Шпион, которого я убила - Васина Нина Степановна. Страница 8

– Валидолу мне, – простонал директор.

– Вас в комнате отдыха ждет участковый, – шепотом напомнила секретарша, осторожно укладывая трубку на телефон.

– Уволюсь! С завтрашнего же дня уволюсь. Что ему надо?

– Сначала приехала бригада из полиции, ну, когда наш мальчик залез на крышу. А потом сказали, пусть с этим участковый разбирается. Вы разговаривали, я его отвела в комнату отдыха.

Директор, пошатываясь, шел по коридору, отмахиваясь от налетающих с вопросами учеников: началась перемена. Подошвами башмаков он чувствовал, как вибрирует школа – все здание, оно, как живой и еще не совсем отлаженный механизм, гудит одной тысячью ста пятьюдесятью сердцами, дышит закаленными летним дыханием легкими. Но себя сейчас в этом шуме директор совершенно потерял. Открыл дверь, набрал воздуха и замер. На стуле у стены спал, уронив на пол с запрокинувшейся головы фуражку, молоденький паренек в полицейской форме. Двумя руками он прижимал к груди папку с заготовленным листком. И надпись на этом листке «Протокол», и валяющаяся фуражка, и капли пота над верхней губой рыжего паренька…

– Ну ладно, – шепотом сказал сам себе директор, поднял фуражку и уложил ее на колени участковому, – ладно-ладно, когда-нибудь и этот день кончится!

– Почему же учительницей? – удивленно спросил полковник К*!*у*!*шмар. – Вы же были направлены охранником на три дня в неделю?

– Так получилось, – вздохнула Ева. – Сама не знаю, что на меня нашло. Я приехала в школу, а там – по полной: полиция, «Скорая». Так все знакомо, так привычно. Знаете, как возле борделя в пять утра, когда обнаружат остывшего клиента.

– Преступление? В школе?

– Нет. Ученик залез на крышу и грозился прыгнуть. – Ева вздохнула и добавила: – Это был наш объект.

Кошмар посмотрел на Еву без удивления, только глаза сонно полуприкрылись веками.

– Ладно, допустим, это натолкнуло вас на мысль приблизиться к объекту поближе, так сказать. Но зачем было с ходу выдавать директору школы место вашей работы?

– Случай. Он пригласил меня в кабинет. Туда пришла женщина, которая меня знает.

Они помолчали. Кошмар разворошил носком ботинка кучку листьев, прошелся туда-сюда возле лавочки, на которой сидела Ева.

– Это все неприятности или еще будут?

– Есть еще. Это не просто случайная знакомая, проходящая по давнишнему делу. Это ясновидящая.

– Ясновидящая?

– Она значится в картотеке ФСБ, а год назад предложила свои услуги по поиску наших пропавших агентов. Помните ее?

Кошмар вспомнил. Эту женщину им предложили в отделе аномальных явлений. Экстрасенсов под наблюдением у них было десятка два, но практиковали постоянно несколько человек, и эта ясновидящая в том числе. За информацию о телах пропавших в Таджикистане агентов она запросила такую сумму, что Кошмар несколько дней проверял, не имеет ли она отношения к международным террористическим группировкам. Но ясновидящая оказалась скромной учительницей. В Таджикистан лететь с ней вызвалась Курганова, и Кошмар заподозрил у железной красавицы сильные угрызения совести: за две недели до исчезновения агентов она отказалась войти в их группу и выполняла задание одна. Кстати, успешно, чего не скажешь о двух профессионалах, которые тоже упросили Кошмара не навязывать им женщину.

– Она нашла тела, – сказал Кошмар, проследив глазами, как далеко на лужайке парка близнецы Кургановой бегают за большой собакой.

– Нашла, – вздохнула Ева. – Она чокнутая. Все время говорила только о смерти. Что есть в жизни интересного? Смерть. Ради чего люди живут на свете? Ради смерти. Что в начале всего? Смерть – после смерти рождается все. Что в конце? Смерть, смерть, смерть!

– Но она же нашла тела. Ее проверяли на сопричастность. Ничего.

– Да, и не просто нашла, а описала подробно, как мужчины умерли. Это было в ее шоу основным. Она корчилась на земле и закатывала глаза, уверяя меня, что чувствует в этот момент их конец, что смерть от медленной потери крови безболезненна и фантастична определенными видениями, что ради этих видений она и потащилась в такую даль.

