Книга Дины - Вассму Хербьёрг. Страница 21

Дина примеряла платья и шляпы так же серьезно, как перед отъездом из отцовской усадьбы тайком примеряла платья Ертрюд.

Бергенские туалеты совершили чудо: Дина стала выглядеть старше, а Иаков — моложе.

Как два неисправимых щеголя, они ловили свое отражение в витринах магазинов и лужах.

Андерс добродушно посмеивался над их безобидным маскарадом.

Дина оценивала товар и считала — складывала, умножала. Когда совершались торговые сделки, она служила для Иакова и Андерса своеобразной счетной машиной. Чем и привлекала к себе всеобщее внимание.

Однажды вечером Иаков выпил и его охватила ревность. Дина беседовала с важным господином, который отнесся к ней с большим уважением, послушав, как она играла Бетховена на пианино в гостиной.

Оставшись с Диной наедине, Иаков заявил ей, что она всегда будет похожа на шлюху, если и впредь будет ходить с распущенными волосами.

Дина не ответила. Но он не унялся. Тогда она изо всей силы ударила его ногой по лодыжке. Он застонал.

— Это все твоя жадность, Иаков! — сказала она. — Тебе просто жалко, чтобы кто-нибудь, кроме тебя, видел мои волосы. Если бы Господь был так же жаден, как ты, у людей бы просто не росли волосы!

— Ты выставляешь себя напоказ! — сказал Иаков, потирая ушибленное место.

— Что я, лошадь? Или карбас? И почему это на меня нельзя смотреть? Тебе хотелось бы, чтобы я стала невидимой, как призрак?

Иаков сдался.

В последний день своего пребывания в Бергене они проходили мимо забора, который пестрел всевозможными объявлениями и афишами.

Дину потянуло к нему, как муху на сладкое.

Небольшие самодельные объявления сообщали о религиозных собраниях или о приеме заказов на шитье.

Разыскивается карманный вор. Он может оказаться весьма опасным.

Пожилой состоятельный мужчина приглашает экономку.

Среди других выделялось большое черно-белое объявление, в котором сообщалось, что состоится публичная казнь преступника, убившего свою любовницу.

Портрет убийцы был так запачкан, что разглядеть его было трудно.

— Ну что ж, семья вздохнет с облегчением, — мрачно пошутил Иаков.

— Я хочу туда поехать! — заявила Дина.

— Смотреть на казнь? — ужаснулся Иаков.

— Да!

— Но, Дина! Его же повесят!

— Я знаю. Это написано в объявлении. Иаков уставился на нее:

— Это ужасное зрелище!

— Почему? Ведь там крови не будет?

— Но он умрет.

— Мы все умрем.

— Дина, по-моему, ты просто не понимаешь…

— А чем лучше, когда режут скот?

— Животное не человек.

— Все равно, я хочу увидеть казнь!

— Это зрелище не для дам. К тому же небезопасно…

— Почему?

— Толпа может расправиться самосудом с богатой дамой, которая пришла туда только из любопытства. Я не шучу, — прибавил он.

— Возьмем извозчика. Мы успеем до отплытия.

— Ни один извозчик не повезет нас туда для развлечения.

— А мы и не будем развлекаться, — сердито заявила Дина. — Мы просто посмотрим, как вешают.

— Дина, ты меня пугаешь! В этом нет ничего интересного!

— А глаза? Я хочу увидеть его глаза… Когда ему накинут веревку на шею…

— Дина, родная, ты не можешь так думать!

Дина смотрела мимо него. Как будто его там и не было. Он взял ее за руку и хотел идти дальше.

— Мне интересно посмотреть, как он будет держаться! — упрямо твердила Дина.

— Есть на что смотреть! Несчастный человек во всем своем убожестве…

— Это не убожество! — раздраженно прервала его Дина. — Это самое важное мгновение в жизни!

Дина упорствовала. И Иаков понял, что она поедет одна, если он ей не уступит.

Они взяли извозчика и на другой день, на рассвете, поехали на место казни. Извозчик не выразил никакого недовольства, как опасался Иаков, но заломил солидную сумму за то, что будет ждать их до конца казни.

К виселице стекался ровный людской поток. Люди стояли вокруг, тесно прижатые друг к другу. Ожидание витало над площадью, как тошнотворный запах рыбьего жира.

Иакова зазнобило, он украдкой взглянул на Дину.

