Женщина— апельсин - Васина Нина Степановна. Страница 40

Шофер автобуса попросил сторожа дать ему пройти в больницу и помыть руки.

— Не положено, — ответил сторож и запер ворота.

— Ну ты, старый пень, у тебя же только что псих сбежал! Вон в той машине! А я куда денусь?

— Это не псих был. Это следователь.

— Дурак ты, — сказал шофер и помочился рядом с воротами, назло.

Минут через сорок Ева остановила машину в пустом маленьком переулке. Кумус посмотрел на нее в зеркальце. Ева потянулась назад и открыла ему дверь. Кумус вышел. За все время с момента их встречи Ева и Кумус не сказали ни слова.

У себя в кабинете Ева с чувством выполненного долга поедала пирожные и пила чай. Пришла Лариска, пришлось отдать последний эклер.

— Почему так получается? — спросила Ева задумчиво, баюкая горячую чашку в ладонях. — Когда что-то планируешь, рассчитываешь, ничего не выходит. А наобум, ни с того ни сего, как будто черт помогает?

Лариска облизала пальцы и медленно вытирала их платком. Она подумала, что Ева говорит про Николаева.

— А знаешь, мне Сережа очень нравился. — Лариска не смотрела на Еву.

— Да кому он не нравился. — Ева не сразу поняла, что Сережа — это Николаев.

— Я сделала аборт в прошлом году. После тур слета. Пожалела потом, истерика, то-се, мой милый настоял, сказал, сделаешь аборт — поженимся. А Сережа отвез меня после работы на какие-то аттракционы, катал на «чертовом колесе» и рассказывал, как ты ему нравишься, как вы поженитесь, сколько будет детей… Я изревелась вся, а он не понимает, чего я реву… Я своему милому потом сказала: да, я сделаю это, но ты женишься на мне, — если уж я на такую жертву пойду, то только из-за женитьбы… Распишемся и пойдем кататься на «чертовом колесе».

— Я раньше думала, что люди женятся в таком случае, чтобы родить ребенка, а не для аборта.

— А мой все говорил, что у нас жизнь впереди, детей заводить рановато. Женились. Покатались на «чертовом колесе», а удовольствия никакого. Мой муженек подробно описал, как его укачивает на подобных снарядах. Никакой романтики… То ли дело — Сережа! Заводной и глупый. В мужья он, конечно, не годился. Но друг — самый лучший.

Ева не выдержала и достала бутылку коньяка. Бутылка была початой, но коньяк отменный, болгарский и старый. Ева сполоснула свою чашку, налила себе и Лариске. Лариска посмотрела ласково:

— Ты пей, а я условно… Мне вроде нельзя… Я решила больше не ждать, когда же наступит это главное время, и наплевала на бездетное существование моего муженька..

— Ну! Ты ждешь ребенка?

— Да. Уже два года жду, дождалась. Так» что давай за самого-самого… Будет мальчишечка — Сережа… А девочку я назову Евой, вот честное слово, назову! — Лариска приподняла чашку, поставила ее на стол и собрала крошки из коробки с пирожными. — И не реветь!

Ева улыбалась радостно и совершенно естественно. Лариска сначала подозрительно осмотрела ее улыбку, потом не выдержала и улыбнулась сама.

— Дура ты, — сказала она ласково. — И все у тебя дурацкое: когда не надо — плачешь, когда надо — смеешься… И до чего ж ты хороша! А я теперь растолстею, одомашнюсь, ем все подряд с утра до вечера… Ко мне тут пришла психолог… Растрепанная такая, не помню, как зовут, она спрашивает: «О чем вы думаете, когда пишете заключение, когда дело закрыто и передается в прокуратуру?» Я честно сказала, что вот пока писала, только и думала о хорошей куриной ножке. Я думаю, что теперь мне хана. Уволят.

— Ну, ты еще успеешь пожелать мне удачи.

— Удачи тебе.

Если бы полковник Гнатюк не был так удручен смертью старшего инспектора Николаева, он бы прислушался к своей тревоге. Но странное сосущее чувство страха и тоски, которое в последнее время посещало его, как бы предупреждая о больших проблемах, в этот день он объяснил уже случившимся. И очень ошибся. Уговаривая себя заняться как следует работой, он настоял-таки на допросе Опушкина-Кота в своем управлении. Вызвал следователя Калину, поставил задачу. Глядя в ее напряженное лицо с пустым застывшим взглядом, рассказал про ключ, про банк, протянул подготовленный отчет. Калина не хотела присутствия на допросе Кургановой, но говорила об этом с неохотой, не настаивая. И Гнатюк сказал, что Курганова будет.

Калина должна была поехать с нарядом в тюрьму, взять Кота и отвезти на место убийства Карпатого для следственного эксперимента. Потом привезти в управление для допроса.

В три часа дня Калина позвонила и сказала, что следственный эксперимент проведен, что Кот ведет себя весело и спокойно, похоже — и это следует из некоторых его высказываний, — он знает об аресте Закидонского. Гнатюк вызвал Еву и велел подготовиться к допросу через полчаса.

Расхаживая по кабинету, он думал, что же так радует Кота в задержании Закидонского. Ну, допустим, можно говорить больше и свалить больше, Закидонский в тюрьме, а не на воле, вроде как и дать ему должны больше, чем Коту… Это да, но в таком случае Паша и Кот — не друзья, а Гнатюку хотелось друга Закидонского, именно друга, чтобы по-настоящему раскрутить этого странного преступника… Если Кот рад аресту Слоника, значит, он и не надеялся на его помощь с воли, значит — не друг. Будет топить. Тоже неплохо… Гнатюк быстро набросал вопросы для Калины, чтобы подложить ей этот листок в нужный момент.

Следователь Татьяна Дмитриевна Калина пригласила Еву для важного разговора. Ева только тяжело вздохнула. Она рассчитывала на лекцию о приличном поведении во время допроса.

А Калина готовилась к разговору, нервничая. Но как только она задала Еве свой первый вопрос, нервное состояние совершенно прошло, глаза ее блеснули остро и так стервозно, что Ева растерялась.

— Как вы относитесь к проституткам, Ева Николаевна? — спросила Калина, зайдя к Еве в кабинет.

— Никак не отношусь, — обалдев, сказала Ева. — А что, есть проблемы?

— А вот здесь вы ошибаетесь, Ева Николаевна, очень даже вы к ним относитесь! — Калина смотрела дерзко и насмешливо.

«Боже, — подумала Ева, — да она острит!»

— Правильно ли я вас поняла, Татьяна Дмитриевна, вы пришли ко мне, чтобы сказать, что я — проститутка?