Григорий Распутин-Новый - Варламов Алексей Николаевич. Страница 213

О судьбе очень многих лиц из ближайшего окружения Распутина мы почти ничего достоверного не знаем. Ни об Ольге Владимировне Лохтиной, ни об Акилине Лаптинской, ни о Зинаиде Манштедт, ни о Марии Евгеньевне и Любови Валерьяновне Головиных, ни о Марии Вишняковой. Следы их затерялись либо в послереволюционном российском хаосе, либо в эмиграции.

О. В. Лохтина упоминается в дневнике Матрены Распутиной:

«15 марта 1918 года. «Дивны дела твои Господи… Первый раз чувствовали так близко нашего дорогого тятеньку, так было хорошо и вместе с тем горько и обидно, что не могли слышать папиных слов из его уст, но умы ясно чувствовали, что он был с нами. Я его видела во сне, он мне сказал: я буду в 4 часа у Раи, и мы как раз собрались вместе у нее. Ольга Владимировна говорила по тятенькиному ученью, не она говорила с нами, а тятенька».

16 марта того же года: «После вчерашнего дня я еще больше полюбила Ольгу Владимировну, она рассказывала, что была на Гороховой, заходила во двор и чувствовала папин дух <…> Видела во сне опять папу, я так счастлива, он с нами последнее время, это я чувствую»».

Также со слов Матрены Распутиной мы знаем о другом опытном страннике – Дмитрии Ивановиче Печеркине. После революции он отправился на Новый Афон и стал монахом. Как сложилась его дальнейшая судьба, неизвестно. Но если вспомнить, что Новый Афон был в 1920-е годы центром русского имяславия, можно предположить, что товарищ Распутина по паломничествам остался верен избранному пути и тому учению, которое некогда защищал его знаменитый друг.

Тобольский губернатор Ордовский-Танаевский, описывая свое посещение семьи Головиных в Петрограде в 1917-м либо 1918 году, напротив, укорял бывших распутинских поклонниц в измене идеалам минувших лет.

«Я все время сторонился от всех „бывших людей“, но тут решил навестить семью Головиных. На подъезде встречаю „Муню“ со свитой молодежи, все в белом, букеты, бутоньерки, хохот.

– А мы думали, что вас давно погубили еще в Тобольске. Мама дома, у нее гость (с ударением), но вас она примет, вы ее любимец. Мы идем на свадьбу NN и ММ.

<…> полное спокойствие и веселость во всех».

Что же касается самого Николая Александровича Ордовского-Танаевского, то он был отправлен в отставку еще в апреле 1917 года, некоторое время жил в Петрограде, сильно нуждался, в августе 1918 года был арестован, освобожден, потом ушел вместе с войсками Юденича на Запад. В 1921 году был рукоположен в иереи, служил в Палермо, затем принял монашеский сан с именем Никон и скончался, будучи тайным схиархимандритом Никодимом в 1950 году, написав перед смертью воспоминания, изданные очень небольшим тиражом в 1993 году его наследниками.

Довольно мало известно и о судьбах еврейских спутников Распутина – Арона Симановича, Дмитрия Рубинштейна, Игнатия Порфирьевича Мануса и др. В 1928 году Симанович не слишком успешно помогал Матрене Распутиной в ее тяжбе с Юсуповым, в 1930-е годы, как утверждает С. В. Фомин, Симанович «был пойман во Франции с поличным как фальшивомонетчик». Григорий Аронсон, ссылаясь на'мемуары Слиозберга, писал о том, что Симанович «в качестве друга Распутина» обращался к Слиозбергу уже в эмиграции в Париже и просил его поддержки. Когда Слиозберг ему отказал, тот «довольно прозрачно намекнул на то, что… он составит какую-то книгу с опорочиванием еврейских деятелей». Умер Симанович не ранее 1936 года [71].

В том же году в Загребе скончался банкир Д. Рубинштейн.

Больше определенности с послереволюционным периодом жизни крупных государственных и общественных деятелей Российской империи, с Распутиным так или иначе связанных. Председатель Государственной думы Михаил Васильевич Родзянко умер в эмиграции в 1924 году. До последних дней он держал на своем столе фотографию Императора Николая Александровича. Это может вызвать усмешку и даже возмущение, но вот свидетельство Якова Глинки. «За этого человека я готов пойти на плаху» – так говорил Родзянко о Государе своему помощнику, и сомневаться в этих словах оснований нет. Впрочем – только в словах.

