Вещий Олег - Васильев Борис Львович. Страница 17

— В Неждану вселился великий дух ее отца, — сказал на пиру, устроенном в честь посажения на коня, довольный Олег.

Куклы и прочие девичьи радости были забыты. Каждое утро Неждану одевали мальчиком, и она попадала в руки опытнейших дружинников. Два часа ее учили верховой езде, стрельбе из лука, метанию дротиков; затем служанки купали ее, наряжали в девичье платье, и начинались занятия домоводством и пением, танцами и языками. В десять лет Олег опоясал ее специально откованным мечом и сам провел с ней первый учебный бой. А в начале зимы этого года Неждана тайком от воспитателя и покровителя отправилась на охоту, мечтая удивить конунга первым медведем, убитым при ее участии. Но привезла только медвежонка, от которого поначалу отказывалась, а потом привязалась к нему.

Неждана с детства слышала о Сигурде, потому что его имя прочно связывалось с Трувором Белоголовым. Она считала его кровным врагом вовсе не из-за того, что мечом Трувора был сражен ее отец: конунг Олег растолковал ей, что правила поединка не были нарушены, хотя ее женская сущность противилась мужским представлениям о чести. Но Трувор Белоголовый был лично повинен в убийствах новгородцев, в пытках и казнях родственников и друзей ее отца. Черная тень этого злодейства падала на Сигурда, и с этим ничего уже нельзя было поделать. Между молодыми людьми существовала непреодолимая стена еще до их первой встречи. Существовала, как данность, не ощущать которую в последнее время ей стало невмоготу.

«Как схожи наши судьбы, — думала Неждана, без сна ворочаясь на ложе. — И моего, и его отца убил один и тот же человек: князь Рюрик. И наших матерей убил тот же Рюрик. Мы оба — любимые воспитанники великих воинов. Сигурд подарил мне медвежонка, а я спасаю его десницу. Но что, что же мне делать? Признаться конунгу, что мне нравится сын Трувора Белоголового? Но ведь он немедленно отправит Сигурда в болота к княжичу Игорю. Немедленно лишит его всех своих милостей, а меня запрет в женских покоях. И Сигурд останется калекой на всю жизнь…»

Она появлялась у Сигурда ежедневно в один и тот же час. А он знал этот час по возникающему вдруг беспокойству, из-за которого ничего не мог делать и бестолково мыкался из угла в угол. Войдя, Неждана сдержанно приветствовала его и приступала к лечению. Прежних разговоров почти не было, Сигурд хмурился, терялся в догадках, но девушка заботливо спрашивала: «Не больно?…» — и он вновь с трудом сдерживал радостную улыбку. Он понимал, что Неждана включила его в свою, неизвестную игру, но ему пока хватало и этого.

А боли в искалеченной руке постепенно разрастались. Если раньше они вспыхивали только в каких-то точках, то теперь расползлись дальше, от точки к точке, образуя цепочку. Он посчитал это не признаком улучшения, а поводом для разговора. Неждана выслушала его и улыбнулась. Впервые с того, первого Дня.

— Жила оживает, витязь. Попробуй заставить ее работать.

Неделю спустя он сказал, едва увидев ее:

— Дай твою руку.

— Зачем?

— Я прошу. Пожалуйста.

Она неуверенно протянула узкую, не по-девичьи сильную ладонь. Сигурд взял ее искалеченной десницей, с трудом — даже зубы стиснул — свел пальцы.

— Ты чувствуешь?

— Да! — не сдержавшись, воскликнула Неждана. — Мы спасем твою руку, витязь! Мы победим Рюрика!

Лицо его сразу замкнулось. Он хотел отпустить ее руку, но теперь она не отпускала его. И они стояли, взявшись за руки и глядя друг другу в глаза.

— Я не знаю, что со мной происходит, — тихо сказал Сигурд. — Но я не могу нарушить клятвы, Неждана.

— Ты поклялся защищать Игоря, Сигурд. И ты с честью исполнишь эту клятву. Доверься конунгу Олегу и… и мне.

Она осторожно высвободила руку. Попробовала, не остыла ли вода, добавила горячего настоя.

— Займемся лечением.

Сигурд молча выдержал все, коротко предупреждая, когда возникала особенно резкая боль. Его мучил какой-то вопрос: Неждана чувствовала это, но не торопила его. Он спросил, когда она начала растирать кисть.

