Космическая станция «Василиск» - Вебер Дэвид Марк. Страница 7

Яначек, дослужившийся в свое время до адмирала, имел репутацию человека твердого и решительного, но более реакционного старого ксенофоба найти было трудно. Он принадлежал к группе, выступавшей против присоединения терминала на Василиске к Мантикорской туннельной Сети на том основании, что это «восстановит против нас соседей» (читай, будет первым шагом на пути к международному авантюризму). Несмотря на всю свою аполитичность, Харрингтон имела сносное представление о тех, с кем ее угораздило связаться.

В данный момент для «Бесстрашного» имел наибольшее значение тот факт, что Хэмпхилл приходилась Яначеку троюродной сестрой, а сам Яначек питал личную неприязнь к адмиралу Александеру Более того, новый Первый лорд склонялся к точке зрения традиционалистов, видевших корни агрессивности хевенитов в насильственном сдерживании их экспансии. И наконец, Хэмпхилл входила в число Красных адмиралов. Адмиральские звания в КФМ [5] были разделены на адмиралов второго ранга, «Грифонов», они же Красные адмиралы, и адмиралов первого ранга – «Мантикор», или Зеленых. По выслуге лет любой адмирал попадал со временем из низшего разряда в высший, – но самые нетерпеливые вояки постоянно норовили тем или иным способом перепрыгнуть через головы коллег. Имея в родственниках Первого лорда, леди Соня имела все шансы вне очереди просочиться в Зеленые – особенно если сумеет продемонстрировать на практике полезность своих теоретических разработок. Ради ее карьеры и потрошили в данный момент несчастный кораблик.

Виктория все-таки зарычала и пинком отправила стул через всю каюту. Удовлетворение оказалось сиюминутным, и она, плюхнувшись обратно в кресло, снова уставилась в экран.

Итак, похоже, ее сделали капитаном «в награду» за то, что курс тактики адмирала Курвуазье она окончила лучшей. А «Бесстрашному» предстояло стать секретным оружием Хэмпхилл на предстоящих флотских учениях. Этим и объяснялась завеса тайны вокруг переоборудования корабля. Хэмпхилл наверняка хихикает и потирает руки в предвкушении. Знай Виктория обо всем заранее, вероятнее всего, дала бы волю эмоциям, плюнув на потерю нескольких очков, только бы избежать подобного!

Харрингтон снова потерла глаза. Знает ли Маккеон об их роли во флотских учениях? Вероятно, нет. Он выглядит недостаточно расстроенным – ведь он не может не понимать, как скажется данное «переоборудование» на боеспособности и, главное, на репутации «Бесстрашного».

Как ни печально, на бумаге вся затея в целом выглядела вполне осмысленно. Для каждого военного корабля силовые барьеры составляли первую и главную линию обороны. Импеллерная тяга создавала пару сжатых гравитационных лент над и под корпусом – открытый с обоих концов клин, – способных разогнать корабль до скорости света практически мгновенно. Разумеется, на практике подобный толчок превратил бы экипаж любого судна в кровавое месиво. Даже при современных инерционных компенсаторах максимальное ускорение, какое мог выжать военный корабль на импеллере, не превышало шестисот g. Но дело было не только в движении: ни одно известное оружие не могло проникнуть сквозь основные тяговые ленты импеллерного клина военного класса. Таким образом, простое включение импеллеров защищало корабль от любого огня снизу или сверху.

Однако оставались открытыми бока импеллерного клина – пока кто-то не изобрел силовые барьеры и не распространил защиту на фланги. Прикрыть носовой и кормовой секторы хотя бы гравистенкой все еще не представлялось возможным. Зато тяговые ленты превосходили мощностью самые сильные из когда-либо созданных гравистен. Фланговые барьеры можно было пробить специальными ракетами, но только в сочетании с мощным энергетическим оружием, действовавшим на очень близком расстоянии.

