Старики - Хэсфорд Густав. Страница 18

Бешеный Граф обнимает капрала северовьетнамской армии. Скалится. «Я его спать уложил». Бешеный Граф подносит палец к губам и шепчет: «Ш-ш-ш-ш. Он сейчас отдыхает».

Прежде чем Стропила успевает задать вопрос, на дороге появляются бегущие Зверодер и еще один морпех, которые тащат большой картонный ящик, уцепившись с двух сторон. Они забрасывают ящик и залезают вовнутрь. Кидают каждому из нас по полиэтиленовому мешку. «Припасы принесли! Припасы принесли! Получай свежайшее добро! Налетай!»

Ковбой подхватывает мешок и рывком его раскрывает. «Большой сухпай. Образцово!»

Я беру свой мешок и показываю его Стропиле. «Эта хавка – намба ван, Строп. Армейцы эту хрень на выходах едят. Добавляешь воды, и получается настоящая еда».

Лейтенант Недолет говорит: «Ну, Звер, и где ты эту хавку засувенирил?»

Зверодер сплевывает. Улыбается, обнажая гнилые зубы.

– Украл.

– Значит, украл, сэр.

– Ага, украл... сэр.

– Это мародерством называется. За это расстреливают.

– Я у армейских украл... сэр.

– Образцово. Обязанности морпеха включают в себя вздрачивание побратимских видов войск. Продолжай в том же духе. Ковбой щипает за руку морпеха, который помогал Зверодеру тащить картонную коробку. "Это С.А.М. Камень. Ты его прославь. Он на шее свой камень таскает, чтобы динки [30], когда его грохнут, знали, кто он такой".

С.А.М. Камень ухмыляется. «Алкоголик чертов. Хватит всем про мой камень рассказывать». Тянет за сыромятный шнурок и показывает нам свой камень, кусок кварцевого хрусталя в оправе из латуни.

Зверодер прислоняет свой пулемет М-60 к стене и усаживается, скрестив ноги. «Ох, чуть до киски не добрался».

С.А.М. Камень говорит: «Так точно. Звер за этой гуковской девчушкой с елдой наружу гонялся...»

Лейтенант Недолет вытаскивает из ножен боевой нож и отрезает кусок пластичной взрывчатки Cи-4, которую он выковырял из мины «Клеймор». Он кладет кусок C-4 в печурку, которую сделал сам, наделав дырок для прохода воздуха в пустой консервной банке из-под сухого пайка. Чиркает спичкой и поджигает С-4. Наполняет вторую банку водой из фляжки и ставит банку с водой на голубое пламя. «Звер, ты должен помнить, о чем я тебе на прошлой неделе говорил».

Реактивный F-4 «Фантом» с ревом проносится над нами и опустошает несколько бомболюков с ракетами над Цитаделью. Взрывы сотрясают палубу.

С.А.М. Камень рассказывает, поглядывая на Зверодера: «Это был сущий ребенок, сэр. Лет тринадцать-четырнадцать».

Зверодер ухмыляется, сплевывает. «Раз до течки доросла, значит и до порева».

Мистер Недолет глядит на Зверодера, но ничего не говорит. Он достает белую пластмассовую ложку из кармана рубашки и опускает ее в банку с кипящей водой. Затем вытаскивает пакет из фольги с какао-порошком из набедренного кармана, разрывает, высыпает коричневый порошок в банку с кипятком. Берется за белую пластмассовую ложку и начинает медленно помешивать горячий шоколад. «Зверодер! Слышишь меня? С тобой разговариваю».

Зверодер свирепо глядит на лейтенанта. Потом отвечает: «Да я так, дурачился, лейтенант».

Мистер Недолет помешивает горячий шоколад.

Я говорю: «Зверодер, а с чего ты решил, что такой крутой?»

Зверодер с удивлением глядит на меня. «Слышь, урод, ты меня не трогай. Ты не хряк. Ботинком в морду захотел? А? Биться хочешь?»

Я беру в руки M-16.

Зверодер тянется за своим M-60.

Ковбой говорит: "Слушай, вот чего я терпеть не могу, так это насилия. Хочешь Зверодера долбануть? – Образцовое желание. Звера один хрен никто не любит. Да он и сам себе противен. Но тебе реальная пушка нужна, не эта игрушка M-16. Маттел [31] – это стильно. Ковбой отцепляет осколочную гранату от бронежилета и бросает ее мне. «Бери, вот этим давай».

Подхватываю ручную гранату. Несколько раз подбрасываю ее в воздух, ловлю, не отводя взгляда от Зверодера.

– Нет, я вот надыбаю себе M-60, и тогда у нас с этим уродом будет дуэль -

– Кончай, Джокер, – прерывает меня Мистер Недолет. – Слушай сюда, Зверодер. Еще хоть раз к малолетке пристанешь, и я спрячу свою маленькую серебряную шпалу в карман, и тогда уж мы с тобой смахнемся.

