Аты -баты, шли солдаты... - Васильев Борис Львович. Страница 12

— Он сильно облез? — спросила Анна.

— Есть маленько, — сказал шофер. — Краски хреновые, что ли. Или сырость особая от речки. Каждый год подновляют, а к весне — опять разводы. Надо бы пленкой прозрачной покрыть. Или лаком в три слоя.

— Надо, — согласилась Анна.

— Вот и написали бы куда, — продолжал парень. — Мол, туристы, случайно заинтересовались, то да се. А то наших не прошибешь: то денег у них нет, то еще чего. Только к юбилеям и спохватываются. Главное, мужики там лежат стоящие. Восемнадцать «тигров» подбили!

— Так уж и восемнадцать? — улыбнулся Константин.

— Точно говорю, — обиделся шофер. — Я, правда, неместный, но мне ильинские рассказывали, как они тут, солдаты то есть, танки рвали. Главное, пушек-то у них не было, вот какое обстоятельство. Одни гранаты, значит. Вот они обвяжутся гранатами и — под «тигра». Восемнадцать хлопцев — восемнадцать «тигров». Такая арифметика.

Кончилась белая от берез и снега рощица, дорога покатилась вниз, а машина остановилась. Все трое выбрались из «газика».

— Вот она — братская, — сказал шофер.

Памятник стоял в чистом поле насквозь продуваемый ветрами. Это был стандартный четырехгранный обелиск, облицованный плитами из белого мрамора, с площадкой для венков, огражденной металлической решеткой. В стороне от памятника тянулась к бетонному мосту наезженная дорога, а вокруг, куда только достигал взгляд, белели чистые снега.

— Пойдемте к памятнику, — предложил шофер. — На нем фамилии есть. С трех сторон.

Но его пассажиры не тронулись с места.

— Да, жизнь прожить — не поле перейти, — сказал Константин и, прикрывшись от ветра, закурил сигарету.

— Вы о чем? — спросила Анна.

— Подумал, что это поле перейти было труднее, чем иному прожить целую жизнь. Вернее, не перейти, а не дать, чтобы перешли другие. Не отдать его, это поле. И труднее, и страшнее.

— Пойдемте к ним, Костя.

— Сейчас. Докурю только.

— Они не обидятся.

Анна первой пошла по протоптанной в снегу тропинке к памятнику.

Константин шел следом, а шофер замыкал шествие.

Подошли к памятнику и остановились. Стояли и молча смотрели на обелиск, на приваренные к подножию остатки оружия: погнутый ствол противотанкового ружья, разбитый автомат, обломок винтовки. И на каску. На ржавую каску с дыркой вместо звездочки.

— До сих пор находят, — тихо сказал стоявший позади них шофер. — Как выпашут чего, так — сюда.

Анна и Константин прошли в ограду и остановились рядом с обелиском. И Анна тихо сказала:

— Здравствуй, папка.

— Здорово, батя, — эхом откликнулся Константин.

Шофер смотрел на них с крайним изумлением.

— Надо бы чемодан принести, — сказала Анна Константину.

— Я принесу! Я!.. — шофер со всех ног бросился к машине.

Анна медленно шла вокруг обелиска, негромко читая фамилии, выбитые на плитах: Абрамов Георгий, Бейсымбаев Токкул, Глебов Иван, Кодеридзе Реваз, Крынкин Василий, Сайко Иван…

Звучал Аннин голос, перечислявший фамилии восемнадцати солдат, лежавших в братской могиле, а Константин вдруг увидел…

…строй одинаково одетых девочек и мальчиков. Они чинно стояли в зале детского дома и завороженно глядели на большой торт с кремовой надписью: «С ДНЕМ РОЖДЕНИЙ!»

И пока за кадром звучал голос Анны, перечислявшей фамилии погибших солдат, детдомовские мальчики и девочки выходили из строя и, получив кусок торта, возвращались на свое место…

Потом голос Анны замер. Константин стоял у лицевой стороны обелиска и смотрел на гипсовый орден Отечественной войны. И слышал другой женский голос. Усталый голос директорши детского дома:

— Это орден Отечественной войны, Костя, которым был посмертно награжден твой отец. Он хранился здесь, в детском доме, пока не пришла пора тебе покинуть его. Сегодня я передаю его тебе, чтобы орден этот хранился у тебя, как самая большая реликвия. Ты мечтаешь стать офицером. Будь же достоин отцовской памяти, Костя. Доброго тебе пути!

— Еле доволок, — запыхавшись, сказал шофер, втаскивая в ограду чемодан.

— Спасибо, — Анна открыла чемодан.

Чемодан был доверху набит банками с краской.

— Берите кисточку, Костя. Тут часа на три работы. К вечеру будем в Ильинке.

— Я заеду, — сказал шофер. — Я бы помог, но мне на ферму надо. Через три часа заеду. В Ильинке есть у кого остановиться?

— Есть.

— Ждите обязательно! Меня Сергеем зовут.

— Спасибо, Сережа.

Анна и Константин стали вынимать из чемодана банки с краской и кисти. Шофер пошел к машине.

Воинский эшелон стоял на маленькой прифронтовой станции. Командир роты, тыча пальцем в развернутую карту, объяснял младшему лейтенанту Суслину:

— Мы сейчас здесь, усек? На станции Подбедня. Найди Ильинку. Куда ты полез на соседний участок? Маршрут — Ильинка. Там заночуешь. Поутру из Ильинки потопаешь на Румянцево. Нашел Румянцево?.. Хорошо. Там доложишься старшему, укомплектуешься оружием. Полностью по штатному расписанию, усек?

— А дальше?

— А дальше — куда пошлют.

— А вы? — как-то совсем не по-военному спросил Игорь.

— Боишься без начальства остаться? — усмехнулся ротный. — А ты не бойся. Начальство всегда найдется.

— Кормить-то их чем? — растерянно вздохнул Суслин — И спать где?

— Получишь у старшины довольствие на двое суток. Смотри, чтоб враз не слопали. А насчет того, где спать, сам что-нибудь сообразишь. И побольше самостоятельности, взводный! А то песни дурацкие разучивать инициативы хватает, а как солдат спать устроить, так без ротного — ни в зуб ногой.

— Насчет песни, товарищ старший лейтенант, я ничего не знал, потому что…

— Ладно, замнем, — отмахнулся ротный. — Выступишь сразу после завтрака. И учти, фронт рядом. Идти боевым порядком со снаряженным оружием. Усек? И никаких бросков.

— Есть, — вздохнул Игорь, пряча карту в планшет.

Командир роты посмотрел на его озабоченное лицо, сказал вдруг:

— Слушай, а может, забрать у тебя этого… запевалу?

— Ефрейтора Святкина? — нахмурился Игорь. — Благодарю за заботу, товарищ лейтенант. Сам справлюсь.

— Ну, крой, — ротный протянул руку. — Надеюсь, в Румянцеве увидимся. Если еще куда не зашлют…