Женщина— апельсин - Васина Нина Степановна. Страница 45

— Вот свинья, — сказала Ева, укладывая свои вещи в коробки. Она удивилась, что отнеслась ко всему этому спокойно.

— Самое интересное, знаешь что? Тебя очень хочет этот отдел по экономическим. Правда, из наркотиков мужик такой, хмурый все время.

— Козлов.

— Точно, он весь посинел, со всеми переругался, так уговаривал перевести тебя в наркотики.

— Он любит смотреть меня на стрельбище.

— Ну вот, тебе, может быть, интересно, какой основной довод экономики был в их пользу? Твоя неотразимость!

— Вот свиньи, — сказала Ева устало.

— А ты чего сама не попросилась в наркотики?

— Не знаю. Думала, меня под следствие. Свинья, короче.

— Я, пожалуй, пойду. — Лариска неуверенно прошла к двери. — Я вижу, ты не в себе, соберись.

Когда Ева тащила свою коробку на третий этаж, ее остановил на лестнице бодрый, небольшого роста и с буденновскими усами юркий мужичонка. Ева равнодушно отдала коробку и почти не слышала, что он говорил, семеня за ней по коридору.

В новом кабинете в глаза сразу бросились красивые темно-красные пластиковые рамы на окнах. Стол был углом, на одной стороне стола стоял компьютер с небольшим монитором. В углу комнаты из небольшой декоративной вазы почти до потолка устремилось подозрительно безупречное ярко-зеленое растение.

— Красиво живете, — рассеянно сказала Ева. Мужичонка облегченно сбросил коробку на стол.

— Я, гм… в гражданском, но очень рад, очень рад. Можете представиться по форме! — Ева смотрела с недоумением, она, похоже, не понимала. — Подстаканов Илья Ильич, ваш непосредственный начальник!

Ева вытаращила глаза, но быстро прижала пятки и вытянула руки по швам:

— Разрешите представиться! Старший лейтенант.

— Ну вот и ладненько, сработаемся! Я лично очень рад, очень рад, — потирал руки, обходя Еву, как новогоднюю елку, полковник Под-стаканов. — Самое главное, знаете что?

— Никак нет.

— Я знаю! В нашем отделе с вами никогда не случится таких профессиональных конфузов, вот что! Да вольно!

— В каком смысле? — Ева ошарашенно смотрела на расхаживающего кругами Подстаканова.

— Ну, всякие там убийства на допросах, сексуальные домогательства, ни Боже мой! У нас другие клиенты. Другие! Вижу, что не понимаете. Ну, ничего, поработаете — поймете. Это же не уголовники, понимаешь, которые женщин покупают при случае, а то и не успевают, необразованные крысы… У нас другой контингент, вот что я вам скажу! Интеллигенты, ядрена мышь, ухоженные, с маникюром, и в силу своих тяжелых профессиональных обстоятельств почти все, бедняги, к женщинам спокойны.

— Почему? — спросила Ева.

— Э-э-э… Или давно поженаты на хорошо обученных дамах, — полковник при этом так пробежался пальцами в воздухе, словно играл гаммы, — или, кто поактивней, наелись этого до отвала, или, что совсем понятно, такие ядреные профессионалы, что полностью вот этим свои мужские способности уничтожили, — он ткнул пальцем в компьютер. — И подход к ним нужен особый: никаких крайностей, да что я тебе говорю, сама поймешь. Устраивайся! — Он осторожно, словно пританцовывая, пошел к двери.

Ева еще стояла в оцепенении, когда дверь опять открылась и радостный Подстаканов доверительно сообщил:

— Ну ты уж совсем не скисай, чего красоте пропадать! Хотя отдел наш и бабский — шесть баб, но имеются в наличии и хорошо подготовленные мужские кадры! К тебе и опера перевели из убийств, сам напросился, мо-о-олоденький! Идет, коробки тащит!

Ева рассеянно смотрела на открывающуюся широко дверь. Кто-то тащил сразу три коробки, спрятавшись за ними и тяжело пыхтя. Когда коробки были пристроены на полу, на Еву весело и чуть заискивающе смотрел потный оперуполномоченный Волков.

— Закрой дверь, — сказала Ева.

— Ева Николаевна, возьмите меня, я буду стараться. — Волков смотрел ей в глаза, улыбаясь. — Меня все равно уже приказом назначили, я сам напросился, еще в пятницу написал заявление. Как только мне сказали, ну, про этот допрос, я сразу подумал: «Какая женщина!»

— Ты не волк, ты — лиса, — грустно сказала Ева. — На что ты мне нужен.

— Вам все равно полагается уполномоченный, у меня испытательный срок кончается в следующем месяце, будут назначать! И потом, Ева… Николаевна, я же для вас просто находка, и сейчас докажу.

— Валяй!

— У вас на столе уже первое дело лежит. Пенсионерка на инвалидности и многодетная мать меняли друг другу пятьдесят долларов. Экономическое преступление! Статья… сто семьдесят два, да?

— О Господи! — закричала Ева и села. — Какой кошмар!

— Вот и говорю, кошмар. Я так подумал, неужели Ева Николаевна будет этим заниматься? Стыд, да и только. Нет, вы не подумайте, у них не всегда так. Это просто конец месяца, там у банков, наверное, весь оперативный состав отдела сегодня пасется, вот Максимову повезло больше, у него два мужика тыщу меняли с рук. Короче, допрос проведен по всей форме, протоколы составлены, сегодня, понимаете, указ вышел об обмене только по паспортам. Удачный день, говорю, в этом плане, — добавил неуверенно Волков, видя полное отчаяние на лице Евы. — Нет, вы меня поймите, я буду незаменимым, я все сделаю, землю рыть буду! Просто я понял, что отдел убийств не по мне.

— Здесь тоже бывают трупы.

— Да не боюсь я трупов. Это у меня на китайцев такая аллергия.

В комнате повисла унылая тишина. Перед Евой отчетливо и почти осязаемо возник Николаев, подмигнул, кивнул в сторону Волкова и покачал головой. Ева решительно стукнула по столу рукой. Волков понял, что она сейчас скажет.

— Ладно. Подожди. Не горячись! У меня есть и кое-какие достоинства. Я знаю, ты стреляешь лучше всех здесь. А я — дерусь. Серьезно, не смотри так, у меня отличная подготовка по борьбе, почему я и пошел в органы. Я покажу тебе все мои приемы, ты сможешь шею потом ломать даже горилле в сто килограммов, нежно и незаметно.

Как только Волков перешел на «ты», Ева странно успокоилась, а Николаев исчез. «Он же почти моего возраста… Какая, в конце концов, разница».

— Уговорил. Какая тебе выгода, Волков, я женщина нервная, своенравная!

— У меня шкурный интерес, я потом объясню. Можно мой стол здесь поставить? — Он показал в угол с искусственным цветком.