История Византийской империи. Том 1 - Васильев Александр Александрович. Страница 18

С тех пор как Римское государство перестало быть республикой, императоры не раз имели намерение перенести столицу из республикански настроенного Рима на Восток. По свидетельству римского историка Светония (1, 79), уже Юлий Цезарь собирался переехать из Рима в Александрию или Илион, т.е. на место древней Трои. Императоры первых веков христианской эры нередко надолго покидали Рим благодаря частым военным походам и разъездам по государству. В конце II века Византий постиг жестокий удар. Септимий Север, победив своего соперника Песценния Нигера, на стороне которого был Византий, подверг город жестокому разгрому и почти полному разрушению. Между тем Восток продолжал привлекать к себе императоров. Император Диоклетиан (284—305) с особенной охотой жил в Малой Азии, в вифинском городе Никомедии, который он украсил великолепными постройками.

Константин, решив создать новую столицу, не сразу остановил свой выбор на Византий. Некоторое время он, по-видимому, думал о Наиссе (Нише), где он родился, о Сардике (ныне София) или о Фессалонике (Солуни). Но особенное внимание Константина было привлечено местом древней Трои, откуда, по преданию, прибыл в Италию, именно в Лациум, Эней и положил основание римскому государству. Император лично отправился в знаменитые места, где сам определял очертания будущего города. Ворота были уже построены, как, по свидетельству христианского писателя V века Созомена, однажды ночью Константину во сне явился Господь и убедил его искать для столицы другое место. После этого Константин остановил окончательно свой выбор на Византий. Еще сто лет спустя проезжавшие на кораблях мимо троянского берега видели с моря неоконченные постройки Константина [131].

Византий, не оправившийся еще от разгрома, учиненного Септимием Севером, был в это время незначительным селением и занимал лишь часть мыса, вдающегося в Мраморное море. В 324 г. Константин решился на строительство новой столицы и в 325 г. началась постройка основных зданий [132]. Христианское предание рассказывает, что император с копьем в руке определял границы города, и когда приближенные, видя чрезвычайные размеры намечаемой столицы, с удивлением спрашивали его: «Докуда, государь, (ты пойдешь)?», – он отвечал: «(Я пойду) до тех пор, пока не остановится идущий впереди меня» [133]. Этим он объяснял, что некая небесная сила им руководит. Рабочие и материал для постройки были собраны отовсюду. Лучшие языческие памятники Рима, Афин, Александрии, Эфеса, Антиохии шли на украшение созидавшейся новой столицы. 40.000 готских воинов, так называемых федератов, участвовали в работе. Целый ряд разнообразных льгот, торговых, денежных и т.д., был объявлен для новой столицы, чтобы привлечь туда население. Наконец, к весне 330 г. работы настолько продвинулись вперед, что Константин счел возможным официально открыть новую столицу. Открытие состоялось 11 мая 330 г. и сопровождалось празднествами и увеселениями, длившимися сорок дней. В этом году христианский Константинополь оказался как бы «наложенным» (superimposed) на языческий Византий [134].

Трудно точно определить размеры города времени Константина. Во всяком случае, он по величине далеко превосходил территорию прежнего Византия. У нас нет точных данных о численности населения Константинополя в VI веке. По предположительной оценке, она могла превышать 200.000 человек [135]. Для защиты с суши против внешних врагов Константин выстроил стену, которая шла от Золотого Рога до Мраморного моря.

Несколько позднее древний Византий, превратившийся в столицу мировой державы, стал называться «городом Константина», или Константинополем. Столица получила муниципальное устройство Рима и делилась, подобно последнему, на четырнадцать округов-регионов, из которых два лежали за городскими стенами. Из памятников города, современных Константину, до нас почти ничего не дошло. Однако к его времени относится церковь св. Ирины, которая, будучи позднее дважды перестроена, особенно при Юстиниане Великом и потом при Льве III, существует и поныне (в настоящее время в ней помещается турецкий военный музей). Затем знаменитая змеиная колонна из Дельф (V века до н.э.), сделанная в память сражения при Платее, перевезенная Константином в новую столицу и водруженная им на Ипподроме, находится на том же месте, правда, в несколько испорченном виде, и теперь.

Гениальная прозорливость Константина сумела оценить все преимущества положения прежнего Византия, политические, экономические и культурные. В политическом отношении Константинополь, этот «Новый Рим», как часто его называют, для борьбы с внешними врагами обладал исключительными условиями: с моря он был недоступен; с суши его охраняли стены. В экономическом отношении Константинополь держал в своих руках всю торговлю Черного моря с Архипелагом и Средиземным морем и был предназначен сделаться торговым посредником между Европой и Азией. Наконец, в культурном отношении Константинополь находился вблизи главнейших очагов эллинистической культуры, которая, слившись с христианством и, конечно, видоизменившись, дала в результате христианско-греко-восточную культуру, получившую название византийской культуры.

