Поезд для Анны Карениной - Васина Нина Степановна. Страница 34

– Приехали. Вон подъезд. Вон там, на втором этаже балкон и окна.

– А вот и она, – пробормотал Январь, сползая как можно ниже в машине.

Легкой трусцой мимо пробежала женщина в мокрой открытой майке, облегающих, до колен, эластичных трусах с полосками по бокам, в кроссовках на босу ногу. Она остановилась возле скамейки у подъезда и стала что-то делать со шнурками. На две секунды ее закрыла подающая задом синяя «Волга», Карпелов чертыхнулся. «Волга» проехала – у подъезда никого не было.

– Мы не сможем ее пасти, – сказал Карпелов, вздохнув, – хоть охрану приставляй! Проще всего – подойти и рассказать про...

В этот момент дверь возле Миши Января открылась, и сам он, судорожно дергая руками и ногами, выполз боком в эту дверь, словно его вытащил невидимый смерч. Карпелов выдернул из кобуры под мышкой оружие и медленно вытянул голову, чтобы рассмотреть, что происходит возле машины.

Красавица из журнала сидела на земле, расставив коленки, между которыми лежал, раскинув ноги в стороны, Миша Январь. Голова его была зажата правой рукой женщины под подбородком, а ее левая рука напряженной ладонью чуть касалась уха Миши, готовая в любой момент быстрым движением помочь правой свернуть шею. Женщина смотрела сквозь стекло на Карпелова грустно и устало.

– Положи оружие на сиденье и выходи, – сказала она медленно и очень тихо, одними губами, но Карпелов все понял.

– Мы друзья, – прохрипел Январь. Он слышал запах ее пота, но рука, которая его держала, была сильной и спокойной.

Карпелов вышел, отметив краем глаза возню детей неподалеку на площадке. На балконах топтались люди, некоторые переговаривались друг с другом, где-то орал телевизор и визгливо мучилась скрипка в судорогах гамм. Он отметил красоту и необычность позы, в которой застыла странная скульптурная группа на земле, особенно ему понравилось, что руки Января прижимались к земле кроссовками у самых кистей. Волосы женщины были стянуты резинкой в маленький хвост, на лбу – повязка от пота. Она дышала, приоткрыв рот, но не судорожно и тяжело, а...

Профессионально, да, именно так, медленно прогоняя воздух сквозь сжатые зубы.

– Я был на кладбище, помните меня? – Миша пытался вести беседу. Он хотел поднять голову и рассмотреть напряженными глазами лицо женщины над собой. Его прижали посильней.

– Майор Карпелов, особо тяжкие Западного округа, – Карпелов показал пустые ладони, – пошли в машину, там удобнее разговаривать. Тебя ищет киллер Хрустов, ты у него в списке неотложных дел последней записью. Приехали предупредить.

– Почему вы меня фотографировали на кладбище? – Ева не пошевелилась.

– Привидение, – просипел как мог Январь. Ева отпустила его голову.

– Что?!

– Если вы – привидение, – Январь боялся пошевелиться, – то на фотографии не проявитесь, а если серьезно, мы там были на задании, собачку мы там хоронили.

Ева расставила ноги пошире, и Январь потряс затекшими руками. На запястьях отпечатался фигурный рисунок от подошв кроссовок. Подошел Карпелов и дернул его на себя за руку, помогая встать. Он протянул руку и женщине, она посмотрела на него несколько длинных секунд, у Карпелова холодком по спине пробежал восторг на грани ужаса от неестественного цвета ее глаз.

Ее ладонь была маленькой и сильной, слегка шершавой и грязной. Карпелов понял, что она подбиралась к их машине почти ползком.

– Наемник Хрустов... – начал было Карпелов в машине, когда женщина села сзади, не закрывая дверцу, но она перебила.

– Хрустов – это моя печаль, – сказала она, – я с ним разберусь сама. Как вы меня нашли?

Мужчины задумались.

– Если мы вам все расскажем, – начал Январь, вздохнув, – это долго и полный бред.

– Ты только фантазию не употребляй, я тебя умоляю, – перебил его Карпелов.

