соловьева, а также связанного с ним С. В. Маркова. В связи с этим следователь пришел к выводу о том, что «Соловьев своей деятельностью в пределах Тобольской губернии пресекал попытки лиц, имевших целью спасение жизни Августейшей Семьи, причем заведомо ложно уверял Государыню Императрицу в существовании организации из гг. офицеров, возглавляемой им, Соловьевым и имевшей в виду спасение Августейшей Семьи <…> вся роль Соловьева в целом, как она установлена на следствии, представляется дальнейшим развитием того же явления, в центре которого была личность Распутина».
Николай Алексеевич Соколов умер в местечке Сальбери во Франции от разрыва сердца (иногда пишут, что смерть его последовала при невыясненных обстоятельствах) в 1924 году, так и не увидев своего труда опубликованным. Борис Соловьев, которого Соколов допрашивал в Чите и безуспешно пытался привлечь к ответственности, скончался в 1926 году в полной нищете в Париже. А «маленький» Марков опубликовал в Вене год спустя после его смерти книгу «Покинутая царская семья», где Соловьев выведен в облике довольно странном, но все же отнюдь не в роли германского либо большевистского агента, каким его нарисовал, опираясь на показания свидетелей, Соколов.
В эмигрантской прессе началась полемика. За Соловьева и за Маркова вступился историк С. Мельгунов. Писал об этом сюжете и И. П. Якобий: «Если к этому мы прибавим, что Соловьев умер в эмиграции от чахотки в совершенной бедности, то едва ли может остаться сомнение в том, что его „провокаторская“ деятельность является легендой. Зачем эта легенда выдумана? Ответ на этот вопрос очень простой. Она выдумана для оправдания бездействия тех, кто взялся за дело спасения Царской Семьи <…> Почему же выбор такого козла отпущения пал именно на Соловьева? Потому только, что он был женат на дочери Распутина и что вокруг этого имени создалась какая-то мрачная легенда предательства». Очень неоднозначно, каждый на свой лад, толкуют роль Соловьева современные монархисты, и для того чтобы разобраться с этим сюжетом, пришлось бы провести еще одно исследование. Но несомненна одна вещь. Даже если зловещую роль Бориса Соловьева впоследствии сильно преувеличили именно на том основании, что он был в глазах русской эмиграции зятем одиозной личности и принадлежал к вырубовскому кружку, нет сомнений, что Григорий Распутин одним именем своим уже из-за гроба оказался причастен к тому, что трагическая развязка в подвале Ипатьевского дома не была предотвращена, а возникшая в связи с Распутиным легенда стала одной из причин того равнодушия, с каким не только русские монархисты, но и вся страна отнеслась к участи последнего русского Императора и его Семьи и не проявила должной воли, чтобы Государя освободить (все, что делалось и Вырубовой, и Соловьевым, и обоими Марковыми, было независимо от их подлинных намерений – дилетантством), но проявила достаточно воли, чтобы любым попыткам спасения воспрепятствовать.
Писал об этом в своих мемуарах, хотя и чересчур публицистично, присланный Временным правительством охранять Царскую Семью комиссар В. С. Панкратов:
«В прессе распространились слухи о том, что перед домом губернатора происходят „патриотические“ демонстрации громадных толп, что к этому дому совершаются паломничества и т. д. Все эти слухи с самого начала оказались ложными. Никогда никаких патриотических демонстраций и паломничеств не было и быть не могло. Быть может, они имели бы место, если бы не пресловутый Григорий Распутин, который еще в 1915 г. своим поведением и циничным хвастовством о близости к царской семье дискредитировал эту семью. Этот беспардонный проходимец в последнюю свою поездку в Тобольск вел себя так бесстыдно, так безобразно, что снял последние остатки ореола с царской семьи <…> Никакие прокламации, никакие листовки революционных партий не могли так дискредитировать бывшую семью царя, как этот придворный любимец и все те, кто, пользуясь его покровительством, добивался высокого положения, закрывая глаза на все гнусности Распутина.
Повторяю, что никакого паломничества со стороны, тоболян с коленопреклонениями и без оных никогда не происходило. Все, что можно было заметить и наблюдать, так это простое любопытство, и то в ближайшие месяцы, и вздохи сожаления нередко с нелестным упоминанием «Гришки Распутина»».