Ее светлые глаза были прикованы к петле. Она тянула себя за пальцы с такой силой, что хрустели суставы. Рот приоткрылся. Дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.

— Перестань! — Иаков накрыл ладонью ее пальцы.

Она не ответила. Но спокойно положила руки на колени. На лбу у нее выступили капельки пота, и вдоль носа побежали два ручейка.

Люди почти не разговаривали. Но над площадью стоял ровный гул ожидания — лучше бы Иаков не слышал его.

Он обнял Дину, когда телега с преступником подъехала к виселице.

Голова преступника была обнажена. Он был оборванный и небритый. В наручниках. Кулаки его то сжимались, то разжимались. Иаков не помнил, чтобы когда-нибудь видел столь жалкого человека.

Преступник безумными глазами смотрел на толпу. Пришел пастор и что-то сказал несчастному. На преступника стали плевать, послышалась брань. Кто-то крикнул: «Убийца!»

От первого плевка преступник вздрогнул. И тут же как будто умер. Покорно позволил снять с себя наручники и кандалы, накинуть на шею петлю.

Подступившие люди набились между экипажем, в котором сидели Иаков и Дина, и оградой, окружавшей виселицу.

Дина встала. Она держалась за откидной верх экипажа, наклонившись над головами людей, что стояли между нею и виселицей.

Иаков не мог видеть ее глаз. Связь между ними прервалась. Он встал, чтобы подхватить ее, если она упадет.

Она не упала.

Лошадь вытянули кнутом, телега рванулась с места, и преступник закачался в воздухе. Иаков обнял Дину. Судороги повешенного тяжело отдавались в ее теле.

Все было кончено.

По дороге к гавани Дина молчала. Не двигалась. Спина у нее была прямая, как у генерала.

Шейный платок Иакова намок от пота. Он не знал, куда деть руки. Его мучила мысль: что было хуже — казнь или желание Дины увидеть ее?

— А этот-то держался молодчиной, — заметил извозчик.

— Да, — тихо откликнулся Иаков.

Дина смотрела в пространство и как будто не дышала. Наконец она громко и глубоко вздохнула. Словно закончила трудную работу, которая давно тяготила ее.

Иакову было не по себе. Весь день он не спускал с Дины глаз. Пытался заговаривать с нею. Но она только улыбалась непривычно тепло и тут же отворачивалась.

На другое утро, уже в море, Дина разбудила Иакова:

— У него были зеленые глаза, он посмотрел на меня!

Иаков прижал ее к себе и стал покачивать, словно ребенка, которого не научили плакать.

По пути домой они заехали к друзьям Иакова в старинное имение Тьотта. Они как будто попали в древнюю королевскую усадьбу. Такие там царили порядки, и такой им был оказан прием.

Иаков опасался Дининых выходок. И в то же время был горд, как охотник, который показывает своего нового сокола. Тут уж волей-неволей приходилось мириться с тем, что эта птица больно клюет того, кто держит ее без перчатки. На Дину не произвело ни малейшего впечатления, что они гостят в усадьбе, которая в былые времена принадлежала и помощнику судьи, и советнику юстиции и в пору своего величия была больше трех пасторских усадеб, вместе взятых. От нее не дождались вежливых восторгов по поводу великолепного убранства комнат. Она даже не обратила внимания, что в главном двухэтажном здании было тридцать четыре локтя в длину.

Но всякий раз, когда они проходили мимо древних каменных надгробий у въезда в усадьбу, Дина замирала на месте. Она преисполнилась глубочайшего уважения к этим старым камням и хотела узнать их историю. И выбегала даже босиком, чтобы посмотреть на них в причудливом вечернем освещении.

Хозяин рассказал, как получилось, что весь Нурланд попал в руки богатого датчанина Йокума Юргенса, или Иргенса, как его еще звали.

Этот управляющий королевскими владениями в Ютландии был камергером Христиана IV. Сей великий хитрец продал королевскому двору столько рейнского вина и жемчуга, что, когда пришло время расплачиваться, у казны не хватило средств. Вместо серебра ему отдали, согласно документу от 12 января 1666 года, все королевские владения в Хельгеланде, Салтене, Лофоте-нах, Вестеролене, Анденесе, Сенье и Тромсё. Так король возместил свой долг в тысячу четыреста сорок вогов [7] cеребра.