— Конунг Олег сказал странные слова перед отъездом. Он сказал, что в той битве, где пал мой отец, кто-то, возможно, остался жив.

— Может быть.

— Ты знаешь об этом?

— И ты узнаешь, когда придет время. Большие тайны требуют большого времени.

— В чем же здесь тайна?

— Отдохни. — Неждана бережно укутала его руку в меха. — И разрабатывай десницу.

— В чем тайна? — требовательно спросил Сигурд.

— А если не было никакой битвы? — помолчав, тихо спросила она.

— Но мой отец погиб!

— Мой тоже.

Неждана поклонилась и вышла из его покоев.

Олег лежал на месте Сигурда, но не решался уснуть, хорошо зная хитрость и лукавство Рюрика. Они пировали допоздна, князь пил мало и только темное выдержанное пиво, и все же молодой конунг опасался, что ночью Рюрик может тайно хлебнуть волшебного зелья берсерков и стать неуправляемым. Он прекрасно понимал, что пока еще не победил старого князя Великого Новгорода, а только переиграл его, что ему еще предстоит заполучить золото и доставить его в целости в Старую Русу. И не только золото, но и старшую дружину Рюрика. Не потому, что без нее он не смог бы одолеть Аскольда и взять Киев, а прежде всего потому, что оставлять за своей спиной столь мощный боевой кулак было опасно. Во время пира под дикие крики забиваемого под оконцем Клеста он начал осторожный разговор об этом, но Рюрик отделался неопределенными обещаниями.

Не спал и Рюрик. Матерый волчище и сильный молодой волчонок одинаково прикидывались спящими да и думали об одном с той лишь разницей, что конунг еще не ощущал своей победы, а новгородский князь уже понял свое поражение. Олег оказался куда умнее и способнее своего отца Ольбарда Синеуса, жадно учился у своих наставников — и у него, Рюрика, и у собственного отца, отцеживая главное, переосмысливая и приспосабливая под себя то, что могло сослужить ему службу. Рюрик учил его хитрости, ставя ее выше меча, но Олег перетряс все его заветы и извлек из хитрости расчет. Точный, тщательно продуманный расчет, исходящий из главной задачи и простейших способов ее достижения. В этом Рюрику виделся выигрыш для Игоря: дальновидный конунг вполне мог сокрушить Аскольда, захватить Киев и принудить киевлян принести роту верности его беспомощному младенцу-наследнику. Но старый князь не исключал и иного поворота: отстранения Игоря от власти, слаще которой нет в мире ничего для умного и решительного полководца. Оставалась надежда на преданность Сигурда да клятву Олега, но у Сигурда нет дружины, а в клятвы Рюрик не верил. Отдать свою старшую дружину Олегу, взяв обещание, что после захвата Киева он передаст ее Сигурду? Или оставить у себя, чтобы она грозовой тучей нависала над Старой Русой, где останутся жены и дети воинов Олега, ушедших в Киевский поход?

Вожди готовят будущие походы, прикидывая свои силы и возможности, учитывая силы и возможности противника, но никогда не могут учесть всех случайностей. А случайностью был слуховой проруб над дверью, ведущей в сени, и Клест слышал каждое слово. И когда Рюрик позвал боярина, бесшумно вышел через тот тайный ход, которым князь провел его в темный угол. Выскользнул, как крыса, и, как крыса, исчез в серых вечерних сумерках…

Боярин исполнил повеление, полученное им. Но поскольку бросившиеся в сени воины никого там не нашли, а неисполнение княжеского приказа каралось смертью, не раздумывая, указал на пожилого и грузностью похожего на палача дворового, которого и забили насмерть под указанным Рюриковым перстом оконцем. И пока конунг и князь пировали под его дикие крики, Клест выбрался из усадьбы, навсегда запутав следы.

Не подозревавшему об этом Рюрику очень хотелось тихо встать, прокрасться к поставцу, в котором хранился напиток берсерков, и сделать хотя бы глоток, но он сдерживал себя. За это желание завтра пришлось бы расплачиваться вялым умом и дряблой волей, не говоря уж о телесных недугах. Он должен думать об Игоре, обязан из всех еще оставшихся сил обеспечить ему наследственное княжение. Да и зачем ему этот постоянный соблазн, если Олег расправился с его берсерками и некого более удерживать волшебной мощью полубезумного возбуждения? Самое разумное — вылить. Вылить, и тем спасти себя. И Игоря.