– Это не помешало ей получить вознаграждение сполна. А по результатам анатомического обследования останков выяснилось, что они действительно умерли от потери крови.

– Это я могла предсказать и без показательных выступлений и вознаграждения. Их тела были найдены на территории Кровника. Вы хорошо помните эту дамочку?

– Невысокая флегматичная брюнетка лет тридцати.

– Браво, – вздохнула Ева. – Вы бы не узнали ее сейчас. Строгая учительница с надменностью авторитарного маразма в осанке и манере разговаривать. А на носу у нее очки с обычными стеклами.

– И все-таки, сразу про Службу… Это, мне кажется, было необдуманно.

– Она меня узнала. Зачем было усугублять и без того нервную обстановку враньем?

– Узнала, не узнала. Она давала подписку о неразглашении любых контактов во время «оказания информационной помощи Службе». – Кошмар укоризненно покачал головой.

– Я ее прекрасно помню. Эта женщина с ходу пойдет на шантаж, как только почувствует, что кто-то что-то скрывает. Может, хватит нотаций? – Ева встала.

– А что там с мальчиком? Какое первое впечатление?

– Пока воздержусь. – Теперь Ева раскидывала кучу листьев ногой. – Я его видела только на крыше, из школы он после этого ушел, и, хотя одноклассники высказали довольно много замечаний в его отсутствие, ничего для себя я еще не определила. Трудный объект, это да. Либо капризный и избалованный, либо одинокий и страдающий, но трудный, это точно.

– Завтра с утра прошу в мой кабинет на обсуждение полученной информации.

– Я должна быть в школе к восьми, – неуверенно заметила Ева.

– Значит, у меня – к шести.

Кошмар уходил, не попрощавшись. Издалека было заметно, что он чуть прихрамывает, Ева, задумавшись, смотрела ему след, пока

…черный силуэт не превратился в пятно на обоях из желтых и красных листьев. О, эти комнаты сентября, с холодными рассветами и первым ледком, эти комнаты осени, в которые она завлекает тебя красками, а прогоняет холодом, где все гостиные и спальни непредсказуемы, а все кухни – одинаковы, на всех плитах варится варенье и сушатся тыквы, заталкиваются в банки помидоры и вешаются связки лука. Неубедительно называть это жизнью, потому что сейчас все мы – только удачные или неудачные фантазии осени…

Две женщины и четверо детей в четырехкомнатной квартире. Сначала детей делили по комнатам: сын Далилы Кеша и старший приемный сын Евы Илия – в одной комнате, а четырехлетние близнецы – в другой. По комнате «мамам». Когда Еве или Далиле требовалось место для проведения личных встреч, они пользовались квартирой Далилы. Со временем Кеша, а за ним и Илия перебрались в самую большую комнату, к близнецам, по очереди рассказывая им на ночь сказки и дежуря во время болезни. Сделали они это спонтанно, ничего не обсуждая с женщинами. В одну особенно напряженную ночь, когда Илии не было, а маленькая Ива заходилась в жестоком кашле, Кеша спокойно, по-мужски закрыл собой дверь и не дал Еве войти. Он совершенно серьезно объяснил свое поведение: «Ты всегда должна быть добра, весела и готова к подвигам, – втолковывал он Еве, потерявшей от возмущения дар речи. – А как ты будешь готова, если не выспишься? И потом, знаешь, что я понял? Хоть ты и выдержанней мамы, но тоже особа нервная. А в экстремальных ситуациях требуется спокойствие и расчетливый мужской ум. Врача я вызвал, температура тридцать восемь и две, но она уже откашливается. Можешь войти, только не хватай ее на руки и – улыбайся! А тебя я не пущу точно! – Это матери, Далиле. – Ведь заревешь, как всегда». Через две ночи он растолкал мать, пробормотал: «Можешь подежурить вместо меня, так и быть…» – и свалился поперек кровати. Далила тихо стукнула в дверь Евы, вдвоем они осмотрели чисто убранную комнату близнецов, быстро взяли на руки – Далила горевшую огнем Иву, а Ева стойко не спящего Сережу – и до рассвета сидели у окна, прислушиваясь к дыханию задремавших на руках детей. Далила вытирала слезы, Ева чуть слышно пела, вдыхая запах Сережкиных волос, пока тихонько, установленный на минимум, не тренькнул телефон.