Короткая победоносная война - Вебер Дэвид Марк. Страница 57

Лифт остановился, дверь открылась, и Хонор изящным жестом пригласила Юнга на выход. Бок о бок с ней он прошествовал по коридору к кают-компании флагманского корабля, и, когда они вошли, адмирал Сарнов поднял глаза.

— Капитан Юнг, сэр, — представила Хонор, и тот отдал честь.

Сарнов молча и довольно долго рассматривал Юнга, затем выпрямился. Юнг встретил его взгляд равнодушно, но что-то в зеленых глазах адмирала предупредило его, что еще один флаг-офицер принял сторону этой сучки. Чем же она его купила?

— Капитан, — поздоровался Сарнов. Юнг заиграл желваками под прикрытием своей бороды, потому что адмирал не назвал его лордом.

— Я полагаю, что вам есть что сказать по поводу того, как наша ситуация видится из Мантикоры, — продолжил Сарнов, — и я очень хочу вас выслушать. Садитесь, пожалуйста.

Юнг опустился в кресло, аккуратно поправляя шпагу. Она была громоздкой, зато придавала владельцу блеск превосходства, особенно когда он сравнил свой роскошный наряд с простым повседневным мундиром адмирала. Сарнов взглянул на него, а затем перевел глаза на Харрингтон.

— Я знаю, что у вас есть предварительная договоренность о встрече на базе, леди Хонор.

Челюсти Юнга плотно сжались, потому что на этот раз адмирал употребил в обращении титул — ее титул!

— Мы с капитаном Юнгом, несомненно, будем заняты здесь какое-то время, так что я не задерживаю вас. Не забудьте о селекторном совещании. — Легкое подобие улыбки коснулось его губ. — Возвращаться на борт не обязательно, если только не возникнет срочная необходимость. Так что можете использовать коммуникатор базы, если вам это удобно.

— Благодарю вас, сэр. — Хонор вытянулась, затем взглянула на Юнга. — Всего доброго, капитан, — сказала она нейтральным голосом и исчезла.

— А теперь, капитан Юнг, — Сарнов снова сел и откинулся на спинку стула, — к делу. Вы доставили мне сообщение от адмирала Капарелли, в котором говорится, что он весьма подробно обсуждал с вами ситуацию, прежде чем послать вас сюда. Так что, полагаю, вы можете начать с того, что передадите мне в точности то, что сказал Его Светлость.

— Конечно, адмирал. — Юнг развалился в кресле и скрестил ноги. — Прежде всего…

Глава 21

Роберт Стэнтон Пьер замедлил движение своего маленького, не поддающегося описанию аэромобиля, выскользнул из общего транспортного потока и перевел бортовой компьютер для захода на посадку под контроль башни Хоскинс. Он сидел, разглядывая раскинувшиеся внизу сверкающие океаны и горы огней Нового Парижа, столицы Народной Республики, и на лице его было угрюмое суровое выражение — чего он не мог позволить себе при дневном свете.

Ночное движение, да еще в столь поздний час, нельзя назвать напряженным. Жаль, Пьеру хотелось бы обратного: множество снующих во всех направлениях транспортных средств позволило бы ему затеряться в общей суете. Но его официальное расписание было таким плотным, что он никак не мог ускользнуть в течение дня, особенно если учесть, что головорезы из Министерства госбезопасности Палмер-Леви следили за ним, как ястребы.

Конечно, они вовсе не были ястребами — этими прекрасными охотничьими птицами. Плотно сжатые губы Пьера дрогнули в кривой усмешке, несмотря на сдерживаемую внутри боль. Покажите им то, что они ожидают увидеть, и можете рассчитывать, что они это увидят и не будут искать ничего другого. Вот почему он был уверен, что они знают о его встречах с ПГП. Партия гражданских прав так долго была частью системы, что у ее руководства, как правило, правая рука понятия не имела, что делает левая. И этот бардак низводил организацию до уровня прикрытия настоящей деятельности Пьера. И не то чтобы ПГП не могла оказаться полезной, если — и когда — придет время. Просто она была совсем не той ПГП, о которой Палмер-Леви (или, кстати сказать, большинство партийных лидеров) была хоть немного осведомлена.

Система автоматического контроля подвела аэромобиль к шпилю башни, и Пьер переключил внимание на нее.

