Испытание адом - Вебер Дэвид Марк. Страница 58

Но после убийства Гарриса апрелисты оказались в щекотливом положении. С одной стороны, даже среди той части населения, которая не одобряла деятельность СГП в целом, они пользовались репутацией «городских партизан», а не «террористов». С этой точки зрения включение их представителей в Комитет общественного спасения придавало правительству Роба Пьера своего рода «респектабельность».

Но зато в глазах радикалов, вроде Корделии Рэнсом, апрелисты являлись подозрительными «чистоплюями», и подозрения в их адрес усиливались по мере раскручивания маховика репрессий.

К счастью для Причарт, почти сразу после переворота она оказалась в штабе Сен-Жюста. Ей хватило ума не отказываться от этого предложения, и в результате, пока другие лидеры апрелистов исчезали один за другим в угоду… более ревностным защитникам интересов народа, Причарт заняла прочное положение народного комиссара.

Опыт подпольщицы сослужил ей добрую службу: она умела маскироваться, не поддалась охватившей многих в первые дни правления Комитета эйфории и не разделила судьбу менее осторожных (и поплатившихся за это) товарищей по борьбе. Когда Комитет усилил свою стальную хватку и соратники Элоизы пали жертвой тех, кого считали идеологическими союзниками, Причарт уже снискала репутацию не просто бывшей подпольщицы, но ревностного хранителя Нового Порядка в Народной Республике. Она балансировала на краю пропасти, однако ее донесения, касавшиеся офицеров невысокого ранга, над которыми ей поручали надзирать на первом этапе, произвели на Сен-Жюста самое благоприятное впечатление. По правде сказать, он оценил относительную умеренность, выгодно выделявшую ее на фоне избыточного революционного рвения большинства народных комиссаров. Ей стали давать все более деликатные поручения, ее положение в БГБ становилось все более прочным. О ее истинных мыслях и чувствах высшее руководство, разумеется, не догадывалось.

А потом ее приставили к Жискару. Неужели это случилось всего четыре года назад? Порой ей казалось, что с тех пор прошла целая жизнь, порой – что это случилось только вчера. Втянутая в безумный водоворот проводимых Пьером преобразований, она стала участницей сюрреалистической драмы – истории любви между офицером флота и его комиссаром.

То, что им удавалось скрывать свои отношения так долго, было настоящим чудом. Каждый день являл собой очередное торжество над обстоятельствами, очередной выигрыш в смертельно опасной игре. Оба они знали, что ни в одной игре нельзя выигрывать вечно, но единственное, что им оставалось, это идти дальше и дальше по тонкой, туго натянутой проволоке, увертываясь от подстерегавших их на каждом шагу ударов судьбы, и надеяться… что когда-нибудь, как-нибудь все изменится….

Странно, но Жискар ни разу даже не задумывался о возможности изменить все самому. Ни он, ни она не представляли себе возможности перехода на сторону противника. Горстка офицеров, включая бывшего наставника Жискара, Альфредо Ю, сделала такой выбор. Но хотя Хавьер относился к Ю с глубочайшим уважением, он просто не мог последовать его примеру, причем сам не знал, считать это признаком добродетели или беспросветного идиотизма.

– Ты правда веришь, что МакКвин сумеет это провернуть? – спросил он, помолчав.

Причарт, откинувшись назад, подняла бровь и пожала плечами.

– Думаешь, она действительно сумеет наладить нормальную работу военного ведомства и не попасть при этом под чистку? – пояснил Жискар.

– Необходимые способности у нее, несомненно, есть, – задумчиво произнесла Причарт. – И возможность использовать свои способности ей представилась лучшая, чем кому-либо другому. Но вот удастся ли ей использовать их полностью…

– Признаюсь, меня тревожат разговоры о ее непомерных амбициях, – сказала Жискар.

– Заверяю тебя, Сен-Жюст прекрасно осведомлен. Я не видела ее досье, сам понимаешь, но слышала, что решение о ее назначении Пьер продавил не без сопротивления.

– Несмотря на то, что она прихлопнула Уравнителей? – Жискар попытался пошутить, но шутка прозвучала фальшиво, и Причарт скорчила гримасу.