Действительный статский советник Александр Иванович Гучков пережил Родзянко на 12 лет и умер в 1936 году. О его последних годах писала Е. Д. Кускова Н. В. Вольскому: «Под конец своей жизни он близко сошелся с германским штабом и когда приезжал к нам в Прагу, совсем больной, и просил оказать („fraternellement“) услугу у чешского правительства, мы этой услуги не оказывали. Он знал, что мы знали о его поездках в Германию, и очень запутанно об этом рассказывал. Но один раз произошел инцидент. Его принял Бенеш. И он Бенешу точно рассказал о планах Гитлера напасть на Чехию, на Россию и т. д. Бенеш знал о наших отношениях с Гучковым, спросил у нас, что это значит. Мы посоветовали ему с Гучковым дела не иметь».

Граф Владимир Николаевич Коковцов скончался в 1943-м. В том же году умерли министр внутренних дел Николай Борисович Щербатов и лидер кадетской партии, автор слогана «Глупость или измена?» Павел Николаевич Милюков. Генерал Павел Григорьевич Курлов умер в 1923 году. Председатель Совета министров Александр Федорович Трепов, оставивший свой пост через три дня после смерти Распутина, скончался в Ницце в 1928 году. Вынужденный покинуть свиту Государя из-за своего отрицательного отношения к Распутину, князь Владимир Николаевич Орлов умер в Париже в 1927 году. Министр земледелия Александр Николаевич Наумов, тот самый, кто так ярко написал о своей встрече с Распутиным и о своем отказе выполнить его просьбу, ушел из жизни в 1950 году. Жандармский генерал и по совместительству известный историк Александр Иванович Спиридович умер в 1952 году в США (в Йельском университете ныне хранится его архив), его коллега Константин Иванович Глобачев – в 1941-м. Михаил Степанович Комиссаров умер в 1933 году, как пишет С. В. Фомин. «в Чикаго в результате несчастного случая». Перед тем как покинуть Россию, он некоторое время служил в ВЧК. В 1927 году скончался камергер Владимир Иосифович Гурко, автор книги «Царь и царица», а также прозвучавшей на всю страну фразы «Нам нужна власть с хлыстом, а не власть, которая сама под хлыстом». Еще один противник Распутина писатель Иван Александрович Родионов, присутствовавший при попытке оскопления крестьянина в декабре 1911 года, скончался в Берлине в 1940 году. Другой участник тех событий юродивый Митя Козельский был сослан после революции в Соловки и там расстрелян.

Министр двора граф Владимир Борисович Фредерике умер в 1927 году, его зять, дворцовый комендант Владимир Николаевич Воейков, – в 1942-м. Ближайший друг Царской Семьи, флигель-адъютант Н. П. Саблин, чье место, по мнению многих современников, должно было быть возле Царской Семьи и который покинул дворец сразу после революции, скончался в 1937-м.

Об эмигрантской поре в жизни Саблина писал в мемуарах Роман Гуль: «Н. П. Саблин несколько раз говорил мне, что „государь через Нилова передал ему, что он правильно поступил, не поехав с ними в Тобольск“. Думаю, эту фразу Саблин повторял мне несколько раз, потому что в кругах монархистов некоторые упрекали его („ваше место было – быть с царской семьей до конца“) в том, что он, очень близкий царской семье человек, не поступил так, как поступил граф Илья Татищев, который остался верен царской семье до конца, поехав с ней в Тобольск, и вместе с ней был зверски умерщвлен большевиками».

В 1957 году умер Василий Алексеевич Маклаков. «Он, как, впрочем, и некоторые другие бывшие правые кадеты и „прогрессисты“, тяжело переживал свою вину и роль в революции, – писала о Маклакове неплохо знавшая его в эмиграции Нина Берберова. – Он говорил, что не только не надо было Милюкову произносить свою знаменитую речь в Думе в ноябре 1916 года „Глупость или измена?“, но не надо было и убивать Распутина. Будучи сам крупным масоном, он глубоко (и вероятно, несправедливо) презирал тех членов ложи (главным образом московской), которые „конспирировали еще в 1915 году“. Я имею основания думать, что в его бумагах остались его записи об этом, та часть его мемуаров, которая, конечно, до сих пор напечатана быть не могла».