Зверодер фыркает, сплевывает, берет бутылку тигровой мочи. Он запускает зуб под металлическую крышку и с силой дергает бутылкой. Крышка с хлопком слетает. Он делает глоток, потом глядит на меня. Бормочет: «Крыса гребаная...» Делает еще пару глотков и очень громко говорит: «Ковбой, помнишь, мы устроили засаду углом у Ке-Сань и грохнули стрелковое отделение СВА? Помнишь ту маленькую гуковскую сучку, проводника ихнего? Она намного младше была, чем та, что я сегодня видел. – Делает еще глоток. – Мне и ту трахнуть не удалось. Но там-то нормально. Нормально. Я ее гребаное лицо выстрелом разнес. – Зверодер отрыгивает. Он смотрит на меня и самодовольно ухмыляется. – Так точно, крыса. Я ее гребаное лицо выстрелом разнес».

Алиса показывает мне костяное ожерелье и пытается убедить меня, что это волшебные вудуистские кости из Нью-Орлеана, но я вижу в них просто высушенные куриные косточки.

– Мы ... звери, – говорю я.

Пару минут спустя Бешеный Граф говорит: «Хряки не звери. Мы просто делаем свое дело. В нас то стреляют и мажут, то стреляют и попадают. Гуки тоже хряки, как и мы. Они воюют, как и мы. У них есть свои крысы-служаки, которые правят их страной, и у нас есть крысы-служаки, которые правят нашей. Но, по крайней мере, гуки – это хряки, как и мы. Вьетконг – другое дело. ВК – это такие высушенные старые мамасаны с ржавыми карабинами. А с СВА мы дружим. Мы друг друга убиваем, это само собой, но мы друзья. Мы круты. – Бешеный Граф швыряет пустую пивную бутылку на палубу и берется за свое духовое ружье „Red Rider“. Он стреляет из него в бутылку, и пулька отлетает от бутылки со слабым „пинг!“. – Мне эти коммуняки нравятся, серьезно говорю. Хряк хряка завсегда поймет. В замечательное время живем, братаны. Мы веселые зеленые гиганты, мы бродим по земле с оружием в руках. Нам никогда уже не доведется повстречать людей лучше, чем те, кого мы здесь сегодня замочили. После ротации в Мир нам будет не хватать людей, в которых действительно стоит пострелять. Надо создать правительство, которое работало бы для хряков. Хряки смогли бы привести этот мир в порядок. Я ни разу еще не встречал хряка, который не пришелся бы мне по душе, кроме Звера».

Я говорю: «Хрен когда. Смысла нет. Давайте лучше спасать Вьетнам от местного народа. Нет сомнений, что они нас любят. Знают, что если не будут любить, мы их убьем. Возьмешь их за яйца – умы и сердца подтянутся».

Донлон говорит: «Ну, теперь мы богатые, пива у нас боку и хавки боку. Вот только Боба Хоупа не помешало бы».

Я поднимаюсь. Пиво ударило мне в голову. «Сейчас Боба Хоупа покажу». Делаю паузу. Ощупываю лицо. «О, блин, нос у меня маловат». Редкие смешки.

В сотне ярдов от нас тяжелый пулемет выпускает длинную очередь. В ответ слышна нестройная пальба из автоматов.

Начинаю вечер пародии.

– Друзья, меня зовут Боб Хоуп. Уверен, вы все помните, кто я такой. Я с Бингом Кросби в нескольких фильмах снялся. А во Вьетнам приехал вас развлечь. Там, дома, о вас не настолько заботятся, чтобы вернуть в Мир, чтоб вас больше не мочили, но все-таки о вас там не забыли и шлют сюда юмористов, чтобы вы, по крайней мере, могли помереть с улыбкой. Ну, слышали анекдот про ветерана из Вьетнама, который приехал домой и сказал: «Смотри, мама, а рук-то нет!»

Отделение смеется. Потом просят: «Джона Уэйна давай!»

Начинаю рассказывать отделению анекдот своим фирменным голосом Джона Уэйна:

– Остановите, если уже слышали. Жил да был морпех, весь на стальных пружинах, полуробот – дико звучит, но правда – и каждое движение его было из боли, как из камня. Его каменная задница вся была побита и переломана. Но он только смеялся и говорил: «Меня и раньше били и ломали». И, естественно, было у него медвежье сердце. Доктора поставили диагноз – а сердце его продолжало биться несколько недель спустя. Сердце его весило полфунта. Его сердце перекачивало семьсот тысяч галлонов теплой крови через сто тысяч миль вен, и работало оно усердно – так усердно, что за двенадцать часов нарабатывало столько, что хватило бы шестидесятипятитонный вагон на фут от палубы поднять – так он говорил. Мир не даст пропасть зазря медвежьему сердцу – так он говорил. Его чистую голубую пижаму многие награды украшали. Он был живой исторической легендой, которая в мастерскую зашла, чтоб подремонтироваться. Он не унывал и здорово держался. И вот однажды ночью в Японии жизнь его ушла из тела. И была она черна – как вопросительный знак. Если вы можете сохранять голову на плечах, когда все вокруг теряют головы – возможно, вы неверно оценили ситуацию. Остановите, если уже слышали...