– Может быть, как раз из-за того, что она прихлопнула Уравнителей. Уж больно лихо это у нее получилось. К тому же она проявила недюжинную выдержку и снискала популярность в народе. Кроме того, многие считают, что, если бы не та авария, она не остановилась бы на достигнутом. Мне все же кажется, что они ошибаются. Уверена, Фонтейн, да и сам Сен-Жюст, придерживаются того же мнения. Полагаю, она сообразила, что отсутствие у нее широкой опоры во властных структурах не позволит ей удержать власть, даже если она захватит ее силой, и, хочется верить, ей противна мысль о возможных последствиях попытки переворота для нашей многострадальной Республики. Но сейчас дело обстоит иначе. Если ей удастся создать основательную базу и найти, на кого опереться, она может повести себя более решительно.

– Но это понимаешь не только ты, – указал Жискар. – Так что, во всяком случае до поры, ей следует соблюдать крайнюю осторожность, ибо любая оплошность даст ее противникам сильные козыри.

– Ума у нее хватает, и до сих пор она вроде бы все делала как надо. Но у нее те же проблемы, что и у нас с тобой, Хавьер. Чем лучше она делает свое дело, чем больших успехов добивается, тем опаснее становится в их глазах.

– Замечательно, – с горечью вздохнул он. – Мало того что мы живем в дурдоме, так еще и заправляют в нем не доктора, а психи!

– Что правда, то правда, – невозмутимо согласилась Причарт. – Но тут мы с тобой ничего поделать не можем. Остается лишь постараться выжить, а попутно попробовать сделать что-нибудь полезное для Республики.

Их взгляды снова встретились, и Жискар криво улыбнулся. Оба они, оставаясь наедине, редко произносили слово «народ». Их верность принадлежала Республике. Или, по крайней мере, тому республиканскому идеалу, возвращение к которому обещал Пьер. Что, с точки зрения БГБ, могло бы стать исчерпывающим доказательством их неблагонадежности.

Эта мысль заставила Жискара хмыкнуть, и Причарт подняла бровь, словно прося его произнести шутку вслух. Но Жискар лишь покачал головой, после чего наклонился и припал к ее губам. Им удалось оказаться наедине впервые за долгое время, и от этого поцелуя у обоих закружилась голова.

Оторвавшись (это произошло не скоро), Хавьер заглянул в ее сияющие топазовые глаза.

– Думаю, гражданка комиссар, нам есть чем заняться, – задыхаясь, пробормотал он и, нежно подхватив ее на руки, направился к дверям спального отсека своей адмиральской каюты.

ГЛАВА 18

– А ну вылазь, чертова штуковина… Ага!

Скутер Смит снова сел на корточки и торжествующе ухмыльнулся: ему, наконец, удалось извлечь дефектный привод третьего лазерного кластера. Смит ума не мог приложить, каким образом бракованная деталь прошла сквозь многочисленные проверки, но факт оставался фактом: установленный привод во время вчерашнего испытания мало того что отказал, так он еще и деформировался. В результате, для того чтобы извлечь неисправный блок, техникам пришлось разобрать всю секцию, но даже после этого они провозились с ним добрых два часа.

Смит бросил деталь технику и встал, потирая затекшую поясницу.

Одним из приятных новшеств, связанных с работой в доках «Минотавра», было то, что кто-то скрупулезно позаботился обо всех мелочах, касающихся обслуживания и снабжения. До перевода сюда Смит занимал должность начальника секции штурмовых шаттлов на борту «Лойцена» и, как всякий специалист, отвечающий за поддержание малых судов в рабочем состоянии, привык проводить как минимум треть рабочего времени в контактном или тяжелом скафандре, плавая в вакууме при полной невесомости.

Легкие атакующие корабли «Минотавра» во многих отношениях представляли собой этаких несколько укрупненных собратьев шаттлов и ботов, и Смит полагал, что ему придется столкнуться со знакомыми проблемами, причем в соответственно увеличенном масштабе. Однако его ждало приятное разочарование.