Женщина— апельсин - Васина Нина Степановна. Страница 65

— Не надо, — сказал Стас неуверенно, — я все равно умираю.

Большая белая лошадь пришла и стала рядом. Его продолжал гладить сзади кто-то мягкий и хороший, потом чуть подвинул ногу и пробрался рукой к интимным местам. Лошадь приподнялась над полом, Стасу показалось, что она подвешена над ним, что из угла смотрит знакомый глаз кинокамеры и кто-то входит в него, почти нечувствительно, но неудобно… Кто-то холодный.

Рыжий секретарь с изумительным голливудским профилем завтракал с Федей, перечисляя наскоро необходимые дела.

— Около девяти встреча со служивыми людьми, последнее обсуждение по поводу тюрьмы, у меня так записано, но подробностей не знаю.

— Я знаю. Дальше.

— После этого разговора мы должны найти турков, их четверо, приехали на днях, и обсудить все конкретно с ними. Они хотят в день побега и улететь. Если первая беседа пройдет плохо, мы должны бегать от турков, пока не договоримся накрепко со служивыми.

— Я договорюсь.

— Гирю с деньгами поймали в аэропорту, улетал в Германию, был Зигфридом Шенфелем. Очень натурально лепетал по-немецки и возмущался. Этот парень, которого мы наняли на Гирю, даже чуть не поверил, извиняться начал.

— Что за парень?

— Частник, ловит за десять процентов от суммы.

— Да… кстати! Что там с Королем, который сидит?

— Король. Слушание дела через пару дней. Ничего серьезного, я думаю, не будет. Макс уже подготовил ему встречу. Думаем, что его освободят с суда, Макс нанял похоронный катафалк с венками, будет встречать.

— Он мне нужен. Как только выйдет, чтоб сразу был у меня.

— Еще несколько мелочей. Киношник, который трюк устроил, от обжорства с непривычки распух. Его ваша жена потащила в баньку и делает ему клизму. Он, оказывается, ни разу за эти дни не был в нужнике по серьезному, кричал, что помирает.

Федя закашлялся и вывалил изо рта все в тарелку.

— Ее забавы меня не касаются! — заявил Федя, утеревшись, потом подумал и спросил:

— Что, нравится ей киношник?

Секретарь молчал, глядя на Федю спокойно и удивленно.

— Это я так просто, для интересу!.. Мне надо, чтобы он тут повертелся еще с недельку, есть некоторые мысли по поводу его талантов и побега. Ежели эти мысли у меня оформятся, я с ним поработаю, а не нужен будет, наградить надо и выгнать. Что ему было надо?

— Он искал своего работника, оператора. Зовут его Ангел, болен на голову и в бегах. Я уже пустил информацию по нашим каналам, его ищут.

— Ну?! — удивился Федя. — А за что в бегах?

— Макс говорит, убивает кого ни попадя колом в грудь, спасает мир от вампиров.

— И какой только погани на свете не водится! — сказал Федя и вдруг перекрестился на иконку.

Стас шел по горе вверх, все вверх и вверх, он нес на спине огромный крест, а все желающие истязали его розгами и проволокой.

— Я сын человеческий! — кричал Стас, пытаясь объяснить, что его спутали с кем-то.

Горячими волнами накатывал нестерпимый дух травы и смерти.

Наталья в мокрой, облепившей ее легкой рубашке парила Стаса сразу двумя вениками. Сначала гнала горячий воздух над распластавшимся телом, потом стегала его нещадно и от души. Распустившаяся коса тяжелым золотом лежала на ее спине, мокрые колечки взметались у потного лица.

Наконец, уставшая, она стащила рубашку и села на лавку. Покрышкин не подавал признаков жизни. Наталья облилась холодной водой из таза. Другой таз выплеснула на Стаса.

Стас взвизгнул тонко и сел, тараща глаза. В клубах пара то появлялось, то исчезало большое красивое лицо, лицо насмешливо кивало, потом выплыли невиданная женская грудь и круглое плечо.

«Это я снимаю? — в ужасе думал Стас. — Что это происходит, я умер или снимаю все это?» Он чувствовал себя невесомым и счастливым. Он только не понимал, где его угораздило найти такую натуру.

В него выплеснулся еще один таз холодной воды. Захлебнувшись, утирая рукой лицо, Стас увидел всю Наталью, она пристально смотрела на него, стоя рядом.

— Почему ты здесь… голая? — спросил он шепотом, потом опустил голову и увидел свое тело. Это тело очень не понравилось Стасу, он прикрылся, как смог, руками. — Почему я голый?

— Потому что ты наконец порадовал свою задницу и опорожнился от души, а потом я тебя помыла как следует! И такой ты теперь хорошенький, чистенький, где хочешь тебя нюхай! А то все «умираю, умираю!», сказал бы сразу, что страдаешь запором, я бы тебе травки заварила! — Наталья подняла руки, закручивая косу на голове.

— Сколько тебе лет, Наталья? — спросил Стас. Его завораживало такое огромное, неестественно белое тело.

— А сколько дашь? Я люблю после баньки босиком дойти до дома, хоть по дождю, хоть по снегу, а ты? Вставай, вот так… Сейчас, как полагается, чайку с настойкой, у меня настойка крепкая, сладкая! И в перинку, а через часик я тебя попотчую, накормлю от души!

Ева с утра приехала в ремонтно-строительное управление, она сказала Волкову, что сама разберется с сантехниками. При слове «сантехники» сердце у нее стукнуло невпопад, тоска подкатила к горлу. Быстро, как при прокрутке, мелькнули в памяти картинки старой дачи, разбитые стекла, старик и старуха у синего моря, жирная жареная утка. Не было ни лица, ни образа любимого, так, осенняя фантазия невпопад.

Ева шла из метро, дул холодный неприятный ветер. Контора РСУ была рядом с метро, но найти ее было нелегко. Проплутав в закоулках несуразного старого дома, Ева остановила старушку, та объяснила, что окна РСУ — вот они, — она показала вниз, на подвальные окна, около которых они стояли, а дверь найти нелегко, рука старушки неуверенно пыталась очертить повороты дома. Ева нашла наконец вывеску у небольшой двери и шагнула вниз и в темноту.

— Есть кто-нибудь? — С улицы она заметила только тень рядом, в темном длинном коридоре.

Кто-то обхватил ее, сильно зажав опущенные вниз руки и закрыл рот губами, влажно и больно засасывая губы.

Ева напряглась, приготовила коленку, но вдруг вспомнила этот странный запах сигарет и чего-то неуловимого, не имеющего названия, но такого родного.

— Эй! — сказала она, когда удалось увернуться от очередного поцелуя. — Так ты обращаешься с иллюзиями! А я только что тебя вспоминала.