Башня Хоскинс, высотой более четырехсот этажей и диаметром один километр, была огромным шестиугольным стаканом из стекла и керамобетона, с аэропорталом для воздушного транспорта. Она вздымалась в небо, прочь от зелени, оставшейся далеко внизу. Некогда башни Нового Парижа — каждая как самостоятельный маленький город со своими законами — были его гордостью. Но якобы почти неразрушимый керамобетон башни Хоскинс начал трескаться и осыпаться спустя жалкие тридцать лет после окончания строительства. С близкого расстояния можно было увидеть, что облицовка башни, как проказой, покрыта пятнами небрежно положенной штукатурки и следами поспешного ремонта, однако издалека она смотрелась вполне прилично. Пьер знал, что верхние двадцать три этажа закрыты и стоят пустыми уже больше пяти стандартных лет из-за серьезных аварий канализационной системы. Хоскинс по-прежнему болтался в списке заявок на вызов ремонтных бригад, которые, может быть, однажды и найдут время заняться здешними трубами. Если, конечно, бюрократы не перестанут отвлекать их на более срочные аварийные участки — как, например, плавательный бассейн президента Гарриса… а может, ремонтники решат, что жить на долю куда легче, и просто уволятся.

Пьер не любил башню Хоскинс. Она напоминала слишком много эпизодов из его прошлого, а тот факт, что даже менеджер долистов при всем своем влиянии не мог обеспечить ремонт канализационной системы, приводил его в бешенство. Но это был его район столицы. Он контролировал голоса избирателей, проживающих в Хоскинсе, и его обязанностью было следить, чтобы они получали свою долю благ от системы социального обеспечения. Поэтому он был для них очень важным человеком, и это обеспечивало ему здесь такую защиту, которой даже Палмир-Леви не могла добиться… или сломить.

Пьер скривил губы, когда система управления направила аэромобиль в пустое внутреннее пространство башни и повела вниз по вертикальному скудно освещенному туннелю. Несмотря на физическую молодость, продленную пролонгом, его возраст все-таки составлял девяносто один год, и он еще помнил другие времена. Время, когда он пробивал свой путь из долистов, когда разложение не проникло так глубоко в Республику. Это было время, когда аварию в башне Хоскинс ликвидировали бы за несколько дней. А если бы обнаружили, что бюрократы, отвечающие за ее возведение, использовали некачественные материалы и нарушили инженерные правила при строительстве огромного здания с целью прикарманить огромные прибыли, то судебное разбирательство и тюремное заключение были бы неизбежны. Теперь никто об этом даже не беспокоился.

Он нажал крохотную кнопку, и воздушная машина вырвалась из цепких рук системы управления посадкой. Это было незаконно и практически невозможно, но, как и повсюду в Народной Республике, существовали обходные пути для имеющих деньги и желание пользоваться ими.

Он ушел резко в сторону, подвел аэромобиль к покинутой квартире на триста девяносто третьем этаже и посадил на террасу. Терраса не была предназначена для таких посадок, но именно для этого воздушный автомобиль был таким маленьким и легким.

Пришло время, подумал Пьер отключая системы аэромобиля, отремонтировать башню Хоскинс… помимо всего прочего.

Уоллес Каннинг вскинул голову, движение было быстрым и нервным. Его каблуки звонко щелкали на голом полу, эхом отзываясь в огромных пустых коридорах, будто за ним шагал невидимый легион. За последние три года у него было много подобных встреч, некоторые проходили и в более необычных условиях. От паники не осталось и следа, пульс тоже пришел в норму, едва в сердцевине раскатов глухого эха он различил звук одиноких шагов, вдалеке появилась полоска света.

Он пошел вдоль стены, наблюдая, как полоска превращается в прыгающий из стороны в сторону луч: по лестнице спускался человек. На полпути вниз луч ярко вспыхнул и прижал Каннинга к стене, и он отвернулся, защищая глаза от яркого света. Луч на секунду уперся в Уоллеса, а затем метнулся обратно, осветив валявшиеся на ступеньках куски штукатурки, упавшие с потолка. Наконец он допрыгал до подножия лестницы, вернулся к Каннингу, и Роб Пьер, переложив фонарик в левую руку, протянул вперед правую.