Это, в частности, привело к возникновению поганой закономерности: битвы в глубоком космосе, независимо от их важности со стратегической точки зрения, заканчивались обычно вничью. Флот, попавший в переделку, просто поворачивал корабли непроницаемыми плоскостями импеллерных клиньев к противнику и таким образом пресекал любую возможность ведения боевых действий. Единственной контрмерой было упорное преследование, но при этом атакующие оставляли открытыми носовые сектора своих кораблей, подставляясь, таким образом, под продольный огонь прямо в лоб. Сражения между крейсерами довольно часто велись до победного конца, но столкновения тяжелых судов почти всегда превращались в церемонный замысловатый танец, в котором обеим сторонам известны все фигуры.

Ситуация оставалась почти неизменной более шестисот стандартных лет; лишь время от времени, по мере усовершенствования лучевого оружия или изобретения инженерами-оборонщиками новых способов затруднить проникновение ракет, увеличивалась дистанция боя. Хэмпхилл и ее технофилы, находившие данное положение дел – неприемлемым, преисполнились решимости доказать эффективность гравикопья, способного, с их точки зрения, «разрушить застойное положение».

Теоретически Виктории надлежало содействовать им в этом вопросе. Теоретически. В глубине души она желала, чтобы они оказались правы, и даже мечтала об осуществлении их планов. Тактик в ней ненавидел формалистические битвы. Достойным объектом для ведения боевых действий является только флот врага, а если его соединения невозможно уничтожить сразу, приходится прибегать к стратегии истощения и блокады – и в результате такой изнурительной войны потери становятся громадными.

И все-таки «jeune ecole» заблуждается. Гравикопье действительно способно достичь когда-нибудь предполагаемого потенциала, но на данный момент, безусловно, его не имеет. При самом минимальном везении его прямой удар способен выжечь любой боковой генератор. Но это громоздкое, медлительное, тяжелое оружие, дальнобойность которого при оптимальных обстоятельствах достигает едва ли сотни тысяч километров.

И это, мрачно подумала Виктория, главный изъян. Пока ее крейсер будет приближаться к противнику, тот еще за миллион километров примется лупить по нему ракетами, а после, на расстоянии, вчетверо превышающем радиус действия копья, присоединит к ним энергетическое оружие. Копье еще имеет смысл держать на борту тяжелого корабля, где есть куда девать лишний вес, но только идиот (или Кошмариха Хэмпхилл) способен разместить его на борту легкого крейсера! «Бесстрашному» просто нечем защищаться. Он не способен выдержать сосредоточенный вражеский огонь – а благодаря хэмпхилловскому «нововведению» корабль лишился почти всего остального атакующего оружия! О, конечно, если ей удастся подобраться на расстояние действия гравикопья и если копье сделает свое дело, тяжелые энерготорпедные батареи разорвут на части что угодно, хоть супердредноут. Но только «если» – поскольку против неповрежденной стены энергетические торпеды не более эффективны, чем корзинка тухлых яиц.

Безумие – и Виктория должна заставить его сработать.

Она еще какое-то время смотрела на экран, затем с отвращением выключила его и небрежно развалилась поперек койки. Нимиц потянулся, спрыгнул со своего насеста и свернулся клубком у нее на животе. На сей раз хозяйка заговорила с ним и принялась гладить по шкурке, а кот пристроил голову на у нее груди.

Харрингтон подумала, не заявить ли протест. В конце концов, традиция предоставляла капитану право оспорить изменения, проводимые на подчиненном ему судне, но борт КЛ-56 еще не находился под ее командованием, когда поступил приказ о переоборудовании. Виктория точно знала, как отреагирует Хэмпхилл на любой протест, да и слишком поздно исправлять причиненный вред. Кроме того, приказ есть приказ. Как бы глуп он ни был, ее работа заключалась в его выполнении; что да, как говорили в Академии, то да. Даже не будь приказа, «Бесстрашный» оставался, волей Божьей, ее кораблем! Никакая Хэмпхилл не испортит репутацию крейсера, если в силах Виктории помешать этому.

Под всепроникающее урчание Нимица Харрингтон заставила мышцы расслабиться. Ей так и не удалось понять, что делает кот, но в основе, скорее всего, лежала эта его таинственная экстрасенсорика. Как бы то ни было, она почувствовала, что ее ярость растворяется и уступает место решимости.