Так было в Тобольске, так было и в Екатеринбурге. «Необычные по цинизму надписи и изображения с неизменной темой: о Распутине. Как глубоко ошибаются те, кто думают, что яд этого чудовища не проник в народные массы», – писал Соколов.
Прозрение, скорбь, покаяние и, наконец, прославление Царственных Мучеников – все это пришло много позднее и вместе с этим встал вопрос, как соединить их святость с той странной и темной ролью, которую Распутин в их судьбе и в судьбе всей страны сыграл. Русская эмиграция, равно как и советская историография от Валентина Пикуля до Марка Касвинова, в этом пункте поразительно сходились и ставили Царской Семье в вину ее связь с сибирским крестьянином. В эмиграции писали о том, как «распутинщина убила „душу монархии“», и намекали на то, как-де слабоволие Государя и болезненность Государыни привели к «надругательству над русской служилой честью», и, наконец, предавались описанию того, как «солдатский сапог растоптал монархию». Эта традиция жива и поныне, но еще в 1939 году не аристократом, не думским деятелем, не царедворцем, а заключенным, убежавшим из советского лагеря, были написаны, пожалуй, самые лучшие строки о Григории Распутине и Царской Семье:
«По тхоржевско-холливудскому сценарию выходит так, что и Империю, и Монархию погубил-де пьяный мужик. Распутинская борода – а также и прочие вторичные и первичные признаки таинственного старца заслонили собою и историю России, и преступления правящего слоя, и военный разгром, и тяжкую внутреннюю борьбу, и безлюдье, и бесчестность – всё заслонили. Осталась одна пьяная борода, решившая судьбы России. Чем не Холливуд?
Это банально-дурацкое, тхоржевско-холливудское, детективно-сенсационное представление о роли Распутина слишком уж настойчиво и назойливо вдалбливается в сознание всего мира – в том числе и в сознание русской эмиграции. Это представление – насквозь лживо. Для всех виновников гибели Империи и Монархии Распутин – это неоценимая находка. Это козел отпущения, на спину которого можно перевалить свои собственные грехи. Это – щит, под прикрытием которого так просто и так легко болтать о болезненности Императрицы и о слабоволии Императора: сами-де виноваты, зачем были болезненными, зачем были слабовольными».
Под этими строками Ивана Лукьяновича Солоневича подписался бы сегодня, пожалуй, любой из монархистов, но вот что писал Солоневич дальше: «Если мы начнем слой за слоем смывать с Распутина его холливудский грим – то под этим гримом обнаружится: пьяный, развратный и необычайно умный мужик. Этот мужик был, действительно, целителем, и он, действительно, поддерживал своим гипнозом жизнь Наследника. Разговоры о его влиянии чрезвычайно сильно преувеличены. Основного – сепаратного мира – он так добиться и не смог. Жаль».
Жаль – действительно. Только никаких доказательств того, что Распутин реально к заключению сепаратного мира стремился, не существует. Это просто очередная легенда и сколько еще таких легенд в истории остается…
Что же касается других членов романовского рода, с Распутиными связанных, то их судьбы сложились следующим образом. Великие Князья Николай Николаевич и Петр Николаевич вместе со своими женами, сестрами-черногорками Милицей и Станой оставили Россию. Николай Николаевич скончался в 1929 году, окруженный в эмиграции всеобщим почетом и едва ли подозревавший, в каких только грехах не обвинят его взыскательные потомки. В последние годы он, по воспоминаниям протопресвитера Шавельского, проникся мистическими настроениями. Его супруга Анастасия Николаевна умерла в 1935 году. Великий Князь Петр Николаевич скончался в 1931 году, его жена Милица Николаевна пережила его на 20 лет и преставилась 5 сентября 1951 года в египетской Александрии в возрасте 85 лет. Митрополит Вениамин (Федченков) вспоминал: «Был однажды с архиепископом Владимиром у княгини Милицы Николаевны, жены Петра Николаевича, дочери князя Николая Черногорского. Она очень пополнела и угощала нас чаем, была весьма тактична и сдержанна. Я неумело напомнил о ее бывшем духовнике, архимандрите Феофане, имя которого было связано с Гр. Распутиным и первым его знакомством с династией именно через Милицу Николаевну. Но она дала мне понять, что ей нежелательно трогать старые больные раны».