«Выбор места для новой столицы, – пишет Ф.И. Успенский, – устройство Константинополя и создание из него всемирно-исторического города составляет неотъемлемую заслугу политического и административного гения Константина. Не в эдикте о веротерпимости мировая заслуга Константина: не он, так его ближайшие преемники принуждены были бы даровать господство христианству, которое от того ни мало не потеряло бы; между тем как своевременным перенесением столицы мира в Константинополь он в одно и то же время и спас древнюю культуру, и создал благоприятную обстановку для распространения христианства» [136]. Со времени Константина Великого Константинополь делается политическим, религиозным, экономическим и культурным центром Империи [137].

Реформы Диоклетиана и Константина

Реформы Константина и Диоклетиана характеризуются строгой централизацией власти, внедрением многочисленного чиновничества и четким разделением гражданской и военной власти. Эти реформы не были новыми и неожиданными. Римская империя вступила на путь централизации еще со времени Августа. Параллельно с поглощением Римом новых областей эллинистического Востока, в котором в течение уже долгих столетий развивалась высокая культура и традиционные формы управления, особенно в провинциях Птолемеевского Египта, наблюдалось и в жизни постепенное заимствование обычаев и эллинистических идеалов недавно обретенных земель. Отличительной чертой государств, образовавшихся на руинах империи Александра Македонского, – Пергам Атталидов, Сирия Селевкидов, Египет Птолемеев – была неограниченная власть монархов, что выражалось в особенно четких и ясных формах в Египте. Для египетского населения завоеватель Август и его преемники продолжали быть такими же неограниченными и обожествленными монархами, как и Птолемеи до них. Это была идея, почти что полностью противоположная римской концепции власти первых принцепсов, являвшейся компромиссом между римскими республиканскими учреждениями и новыми, недавно развившимися формами государственной власти. Политические влияния эллинистического Востока, конечно, постепенно меняли исходный характер власти римских принцепсов, которые очень скоро стали показывать их предпочтение Востоку и восточным концепциям имперской власти. Светоний сказал об императоре I века н.э. Калигуле, что тот был готов принять императорскую корону – диадему [138]; согласно источникам, император первой половины III века Элагабал, уже носил диадему в частной обстановке [139]. И хорошо известно, что император второй половины III века Аврелиан был первым, кто носил диадему публично. Надписи называют его «Богом» и «Господином» (Deus Aurelianus, Imperator Deus et Dominus Aurelianus Augustus) [140]. Именно Аврелиан установил автократическую форму правления в Римской империи.

вернуться

131

Soz. Hist. eccl., II, 3.

вернуться

132

См.: J. Maurice. Les Origines de Constantinople. Paris, 1904, pp. 289—292; L. Brehier. Constantin et la fondation de Constantinople. – Revue historique, vol. CXIX, 1916, p. 248; D. Lathoud. La consecration et la dedicace de Constantinople. – Echos d'Orient, vol. XXIII, 1924, pp. 289—294; С. Emereau. Notes sur les origines et la fondation de Constantinople. – Revue archeologique, vol. XXI, 1925, pp. 1—25; Е. Gerland. Byzantion und die Grundung der Stadt Konstantinopel. – Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. X, 1933, SS. 93—105; R. Janin. Constantinople Byzantine. Paris, 1950, pp. 27—37.

вернуться

133

Philostorg. Hist. eccl., 11, 9.

вернуться

134

N. Baynes. The Byzantine Empire, p. 18.

вернуться

135

E. Stein. Geschichte des spatromischen Reiches. Wien, 1929, Bd. I, S. 196; F. Lot. La fin du monde antique et ie debut du Moyen age. Paris, 1927, p. 81. А. Андреадес склонен считать, что численность населения составляла от 700 до 800 тыс. человек: «De la population de Constantinople sous les empereurs byzantins». – Metron, vol. 1, 1920, p. 80. См. также: J.B. Bury. A History of the Later Roman Empire, 2nd ed. London, 1931, vol. I, p. 88.

вернуться

136

Ф.И. Успенский. История Византийской империи. СПб. 1913 т 1 c. 60—62.

вернуться

137

Мы уже некоторое время отмечаем тенденцию уменьшать значимость основания Константинополя. См.: O. Seek. Geschichte des Untergangs der antiken Welt. Berlin, 1921, Bd. III, SS. 426—428. Ему следует Э. Штайн: Geschichte des spatromischen Reiches. Wien, 1929, Bd. I, SS. 2—3, 193, Anm. 6. См. также: Gnomon, Bd. IV, 1928, SS. 411—412. Ср. также его же: Byzantinisch-neugriechische Jahrbucher, Bd. 1, 1920, S. 86. Ф. Лот отмечает, что основание Константинополя является со всех точек зрения очень важным историческим событием, но он добавляет, что «основание Константинополя – это загадка», и что «столица родилась из каприза деспота, охваченного сильной религиозной экзальтацией» (La fin du monde antique… pp. 39—40, 43).

вернуться

138

Sveton. Caligula: nec multum afuit quin statim diadema sumeret.

вернуться

139

SHA. Lampridius. Antonini Heliogabali vita, 23, 5: quo (diademate demmato) et usus est domi.

вернуться

140

L. Homo. Essai sur ie regne de l'empereur Aurelien. Paris, 1904 pp. 191—193.