А глаголы? Глаголы можно?

Вечерело. Дима Куницын смотрел в открытое окно в кабинете начальника разведки. Он прошел инструктаж, получил командировочные деньги, отчитался письменно по поводу последнего задания и теперь краем уха слушал монотонный бубнящий голос начальника. Ему сказали, кто будет курировать отдел после смерти генерала Горшкова. Здесь Дима перестал разглядывать неподвижные листья в раме окна и напрягся. Ему сообщили, что агент – то есть он – никогда начальника видеть не будет, задание получать по абонементному адресу, при возникновении проблем звонить по определенному номеру телефона. Ему назвали пароль и предложили самому разработать легенду и облик.

Это было что-то новенькое. Генерал Горшков с удовольствием обсуждал все с Димой, сам прикидывал его имидж и стиль поведения, иногда даже давал некоторые советы по обращению с женщинами и – что самое главное – стоял за него горой в случае непредвиденных обстоятельств. Новый начальник назвал номер его счета в банке. Без всякого выражения пробубнил, что лично он ни в разработках операций, ни в контроле их проведения участвовать не будет, а человека, непосредственно курирующего Диму, называть не может в целях безопасности. Дима внимательно смотрел в этот момент в усталое морщинистое лицо, он подумал, что подобная конспирация может означать и то, что его боятся. Чьей безопасности?

Начальство Димы, действительно, понять, почему и как произошло убийство генерала, не могло. Жена Горшкова показания свои бесконечно меняла, на одном из ее допросов всплыли странные сведения о том, что Дима Куницын был на даче, жена генерала, истерично визжа и размазывая по лицу слезы, кричала, что поругалась с Димой, поэтому все и произошло, «...вы что, не понимаете?!». Шофер генерала, мужик большой и сильный, признался, что жена начальника любила при случае его слегка раздеть и отхлестать плеткой. Употребить эту информацию в интересах следствия следователю пока не удалось.

Глядя в спокойное лицо молодого офицера, генерал испытывал странное чувство опасности. Он не понимал мужской красоты, просто наружный облик никогда не вызывал у него никаких чувств. Только говорящий, что-то делающий человек как-то определялся. Генерал видел, как Дима стреляет в тире, как он ходит, разговаривает, однажды он с Димой ехал в автомобиле, они сидели на заднем сиденье, рассматривая документы, шофер не правильно ушел от буйного водителя, машину занесло. Дима навалился на генерала, закрывая своим телом, пришлось его поблагодарить, когда они остановились, но даже тогда генералу казалось, что он видит просто портрет – набросок лица на белой бумаге несколькими линиями гениальной разметки. Иллюзия идеального образа мужчины.

Дима поинтересовался, сколько человек будут знать о его следующем задании. Генерал объяснил ситуацию так. Он направил свой запрос руководству. Руководство, прикинув все обстоятельства дела, решило воспользоваться именно «специалистом узкого профиля в силу специфичности ситуации», назначив куратора.

Усмехнувшись после такой формулировки, Дима слушать генерала перестал. Под монотонно бубнящий голос он быстро прогнал все известное ему по той самой ситуации, в силу «специфичности» которой ему предстояло за день стать брюнетом, изменив не только цвет волос, но и оттенок кожи, отрастить, а сначала наклеивать тонкую «сутенерскую» полоску усов, улететь во Владивосток, найти искомую женщину, выяснить, какой тип мужчин ей наиболее нравится, изменить внешность, если его латиноамериканский вид страстного любовника не то, что надо, и так далее, и так далее...

И все это потому, что где-то в океане разломился пополам танкер «Задорный», заливая огромное пространство воды у японских берегов нефтью. Япония предупредила российскую сторону о необходимости тщательного расследования. Мэр Владивостока – человек заводной и принципиальный – предупредил, что не собирается отдуваться за нечистых на руку дураков из пароходства, разрешивших списанному по технической документации танкеру загрузиться нефтью и выйти в море.

– Почему это, – спросил Дима, – я занимаюсь гражданскими проблемами? Это ведь не имеет никакого отношения к военной разведке?