Отрицание отрицания - Васильев Борис Львович. Страница 60
Николаев горячо поблагодарил, не переставая при этом думать, как же ему заполучить одного Александра. И в конце, не найдя никакого предлога, все же рискнул:
— Товарищи командиры, очень хотел бы принять вас у себя дома, но жена плохо переносит беременность, так что извините, пожалуйста, вас примет мой заместитель. Но вас, товарищ комкор, я все же очень прошу оказать честь моему дому. Тут совсем рядом, пешочком прогуляемся.
— Ну, если товарищи не против…
Товарищи были не против, и комдив с комкором первыми вышли на вечернюю улицу уже притихшего городка.
— Вы очень похожи на мою жену Наталью Вересковскую. Она много рассказывала о вас, Александр, — шепотом сказал Николаев. — Искренне рад нашей встрече.
— Во-первых, не Александр, а Иван, — тихо ответил комкор. — Во-вторых, я тоже рад. А в третьих, Наталья действительно скверно себя чувствует?
— Наталья действительно беременна, но чувствует себя превосходно. Я тебя хотел заполучить. Ради семейного свидания, дорогой товарищ комкор. Ты, поди, и не мечтал о таком звании на государевой службе?
— Мечтал — не мечтал, все равно не сбылись наши мечты, Владимир. Ты перешел к большевикам добровольно…
— Рота постановила, Александр, — строго сказал Николаев.
— Да ведь я ни в чем тебя не упрекаю, — вздохнул комкор. — Мы попали в шторм, вот и все наши объяснения. Они не морального, а скорее физического свойства. И поэтому ты вестового из дома отошлешь. Так, на всякий случай. Кстати, занавески на окнах в доме есть?
— Какие занавески, Саша! Наталья где-то настоящие шторы раздобыла. Она очень сумерки любит.
— Все мы любили сумерки, — вздохнул Александр. — Не осознавая, что это — сумерки России.
— Ты член партии? — спросил Владимир.
— Естественно, — усмехнулся Александр. — Когда плывешь по течению, учитывай перекаты.
— Как по твоему, зачем ввели НЭП?
— Основной принцип каждой власти — разделяй и властвуй. Обогощаются как раз те социальные группы, в которых большевики видят своих завтрашних врагов — крестьяне и буржуазия, какая еще уцелела. А разделив граждан уже не по сословному признаку, а на богатых и бедных, можно во спасение этих бедных загнать богатых в Соловки. И все, кроме бывших богатых, будут славить Советскую власть. И мы опять получим гражданскую войну в ином обличии.
Тут они подошли к дому комдива, разговор прервался, а встреча брата с сестрой была настолько светлой и радостной, что о политике больше и не вспоминали. Вспоминали юность и детство, боевые эпизоды и смешные случаи, которые случаются и на такой жестокой и бессмысленной войне, какой была война отрицания, так и не закончившаяся в России. И все понимали, что этого дьявольского колеса не остановить, но это не мешало искренне радоваться внезапной встрече и мечтать о таких встречах в будущем.
Вскоре стала прибывать боевая техника, автомашины, новое вооружение. Николаев допоздна оставался в войсках, приходил безмерно усталым и счастливым. Он был военной косточкой, а потому, естественно, не лишенным честолюбия. Наташа благополучно родила сына, роды прошли легко, она быстро вернулась домой и все свои силы и время тратила только на ребенка. Сама кормила, отказалась от няньки или домработницы, и была очень счастлива. И Владимир был счастлив, пока однажды, вернувшись домой, не услышал от жены:
— Необходимо как можно быстрее найти няню для ребенка.
— Что случилось? — опешил Николаев.
— Меня вызывают в Москву, в Центральный Комитет партии на краткосрочные курсы.
— Какие курсы? У тебя — ребенок.
— Какой ребенок, когда вызывают в Центральный Комитет? Вот, изволь. Доставлен с нарочным.
И протянула ему пакет.
«ЦК ВКПб срочно требует вашего приезда для обучения на Курсах специальной подготовки».
И — подпись, заверенная гербовой печатью.
Вернулась Наталья нескоро. Да и то потому, что была женщиной, а женщин председателями колхозов в то время не выбирали. Это потом деревня просветилась, а тогда традиционно предполагалось, что естественное место бабы — у печи с ухватом наперевес.
Вернуться-то вернулась, только какая-то не такая. Не прежняя спорщица, приверженица канонов, в которые поверила всей душой, раз и на всю жизнь. Молча занималась ребенком, молча кормила мужа, молча прибирала дом, оттирая нанятую няньку даже от колыбели. А он боялся ее расспрашивать, полагая, что она смертельно обижена тем, что ее не порекомендовали в председатели колхоза, который она и организовала. И — напрасно, потому что сама Наташа очень хотела выговориться, очиститься, но не могла на это решиться без настойчивых расспросов любимого человека. Они вдруг перестали понимать друг друга, точно работали на разных частотах одного диапазона.
Дело в том, что во время своей партийной командировки ее ожидала еще одна внезапная встреча. Эта встреча вначале очень ее обрадовала, а потом озадачила и даже напугала. И этот испуг мешал ей самой начать разговор, потому что получалось, что в их споре оказывался правым Владимир.
В районе, который выделили ей для агитации, предупредив, что председателя придется выдвигать из местных активных партийцев, лежало большое и когда-то богатое село. Сведущие люди посоветовали ей ехать прямо туда, чтобы потом вокруг организованного крупного колхоза организовывать более мелкие.
— Наглядный пример будет, товарищ Наташа.
Село действительно поражало количеством основательных домов с крытыми хозяйственными пристройками, степенными, столь же основательными хозяевами, неторопливостью и гостеприимством.
— У нас положено так. Сперва откушать просим, а потом и побеседуем с теплыми душами.
Распоряжался с виду хмурый, малоразговорчивый староста, которого все слушали в уважительном молчании.
— Кузьма, — представился он. — Воевал у товарища Дыбенко под городом Нарвой, был ранен и списан вчистую. В партии состою, текущий момент приветствую всей моряцкой душой. Но дело это новое для нас, треба обмозговать его, и тут уж как мир скажет.
Обмозговать не успели, как в село въехали семеро конных бойцов в фуражках с красными околышами. Ехавший впереди командир, фуражка которого была почему-то кожаной, спрыгнул с седла, бросил поводья на луку и шагнул к Наталье, широко расставив руки.